26 июня, в Международный день в поддержку жертв пыток, правозащитники потребовали от региональных управлений МВД принести официальные извинения людям, подвергавшимся пыткам в полиции.

Идея, что государство должно просить прощения за пытки в ОВД, как ни странно, взялась не из ооновских деклараций, а из нового закона "О полиции". В нем говорится, что "полиция приносит извинения гражданину, права и свободы которого были нарушены сотрудником полиции, по месту нахождения (жительства), работы или учебы гражданина в соответствии с его пожеланиями". Основываясь на этой норме, группа правозащитных организаций направила в УМВД 20 регионов страны письма с требованием принести извинения гражданам, в отношении которых установлены факты пыток. Все дела, за которые МВД должно извиниться, – свежие, уже после принятия закона "О полиции".

– Честно говоря, у меня полный пессимизм, – говорит Павел Чиков, председатель казанской ассоциации "Агора", – После истории в ОВД "Дальний", казалось бы, можно было ожидать, что хотя бы у нас будут пытать поменьше. Ничего подобного: к нам продолжают поступать заявления из отделов полиции Казани – точно такие же, как по "Дальнему". Хотя бригада Следственного комитета у нас работает, пятьдесят дел заведено. Полиция ничему не учится. К истории Назарова (человек, который умер после пыток в казанском ОВД «Дальний». – «РР») отношение в МВД примерно такое: "Из-за какого-то уголовника хорошие люди пострадали…" Не случайно, Асгата Сафарова (ушедший в отставку глава республиканского МВД – «РР») назначили вице-премьером…

– Существует совершенно твердое убеждение основной массы полицейских, что преступника можно бить, чтобы раскрыть преступление, – говорит бывший воронежский участковый Роман Хабаров, – Фраза "Вор должен сидеть в тюрьме" стала абсолютным императивом в деятельности уже нескольких поколений милиции. То есть не важно, как вор попадет в тюрьму, цель важнее средства. На форуме сотруднико полиции "Police Russia" проводился опрос, кто прав – Жеглов или Шарапов. 78% милиционеров сказали: прав Жеглов. Думаю, на самом деле, это процент еще больше. То есть полицейские готовы нарушать закон, чтобы доказать вину преступника. Проблема в том, что степень превышения полномочий – она только самим полицейским регулируется. Пока стоит вопрос: нарушать или не нарушать закон – тут еще над ним есть какие-то вешки, прокуратура, уголовная ответственность. А как только преступил – его уже никто не контролирует. Ни один начальник же не говорит: "Ребята, бейте, но не по почкам" или "пытайте, но не сильно…" Он говорит: "Работайте еще…"

Кроме того, большинство полицейских считает, что плохого человека вообще можно бить. Насилие – это воспитательная, с точки зрения полицейского, мера. Нахамил участковому – на тебе дубинкой, грубо высказался в адрес опера – он забрал тебя в кабинет и объяснил при помощи сборника кодексов, как ты не прав. Привычка к насильственному решению проблем распространена в обществе в целом. Обычная ситуация: приходишь на семейный конфликт, там пьяный муж оскорбляет маму, жену, детей. Применить насилие, наручники надеть, стукнуть – это совершенно незаконно. А семья просит: "Да побейте его, на него больше ничего не действует. Не надо его забирать, ему там штраф назначат, лучше его здесь побейте слегка и все…" И сам он наутро считает это правильным. Полицейские работают в условиях обоюдного насилия – и преступники при задержании оказывют сопротивление, и пьяный дебошир на улице стукнуть может, это совершенно стандартные ситуации – и они приучают к насилию.

Полиция руководствуется теми же понятиями, что и контингент, с которым она имеет дело – уголовники, бытовые хулиганы, пьяницы, наркоманы. Уголовная субкультура глубоко укоренена у нас в обществе. Чего стоит "Шансон в Кремле", и что говорить, если президент позволяет себе выражения из уголовного лексикона. В этой субкультуре насилие – один из основных инструментов, на нем основывается твое социальное положение. Там очень большое значение имеет способность противостоять чужому насилию и самому его применять.

И большинство полицейских считают, что плохих людей можно бить. В частности, можно пытать плохих жуликов, чтобы они взяли на себя преступление, которое совершил кто-то еще. Потому, что они все равно жулики. Это и срабатывает, когда требуются показатели: настоящего преступника не нашли – взяли судимого или наркомана. Начальник говорит: "Чтобы к утру преступление было раскрыто." Что делаем? Выбиваем. Можно было бы просто в камере подержать, пока у него ломка начнется, – но некогда. Палочная система резко повышает и количество, и жестокость пыток.

Примерно так же относится к пыткам и полицейское начальство — хотя, конечно, этого не говорит. Скажем назначенный Колокольцевым новый глава ГУВД Москвы Анатолий Якунин в Воронеже был известен жесткими требованиями к подчиненным "наяривать" (только он использовал нецензурный вариант)…

– Меня очень раздражает, – говорит председатель нижегородского "Комитета против пыток" Игорь Каляпин, – что несмотря на имеющиеся приговоры за пытки в отношении конкретных полицейских, их высокое руководство никак не разделяет ответственность за те безобразия, которые совершили их подчиненные. Сначала МВД сопротивляется расследованию и привлечению виновного к ответственности, а если становиться понятно, что сотруднику не избежать скамьи подсудимых, его начальство делает вид, что они тут не причем: "Мы – героически выполняем свой долг, а он – оборотень и предатель". При этом никаких мер, направленных на устранение причин таких преступлений не предпринимается. Более того, по опыту знаю, что начальники осужденного, стремятся скрыть этот эпизод от своих подчиненных. Начальство, в глубине души, понимает, что сотрудники "на земле" без пыток работать не могут и не хотят. Если они, не дай бог, испугаются того, что их коллегу посадили, то перестанут план давать, показатели динамики ухудшаться, раскрываемость упадет и т.д…

– В обществе живет миф, что есть какие-то хорошие и плохие полицейские, – говорит Хабаров, – Журналисты рассказывают, что какие-то одни менты спасают людей, а другие, "оборотни", берут взятки. Сейчас в МВД опять встал вопрос о новой чистке, давайте проведем еще одну переаттестацию. Хотя, конечно, руководство-то понимает, что нету никаких "хороших" и "плохих", все полицейские примерно одинаковы. "Честные менты" и "садисты" – это одни и те же люди. Сегодня он рискует жизнью, а завтра будет показания выбивать. Но назначить виноватого гораздо легче, чем поменять систему работы.

– Я общался с Алмазом Василовым (один из основных фигурантов по делу "Дальнего"), – говорит полицейский психолог, подполковник Владимир Рубашный, – Никакой он не маньяк, совершенно адекватный человек. И уголовника Назарова он насиловал чисто прагматично – чтобы "опустить". Работу он так свою понимал…

– Процедура публичного принесения извинений, – говорит Игорь Каляпин, – заставит полицейских начальников наконец перестать изображать из себя борцов за светлые идеалы и признать свою ответственность за происшедшее.

Впрочем, согласны с ним не все коллеги:

– Мне эта идея кажется сомнительной – говорит председатель комитета "Гражданское Содействие" Светлана Ганнушкина, – Как можно просить прощения за пытки? Что должен в ответ сделать человек? Простить?..

– Мы же понимаем, – соглашается лидер "Мемориала" Олег Орлов, – что в лучшем случае эти начальники что-то формально напишут, грязно при этом ругаясь и на потерпевших, и на правозащитников. Никаким реальным признанием своей ответственности этот акт не будет. И все – и полицейские, и население, и потерпевшие будут воспринимать эти извинения либо как формальность, либо, что ещё хуже – как откровенный цинизм. Основная масса читателей, узнав о подобной инициативе, криво усмехнутся: всё-таки странная публика эти правозащитники – взрослые люди, а играются в бирюльки…"

– Да, сквозь зубы, да неискренне… – не согласен Каляпин, – но я убежден, что это будет иметь эффект. Конечно, это наказание: если руководителей не унижают и не пугают приговоры в отношении их подчиненных, то пусть унижает хотя бы перспектива принесения ими лично публичных извинений перед потерпевшими. Для этой весьма амбициозной публики это будет чрезвычайно травматичным.

– Даже если извинения будут формальными, – соглашается автор идеи, директор Фонда "Общественный Вердикт" Наталья Таубина, – их придется произносить или подписывать конкретным начальникам УМВД. А этот жанр для них совершенно новый. Они привыкли себя чувствовать хозяевами, которые диктуют условия, – а тут потерпевший выбирает куда и как должны быть принесены извинения. А если таких случаев будет много – что-то мне подсказывает, что они не смогут просто от этого отмахнуться…

В акции приняли участие – "Комитет против пыток", ассоциация "Агора", Фонд "Общественный вердикт", ассоциация "Гроза" и комитет "Гражданское Содействие". Письма направлены в УМВД по Московской, Нижегородской, Тюменской, Волгоградской, Оренбургской, Челябинской, Ульяновской, Ярославской областям, Москве, Татарстану, Читинскому краю, Чувашии, Марий-Эл, Коми, Башкирии, Ставропольскому краю, Камчатки, Хакассии, Дагестану и Чечни. Идея кампании по извинениям родилась на экспертном семинаре по проблеме пыток в полиции, организованном "РР". Участники высказали более полусотни предложений, которые лягут в основу программы борьбы с пытками, которую мы вскоре опубликуем.

Шура Буртин, «Русский Репортёр»