Кто бросит камень



Социологи бьют тревогу: в среде российской молодежи наблюдается рост экстремистских настроений. Впервые за всю историю нашей страны число тех, кто не согласен с утверждением "Россия – дом для всех народов", перевалило за 50%. О бытовом экстремизме и о том, кому же верят молодые россияне, расуждает доктор политических наук, профессор Сьянс По Бордо, профессор кафедры сравнительной политологии РУДН, ведущий научный сотрудник Центра "Религия в современном обществе" Института социологии РАН Мария Мчедлова.

Мария Мирановна, действительно ли молодежь в последнее время начинает тяготеть к радикальным взглядам?

Мария Мчедлова: К сожалению, буквально за 4 года сильно изменился экстремистский потенциал нашей молодежи. Манежка, Кондопога, Русские марши… В прошлом году впервые был зафиксирован рост настроений, выражаемых слоганом "Россия – для русских!". Количество людей, разделяющих его, начало стремительно повышаться, причем именно за счет младшего поколения.

Но на маршах вышагивают в основном нацболы – это далеко не вся российская молодежь…

Мария Мчедлова: Экстремизм не всегда выходит на улицы. Часто он проявляется в быту или на уровне мировоззрения. Например, убеждение "Россия – общий дом для всех народов" разделяют уже меньше половины, всего 47% , тогда как еще несколько лет назад этот показатель не опускался ниже 60-70%. Это очень нехороший признак! Кстати, на мой взгляд, когда недавно прошел молебен в защиту поруганных святынь, лозунг, который развернули участники стояния: "Встань за веру, русская земля!", вряд ли стоило употреблять при таком настроении общества. Сейчас страсти очень накалены.

То есть нетерпимость сегодня все больше приобретает национальную окраску?

Мария Мчедлова: Нетерпимость имеет у нас различные проявления, но национальный аспект, пожалуй, заметен наиболее ярко. А теперь к национальной нетерпимости начинает потихоньку добавляться еще и религиозная. Вообще среди наших соотечественников религиозная принадлежность, как критерий отличия себя от других, стоит на последнем месте. Только около 10% говорят о том, что, если человек другого вероисповедания, я к нему плохо отношусь. Для большинства это не имеет никакого значения. А вот среди молодежи индикатор религиозной нетерпимости проявляться начинает. Мы, например, задаем вопросы: "Мешает ли вам иная конфессиональная принадлежность отношениям на работе, учебе, с соседями, друзьями и т.п.?". Раньше религиозные различия не мешали ни в одной сфере, сейчас же молодежь этот фактор считает преградой для брачных отношений, впрочем, как и люди более старшего поколения, причем все это вне зависимости от веры в Бога как таковой. Более 50% наших сограждан говорят о препятствиях для себя, или своих близких при возможности брака с иноверцем. Это очень опасно, поскольку постепенно теряется наше этническое богатство, существующее благодаря взаимопроникновению и смешению национальностей и религий. Ему на смену может прийти этническая или религиозная обособленность.

Религиозную нетерпимость проявляют в основном те, кто сам считает себя человеком верующим?

Мария Мчедлова: К сожалению, большинство из тех, кто ходит на разного рода Русские марши и демонстрирует типично экстремистское поведение, позиционируют себя как православные. Однако, за исключением членов некоторых организаций, у большинства из них убеждения имеют мало отношения к православной вере. Вопреки стереотипу, именно верующие и религиозные люди более толерантно относятся к представителям других конфессий.

Но совсем не дружелюбный настрой исходит и от "православной" молодежи с Русских маршей и от ребят, отплясывающих лезгинку на Манежной…

Мария Мчедлова: Во-первых, тут мы имеем дело с молодежью, которая склонна в силу возраста к бунтарству и к активным действиям. Во-вторых, к такому нетерпению склонны скорее не верующие, а те, кто думает, что они верующие. Не случайно, самый высокий уровень агрессии по отношению к представителям других конфессий зафиксирован у сатанистов, ваххабитов и православных. Во многом такие люди видят в религии основу для оправдания своей ненависти к другим. Именно они бывают наиболее нетерпимы. Но, несмотря на подобные проявления, в нашем народе доминирует терпимость к другим религиям, выросшая из многовековой традиции совместной жизни, общего строительства государства, общественного труда, из постоянной взаимопомощи христиан и мусульман. Мы же – единственная страна, где не было религиозных войн.

Но ведь нетерпимость к людям других культур фиксируется и среди абсолютно светской молодежи?

Мария Мчедлова: Да, такое тоже имеет место. Ползучий бытовой экстремизм, проникающий в социальную ткань, не менее опасен, чем деятельность экстремистских группировок. Одна моя студентка – умница, красавица – на занятии начала с такой ненавистью отзываться о представителях кавказских народов! Причем, когда стали выяснять, в чем суть претензий, оказалось, что в подъезде живет семья с Кавказа, и они, когда выбрасывают мусор, с шумом захлопывают крышку мусоропровода. Вот истинные причины – мусор не так вынесли, шумят и еще масса житейских вещей. Это не связано с религиозной принадлежностью, это связано с различиями в быту, образе жизни, в темпераменте.

Так и до этнического сепаратизма недалеко, а мы как-никак многонациональная страна. Этот факт кто-нибудь еще признает?

Мария Мчедлова: Очень многие признают, что Россия – это многонациональная страна, общий дом многих народов. Таких 47%, что, конечно, меньше, чем раньше. Еще 31% считает, что Россия – многонациональная страна, но русские как большинство должны иметь больше прав. Доля этих людей, наоборот, выросла в 2 раза. А вот тех, кто считает, что Россия для русских, – 14%. Много это или мало? Не знаю. С одной стороны, наши сограждане по-прежнему считают, что специфика России в ее многонациональности, с другой – налицо повышение националистических проявлений.

Почему же молодежь так рьяно прикрывает свой экстремизм борьбой за веру. Мода такая?

Мария Мчедлова: Среди религиозных людей молодые вообще более радикально настроены просто потому, что они молодые. Религия для них – это важное основание, с которым они соотносят свою личность. Вокруг понятия "верующий" молодой человек выстраивает свою жизнь, свои убеждения, взгляды на мир как вокруг устойчивого стержня.

А других таких "стержней" у молодежи сегодня нет?

Мария Мчедлова: У нас практически ни один социально-политический институт не пользуется доверием и поддержкой населения. Только три института пользуются авторитетом: институт верховной власти, армия и Церковь. При этом Церковь – единственный институт, который стремительно увеличивает доверие к себе. Если в 1999 году Церкви доверяли 46%, в 2011-м – уже 56%. И это не только верующая молодежь, но и неверующие люди и атеисты. Признается ее духовно-нравственный авторитет, выражается доверие как к социально-политическому институту. К сожалению, в нашей стране сложилась ситуация, когда только Церковь говорит о гуманизме, о социальной несправедливости, о достоинстве человека. Особенно ярко подобная деятельность проявляется в социальном служении религиозных организаций. Недавно Высшая школа экономики проводила масштабное исследование по этой теме в регионах. Оказалось, что львиную долю социальных функций выполняют церковные приходы: помогают сиротам, инвалидам, недееспособным, спасают наркоманов, алкоголиков и нищих. Тем же занимаются мусульманские джамааты, иудейские и протестантские общины. А вот работа государство по этим направлениям практически незаметна.

Может, поэтому Церковь так активно возвращается в политику?

Мария Мчедлова: Церковь возвращается в политику, потому что у Церкви есть цель, ресурсы, социальная опора и стройная идеологическая система, проверенная веками. По большому счету мало какая другая политическая сила сегодня это может предложить.

При этом общественная солидарность как таковая в России очень низка. По данным европейского социального исследования ценностей по 27 странам, в России уровень межличностного доверия самый низкий. У нас больше 90% считают, что каждый хочет тебя обмануть, что надо полагаться только на себя, никому нельзя доверять. Самая основная форма солидарности – это семья: почти 100% людей считают, что можно рассчитывать только на семью, даже не на друзей. А Церковь – единственная, кто говорит о необходимости вернуть солидарность и доверие к ближнему. Поэтому религия и становится одной из основных форм солидарности наряду с этничностью, являясь очень устойчивым основанием идентичности. И мы цепляемся за эту соломинку. Нас же что-то должно связывать.

Екатерина Люльчак, "Российская газета" – Федеральный выпуск №5835