8-го апреля председатель Следственно комитета при Прокуратуре РФ Александр Бастрыкин, выступая на заседании Общественной палаты по вопросам совершенствования действующего законодательства о защите прав потерпевших, высказался за создание отдельного закона по защите свидетелей и потерпевших, предложил создать специальный фонд для потерпевших, в котором накапливались бы средства осужденных, а так же рассказал о работе зарубежных коллег по аналогичным вопросам. Ниже приводится стенограмма его выступления.

Алексеандр Бастрыкин: Мне кажется, что за последние годы появился некоторый перекос в обеспечении законных прав и интересов потерпевших в российском уголовном судопроизводстве. Прежде всего я хотел бы привести некоторые цифры, которые как мне кажется эту проблему характеризуют. В целом по стране остаются нераскрытыми один миллион триста тысяч преступлений. Это означает, что по меньшей мере один миллион триста тысяч человек, которые выступают в качестве потерпевших по этим делам не получили соответствующей сатисфакции. Это тревожный сигнал, прежде всего для органов предварительного следствия. Мы все понимаем, что проблему защиты прав потерпевших, прежде всего, надо решать путем организации принципа неотвратимости наказания.

Хотел бы обратить внимание на критику нашего ведомства. Сегодня раскрываемость по тяжким преступлениям в России составляет 45 – 50 процентов. По убийствам, по некоторым территориям мы добились показателя в 100 процентов. В большинстве территорий, которые находятся в компетенции Следственного комитета, мы добились показателя в 80-85 процентов. Когда нас критикуют за низкую раскрываемость, я хотел бы обратить ваше внимание на развитые европейские государства, где полицейская следственная система находится на очень высоком уровне. К примеру, раскрываемость преступлений во Франции составляет 45%, в Швеции 40%, в Великобритании 40%, в Австрии 45%. Поэтому, критикуя наших коллег, надо понимать, что дело состоит не так плохо, как это иногда преподносят.

В тоже время я бы хотел отметить проблему регистрации совершаемых преступлений. По некоторым оценкам 30% совершаемых преступлений не регистрируются в правоохранительных органах. Это не только проблема принятия соответствующих заявлений. Бывает, что граждане сами не обращаются в органы правопорядка, не доверяя им, полагая, что они в большей степени потеряют, чем выиграют, когда обратятся за защитой в соответствующие государственные инстанции.

Что касается Следственного комитета, за последние два с половиной года (время существования Комитета) за отказ от принятия заявления нами было возбуждено 210 уголовных дел. Привлечено 206 должностных лиц, действия которых были квалифицированы по соответствующим статьям уголовного кодекса. К уголовной ответственности привлечены  111 участковых уполномоченных, 60 сотрудников уголовного розыска, 14 руководителей подразделений органов внутренних дел. В Москве недавно произошел вопиющий случай, когда к школьнице Насте Пахомовой на лестнице пристал мужчина и совершал с ней насильственные действия сексуального характера. Тогда по сути дела только после вмешательства телевизионных каналов и Следственного комитета позволило привлечь его к уголовной ответственности. С нашей точки зрения там изначально был состав преступления.

Вторая проблема, которая связана с принципом обеспечения прав потерпевших, это проблема несовершенства российского законодательства. Когда я готовился к этому выступлению, я специально посмотрел справку о законодательстве в зарубежных странах. Выясняется, что в США наиболее развитая система правовых норм, которые защищают потерпевших. Это специальные закон о защите прав потерпевших, это соответствующие государственные фонды, которые обеспечивают финансовую поддержку потерпевших. Притом любопытно, что эти финансовые фонды создаются за счет средств осужденных лиц, тех, кто привлекается к уголовной ответственности.

Как вы знаете, статья 52-я Конституции РФ гарантирует гражданину возмещение ущерба. Однако на деле мы видим, что этого не происходит. Даже в деле Евсюкова, совершившего ужасные преступления, граждане обращаются в суд, а им говорят: «Обращайтесь непосредственно к господину Евсюкову». Это совершенно неприемлемая позиция. Когда государственное должностное лицо привлекается к уголовной ответственности за тягчайшие преступления, а государство с ним разделять эту ответственность не хочет.

Что касается самой процедуры, которая сложилась. Давайте посмотрим, как это все происходит. В ходе предварительного следствия и судебного разбирательства, потерпевший всегда обязан ждать и догонять. Он вынужден ждать, чтобы попасть к следователю, когда обвиняемый вдоволь пообщается со своим адвокатом (российский УПК не ограничивает это общение по времени), он вынужден ждать, пока пройдет весь процесс следствия, притом обвиняемый может отказаться от участия в следственных действиях, а потерпевший нет. Он вынужден ждать, пока обвиняемый и его защитник или защитники ознакомятся с материалами уголовного дела, притом ни в одной стране мира, нет положения о том, что обвиняемый и его защитник имеют права знакомиться с материалами уголовного дела без ограничений по времени. У нас есть такие уголовные дела, когда обвиняемый годами знакомится с материалами уголовного дела. И потерпевший годами должен ждать даже не возмещения ущерба, а просто решения по делу.

Во многих европейских странах фигура потерпевшего появляется на первых этапах следствия. Как только выясняется, что нарушены права гражданина, он признается потерпевшим со всеми вытекающими последствиями, в том числе с наделением соответствующих полномочий. У нас потерпевший очень часто появляется в завершающей стадии расследования, когда он не может по сути дела реализовывать свои полномочия, потому что он проходит в качестве свидетеля. Это уменьшает его возможности защищать свои права.

Еще одна проблема, которая имеет важное значение, это порядок заглаживания причиненного вреда. Европейское законодательство предполагает обязательность для обвиняемого загладить причиненный потерпевшему вред. У нас есть такой институт, но он носит добровольный характер. Конечно, его учитывают как смягчающее обстоятельство, но складывается так – захочет обвиняемый загладить вред, он его загладит, не захочет – не загладит. Я думаю надо сделать так, чтобы институт возмещения заглаживания вреда носит не рекомендательный характер, а характер обязательный. Когда обвиняемый каждый раз был бы обязан в полном объеме возместить причиненный вред.

Что касается вреда. Очень редко происходит возмещение морального вреда в рамках уголовного судопроизводства. А ведь мы знаем, что по многим преступлениям моральный вред, особенно по преступлениям против личности, в большей степени значим, нежели материальный. Это надо учесть в наших законах. Чтобы мы добивались возмещения не только материального, но и морального ущерба.

Что касается материального ущерба. Даже за смерть потерпевшего возмещаются крайне низкие суммы. В США есть целый перечень обязательных платежей, которые должен произвести обвиняемый, возмещая материальный ущерб, даже учитываю транспортировку в медицинское учреждение. Консультация у врача, адвоката, иного рода выплаты, которые вынужден делать потерпевший, обеспечивая свои законные права.

За каждым убийством всегда стоит потеря человека, кормильца, который должен обеспечивать престарелых родителей. В Московских терактах погибли в основном молодые люди. У них остались родители. Кто будет обеспечивать им достойную старость? Они ведь надеялись на своих детей. А дети погибли от рук преступников. Давайте включим в полном объеме весь ущерб, который был причинен данным преступлением в ту обязанность, которую должен обеспечить соответствующий осужденный. Это не простая задача, однако мы даже не приближаемся к ее решению, хотя такой опыт за рубежом есть.

Мы должны вырабатывать такие позиции, которые смогли бы стать ориентиром для того, чтобы в полном объеме были возмещены  все виды вреда, которые причиняются осужденным потерпевшему.

Мы уже проводили специальное заседание по поводу защиты прав детей. Я с сожалением, должен констатировать, что после того, как мы увеличили наказание за сексуальные преступления в отношении детей, картина радикально не изменилась. За прошедший год в некоторых регионах проблема даже усугубилась. Я убежден, что пока мы не подкрепим меру уголовного наказания за преступления в отношении детей мерами социальной защиты, профилактики, установим индивидуальную работу с семьями, с неблагополучными родителями, с подростками, прав детей в полной мере не защитить.

Что касается защиты потерпевших, я считаю, что необходимо расширить временные рамки защиты. Пока мы защищаем, как и свидетелей, в рамках уголовного судопроизводства по конкретному уголовному делу. В США эта защита продолжается и за рамками судебного рассмотрения конкретного уголовного дела до тех пор, пока существует реальная угроза безопасности соответствующего потерпевшего. Если мы посмотрим соответствующие законы многих стран о защите жертв преступлений, то увидим, что это широкий и очень серьезный спектр мер по защите данного потерпевшего. Начиная от тайны его места жительства и заканчивая сменой его внешности. Спрашивается: «Откуда взять деньги?». Наши коллеги за рубежом их нашли. Я еще раз повторяю – за счет осужденных лиц, признанных виновными. Из это возникает задача – вернуться к институту конфискации имущества и за счет этого конфискованного имущества возмещать соответствующие расходы на полную программу защиты потерпевших и свидетелей. Мы соответствующие предложения законодателю внесли, и мы полагаем, что эти предложения могут быть рассмотрены.

Мы записали в Конституция РФ положения о приоритете норм международного права, над нормами внутригосударственными. Мы лихо в 90-е годы подписали все, что могли, защищая права, в том числе участников уголовного судопроизводства, но это в рамках данной теме, о который мы сегодня говорим. Россия взяла на себя обязательства по пяти конвенциям о защите прав жертв преступлений, но практически эти конвенции не реализуются. Поэтому давайте скажем себе, способны ли мы реализовать эти обязательства или нет. Наверное, когда мы их подписывали, мы полагали, что способны. Давайте всем миром соберемся и подумаем, как выполнить эти обязательства, но только в части защиты осужденных или обвиняемых, но и тех, кто пострадал, от тех, кого мы чаще защищаем.

Конечной целью расследования и судебного заседания является ни победа обвинения или защиты, а установление истины, а иногда в этой борьбе мы забываем, во имя чего это делается. Я думаю, чтобы было бы разумно завершить нашу работу перспективой принятия конкретного закона о защите прав потерпевших. В этом законе мы смогли бы решить многие проблемы.