Спустя десять дней после вступления в силу закона № 436-ФЗ "О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию" стало окончательно ясно, что его применение в России практически не отличается от зарубежного опыта.

Ничего страшного, очевидно, уже не произойдет. То есть вообще ничего не изменится. Появление в российской юридической практике данного закона означает лишь то, что лет через десять-пятнадцать наше правовое мышление может эволюционировать до реально действенных мер.

Сегментирование телеэфира, кино- и печатной продукции, а также Интернета – важный этап правовой инициации, через который прошли все развитые страны. Впрочем, некоторые на нем и остановились.

Европейская стагнация

Закон был принят 29 декабря 2010 года. В силу он вступил 1 сентября 2012 года. За полтора года не было предъявлено практически никаких критических аргументов по его содержанию, за исключением медийного "белого шума" в последний месяц. Возможно, он был призван помешать прислушаться к словам авторов и выгодоприобретателей законопроекта, из содержания которых становится очевидна его дальнейшая судьба.

Например, детский омбудсмен Павел Астахов крайне удачно вписывает закон в европейский контекст: "Нельзя не обратить внимание на то, что законодательство многих европейских стран содержит гораздо более суровые меры ответственности, причем, уголовной, за распространение среди детей вредной для их психики и нравственного развития информации. Например, Уголовный кодекс Швейцарии содержит статью за пропаганду насилия, выставление безнравственных изображений или сочинений; УК Дании – за продажу непристойных изображений или предметов; УК Испании – за распространение информации, пропагандирующей насилие, и иной негативной информации".

Почему защитник прав детей приводит в пример такие специфические страны? Не США, Великобританию, Германию (где все прошлое десятилетие шла масштабная дискуссия о содержании аналогичного закона), а Данию, где защита детей позволяет оным свободно посещать Христианию, столичный район свободных наркотиков и сексуальных нравов, Швейцарию, политика которой строится на нейтралитете в любых насильственных конфликтах, и Испанию – ультракатолическую монархию, чье законодательство поставило страну на грань экономического коллапса.

Возможно, авторы и симпатизанты законопроекта избегают ссылок на ведущие западные страны, потому что их смущает Конвенция о правах ребенка, принятая в 1989 году Генассамблеей ООН. В статье 19 этой Конвенции ребенок признается самостоятельным субъектом права: "Ребенок должен иметь право на свободу самовыражения; это право включает свободу поиска, получения и передачи информации и любых идей независимо от государственных границ, устно, письменно, в напечатанном виде, в художественной форме или с помощью любых других средств на выбор ребенка".

Это тот редкий случай, когда российским законодателям выгодно было бы обратить внимание на решения Европейского суда по правам человека. А именно – на постановления ЕСПЧ: Даджен против Соединенного Королевства, 22.10.1981; Институт Отто-Премингер против Австрии, 20.09.1994; Уингроу против Соединенного Королевства, 25.11.1996 и др.

Оным судом признано, что государства вправе принимать законы, ограничивающие распространение информации и идей, в том числе устанавливать контроль и классификацию информационной продукции, а при нарушении закона – применять штрафные меры, конфискацию и другие санкции, вплоть до уголовных, когда это необходимо в интересах защиты нравственности и благополучия конкретных лиц или групп лиц (таких как дети), нуждающихся в особой охране в связи с недостатком зрелости или состоянием зависимости.

Наконец, та же Конвенция требует здоровой и безопасной окружающей среды для ребенка, которую обязано обеспечить государство, также как и создать необходимые условия для развития интеллектуальных, моральных и духовных способностей всех детей.

И ведущие европейские страны нормативно следуют этой рекомендации. Цензура ради детей выглядит там значительно страшнее, чем самые суровые планы российских законодателей.

Например, закон Великобритании о непристойных публикациях 1959 года устанавливает, что лицо, нарушившее его, может быть по приговору суда привлечено к ответственности в виде штрафа или (и) лишения свободы на срок не более трех лет.

В Великобритании классификацией кинофильмов и телепрограмм занимаются две организации: Британское управление классификации фильмов и управление по коммуникациям – Ofcom. Первая делит фильмы на восемь возрастных категорий, а вторая не допускает на телевидение в дневное время программы с элементами насилия.

Дневное вещание длится до 21:00 – с этого часа, предположительно, родители находятся дома и могут контролировать, что смотрят их дети. До наступления этого времени запрещается демонстрировать информацию, способную оказать вредное воздействие на детей. Чем раньше размещается передача в сетке программ, тем больше она должна отвечать требованиям самостоятельного просмотра детьми. Поэтому, в частности, до 21:00 телеканалы сообщают в новостях о терактах или катастрофах без картинки, а соответствующий видеоряд включают в вечерние и ночные новостные блоки.

Частное вещание Великобритании, конечно, может не подчиняться действию этой нормы. Однако британский закон о вещании 1990 года требует от ITC (Комиссии по лицензированию и контролю над независимым частным вещанием) делать все возможное для того, чтобы "ничто не включалось в программы, что оказалось бы оскорбительным для хорошего вкуса, или благопристойности, или могло потворствовать либо побуждать к совершению преступления, или приводить к беспорядку, или оскорблять чувства публики". Политику ITC характеризует выражение: "если сомневаешься, исключи".

В Германии также существует две системы контроля. Одна из них, добровольная, поддерживается Организацией киноиндустрии Германии, другая – федеральным департаментом по контролю за СМИ. В результате их деятельности, телепрограммы, не предназначенные для просмотра лицами моложе 15 лет, до 21.00 могут идти только на платных и защищенных паролем каналах. А фильмы, не предназначенные для показа лицам до 12 лет по ТВ могут демонстрироваться только после 20.00.

Что же помешало российским законодателям сослаться на опыт Германии? Возможно, тот факт, что Закон об охране молодежи в Германии строго регламентирует не только обязанности СМИ, но и работу самих контролеров. В Германии экспертиза не может быть запущена по инициативе частных лиц или по собственному желанию последних: необходимо дождаться жалобы. А подать ее может весьма ограниченный круг лиц: федеральное министерство по делам семьи и молодежи, земельные и местные управления по молодежным делам, а также центральный орган медианадзора субъектов ФРГ.

В законе прописан состав комиссии, принимающей решения о включении того или иного носителя информации в "черный список". В нее обязательно должны входить не только заседатели от церковных и общественных организаций, но и учителя, представители мира современного искусства, литературы, издательского дела.

Кроме того, в немецком законе сделано исключение для ежедневных газет (в т.ч. новостных сайтов) и политических журналов. Запрещено также "индексировать" носители информации, посвященные искусству и науке.

Тем не менее, жесткость формулировок уравновешивается свободой существования альтернативных площадок для транслирования и потребления всеми возрастными категориями "опасного" контента. Речь идет не столько о т.н. "темном Интернете", сколько о всевозможных фестивалях, закрытых форумах и клубах. Таким образом, законы о защите детей от опасной информации призваны служить лишь сегрегации информационного рынка, разделе его между различными консорциумами рекламодателей.

Американский прорыв

Противоположную немецкой модели поведения выбрали американские цензоры. "Администрация классификации и категорий" (CARA), которая в США определяет возрастную категорию фильма, одна из самых таинственных организаций страны. В отношении ее состава и методов работы известно только, что приглашаются туда люди, имеющие детей, и работают они по принципу ротации.

Секретность, очевидно, объяснима угрозой давления кинопродюсеров и прокатчиков. Попадание в категорию 17+ похоронило уже не один блокбастер.

Аналогичная экономическая удавка в Новом свете лежит и на шеях производителей телеэфира, причем это касается не только телевидения как информационного продукта, но и создателей материального его воплощения. В 2000 году в США и Канаде было принято решение запретить продавать телевизоры, не имеющие специального кодирующего устройства, позволяющего родителям программировать его на прием передач с учетом их возрастной классификации.

Однако пуританский образ Америки, навязываемый российскому обывателю, несколько противоречит истине. В США разрешено распространение даже "порнографических" произведений, при условии соответствия определенным требованиям, в том числе если они, например, "не возбуждают у читателя (зрителя, слушателя) "низменных инстинктов", а обладают "существенной литературной, художественной, политической или научной ценностью".

При этом надо понимать, что в американском праве термин "порнография" соответствует российской "эротике". То есть американцы уразумели, что "порнография" может иметь художественную ценность и даже быть полезной для воспитания подростков, в отличие от "непристойности" (obscene), распространение которой однозначно запрещается. "Непристойность" определяется, как "несоответствие принятым стандартам нравственности".

Показ таких программ возможен только между 22 и 6 часами. Нарушение карается штрафом до 10000 долларов или лишением свободы до 2 лет.

Хочется поверить, что именно американский опыт борьбы за безопасность детей от вредной информации больше всего напоминает происходящее сегодня в России.

В 1996 году Конгресс США одобрил Акт о пристойности в телекоммуникациях, который криминализировал размещение в открытом доступе контента, который "заведомо являлся оскорбительным согласно современным общественным стандартам".

Статьи данного закона были отклонены Верховным судом на конституционных основаниях, а представленный следом Акт о защите детей в Сети оказался блокирован и вскоре ликвидирован решением федерального апелляционного суда. Одновременно была запущена государственная программа всестороннего исследования проблемы, изучения воздействия тех или иных ограничений на безопасность детей.

Уже к началу прошлого десятилетия законодатели и общественные организации сумели выяснить и наглядно доказать, что главным вопросом информационной безопасности детей являются вовсе не проблемы контента (доступ к темам насилия и порнографии), а неподготовленность к опасностям Интернет-коммуникаций (включая сексуальные преследования онлайн и кибербуллинг).

В 2002 году Рабочая группа по вопросам безопасности ребенка в сети, опубликовала свой доклад "Интернет и детская порнография", который можно свести к тезису, что образование, а не регулирование, является основой безопасности детей в Интернете: "Бассейны могут быть опасны для детей. Чтобы защитить их, можно повесить замки, возвести ограды и установить сигнализацию. Все эти меры полезны, но гораздо важнее – научить детей плавать", – такой пример участники исследования Лари Магид и Анна Колльер привели "Частному корреспонденту".

Данный вывод не ограничивается Интернетом, он полностью применим к печатной и кинопродукции. Ограничения и цензура только усложняют задачу родителей и педагогов научить детей критически оценивать информацию.

Парадоксальным образом сокращение объемов применения детских фильтров в Интернете, согласно исследованиям, привело к тому, что в США за десять лет количество случаев непреднамеренного обнаружения детьми неприемлемого контента сократилось.

В 2010 году Центр исследований преступлений против детей в университете Нью-Хэмпшира математически подтвердил, что отказ от цензуры в пользу обучения детей и молодежи навыкам обращения с опасным контентом, а также программы повышения Интернет-грамотности резко снизило число жертв среди детей.

С 1992 по 2009 год в США резко сократилось количество изнасилований несовершеннолетних, число студентов, участвующих в физическом насилии и драках, и число молодых людей, ставших объектом словесных надругательств, сексуальная эксплуатация несовершеннолетних сократилась на 61%, даже буллинг стал встречаться намного реже.

На основании результатов этого исследования в США была запущена новая стратегия обеспечения информационной безопасности детей – проект Онлайн-безопасность 3.0. Он предоставляет несовершеннолетним возможность самостоятельно выстраивать защиту против агрессивного контента. Тем самым энергия детей, которую они бы потратили, чтобы добраться до запрещенной информации, теперь тратится на образовательные цели, а также на деконструкцию этой же самой опасной информации.

О целесообразности такой программы свидетельствуют различные зарубежные исследования. Например, известные психологи Фешбах и Зингер обнаружили, что мальчики, сидевшие в течение шести недель на "строгой диете агрессивных телепрограмм", фактически проявляли во взаимоотношениях с окружающими меньший уровень агрессивности, чем мальчики, смотревшие в течение того же периода неагрессивные программы. К подобному выводу пришли также психологи Милграм и Шотланд, заметившие, что просмотр детьми телепрограмм с различными антисоциальными действиями, – такими как воровство, хулиганские телефонные звонки, – не повлиял на уровень подобных действий в реальности.

Азиатский синтез

Риторика российских законодателей, убеждающих общество в актуальности закона "О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию" больше всего похожа на аргументы китайских полицейских в 1997 году, когда они пытались оправдать активное применение Интернет-фильтров.

В китайской прессе можно было прочитать полицейские отчеты, где утверждалось, что в большинстве преступлений, совершаемых молодежью, повинно негативное влияние порнографических онлайновых ресурсов и сайтов со сценами насилия и жестокости. Представитель правоохранительных органов Китая У Хэпин сообщал, что среди молодых людей, обвиненных в мошенничестве, изнасиловании или грабеже, большая часть любила проводить время на сомнительных сайтах. Сообщалось, что около 80% арестованных были Интернет-зависимыми.

Вскоре аналогичные тезисы стали раздаваться в адрес развлекательных телепередач, в производстве которой участвовали западные компании. Казалось, китайские власти готовят почву к цензурной зачистки всего свободного контента в стране. Ожидалось, что декларируемая забота о детях должна была замаскировать ужесточение политического контроля за свободой распространения информации.

Действительно, число развлекательных ресурсов в Китае вскоре существенно снизилось. Только за первые полгода после объявления проблемы на китайском телевидении число шоу сократилось втрое. Однако освободившееся в результате ограничений время оказалось заполнено не политическими программами, не патриотическими фильмами и сериалами, а передачами, посвященными общеобразовательной тематике.

Закрепление в Интернете страшного китайского файерволла привело к тому, что местные пользователи могут писать самые нелицеприятные вещи про власти, критиковать руководителей любого ранга, единственное, что им теперь, действительно, недоступно – организация массовых сборищ и порнография.

Только после окончания цензурной реформы, из многочисленных оговорок китайских властей стал ясен смысл их преобразований. Политики Поднебесной считают, что ускоренное экономическое развитие страны подразумевает необходимость культурных реформ. Косвенным свидетельством чему может служить захват за два-три года международного рынка китайским современным искусством.

Что же касается Интернет-цензуры, акцент на запрете порнографии является скорее актом в защиту семьи, нежели нравственности детей. В Китае распространено мнение, что просмотр порнографии, игр, шоу опасен тем, что забирает время у процесса образования. Тот, кто злоупотребляет этими слабостями – обкрадывает свою семью. Ведь в Китае, где отсутствует институт государственной пенсии, каждый ребенок растет с "девятью карманами": он должен найти себе такую работу, чтобы содержать не только себя, жену и детей, но и своих родителей, а также бабушек-дедушек. С развитием страны процесс физиологического выживания семьи все более связан с количеством времени и сил, потраченных ребенком на образование.

Поэтому ужесточение цензуры для детей находит абсолютную поддержку в китайском обществе как часть образовательной программы для всех слоев общества. В этом международном контексте попытка законодательно запретить опасный для детей контент без внедрения соответствующих просветительских программ выглядит как карго-культ у народов Меланезии.

Аркадий Смолин, РАПСИ