"Родители любят младшую сестру, а меня – нет…", "Брат приходит домой поздно, кажется, у него расширены зрачки…", "Со мной не хотят дружить в классе…", "Я не хочу жить…" – эти невидимые миру слезы видят, а вернее, слышат психологи-консультанты детских телефонов доверия. О том, как работают эти службы, мы говорим с Юлией Концовой, руководителем детского телефона доверия "Гаврош" (Москва).

Какие детские исповеди требуют немедленных действий?

Юлия Концова: Ну, такие звонки есть всегда. Дети подчас становятся заложниками тяжелых жизненных ситуаций, в которой оказываются взрослые. Например, умирает один из родителей. Другой замыкается в своем горе, ему нужно время, чтобы это пережить. И ребенок, только что испытавший тяжелейшую травму, остается без поддержки самого главного в его жизни человека. Он оказывается в абсолютном одиночестве и не может ни с кем поговорить о своей боли. А она у маленького человека ничуть не меньше, а иногда и сильнее, чем у взрослого. За 8 лет работы "Гавроша" к нам поступило около 13 тысяч звонков, и всегда есть такие, что трудно забыть. Наши сотрудники до сих пор вспоминают: в первый год позвонил восьмилетний мальчик. Он рассказывал о том, как влюблен в девочку из класса. Как у него замирает сердце, когда он видит ту девочку, как у него перехватывает дыхание. При этом ребенок находил такие слова, говорил с таким чувством, которому позавидовал бы взрослый.

Мне сразу вспомнилась любовь моего сына в 1-м классе, но я тогда отнеслась к этому очень серьезно…

Юлия Концова: Ну, родители все разные и по-разному относятся к проблемам своих детей, многие – просто не видят их. Жизнь у нас очень активная, мы живем в мегаполисе, и все тут настроено на выживание. И порой родители – вовсе не потому, что они плохие, – настроены в отношении ребенка лишь на то, "чтобы был сыт, одет, нормально учился". На другое уже просто не хватает сил и времени, часто – именно сил. Приходишь домой после рабочего дня, переездов в общественном транспорте, пробок, магазинов, – и энергетически совершенно опустошен, тебе уже не до разговоров. А детям очень важно, чтобы с ними говорили, чтобы их слушали. И не про дежурное родительское "Как дела в школе?". Детям очень хочется услышать "Как у ТЕБЯ дела?".

Что называется, – "родители, почувствуйте разницу"… А влияет ли наша изменчивая жизнь на характер детских проблем?

Юлия Концова: Нет. Есть три-четыре темы, которые всегда в лидерах. Это – взаимоотношения с родителями; отношения с противоположным полом и сверстниками; учебные проблемы и проблема самоидентификации, когда ребенок пытается понять, кто он и как устроен мир. И, если говорить о каких-то тенденциях, в последние годы больше звонков на последнюю в этом ряду тему. "Почему и зачем" здесь бывают самые разные: "Зачем я нужен своим родителям? Почему взрослые говорят хорошее, а поступают по-плохому? Почему жестокость и наглость в противостоянии доброму побеждает?" Дети же не слепые, они видят, как порою устроена жизнь, что есть такое правило успешности, как идти по головам ближних. И пытаются разобраться.

Видимо, чаще такие звонки бывают от подростков?

Юлия Концова: Конечно, потому что именно подростки задаются такими вопросами. У детей доподросткового возраста они просто не возникают, а все, кто старше 18, уже имеют на большинство из них свои ответы. Да, современные подростки достаточно агрессивны. Дети так устроены, что любое поведение, которое они демонстрируют, это – механизм, который призван помочь им выжить. Но агрессия в них не замещает окончательно душевную ранимость и, как следствие, чувство незащищенности перед этой жизнью. Помните, как назвал период подростковости Толстой? – "Пустыней отрочества".

Дети большие выдумщики, к тому же в силу возраста могут неверно оценивать какие-то жизненные обстоятельства. Ну, к примеру, наказанный ребенок начинает фантазировать, не чужой ли он своим родителям, не приемный ли. Как удается отличать такие "фантазийные" звонки от тех, которые про реальные проблемы ребенка?

Юлия Концова: О, это – довольно просто. Когда начинаешь задавать уточняющие вопросы, если все "по правде", – ребенок отвечает вдумчиво. Держит очень глубокие, наполненные паузы, когда понимаешь, что он при этом собирается с мыслями и пытается найти верные слова, чтобы его поняли. А если ребенок фантазирует, у него очень быстро на все находятся ответы, которые часто противоречат друг другу. Но, понимаете, мы выслушиваем любого, набравшего наш телефон. Если кто-то начинает фантазировать, это ведь не без причины, это тоже говорит о какой-то проблеме в его жизни. И, значит, с ним надо работать. Например, звонит девочка и выдает себя за взрослую женщину, у которой проблемы в семье, – за этим же явно проглядывает какая-то проблема самого этого ребенка.

Неужели и такое бывает?

Юлия Концова: Бывает. Наши дети сейчас, к сожалению, устремлены в телевизор, во все эти идущие нон-стопом мелодраматические сериалы, которые трогают детскую душу, рождают фантазии, где ребенок видит себя главным персонажем. Часто, как и в сериале, – "обиженным", "страдающим". Детская психика так устроена, что это рождает чувство тревожности. И чтобы от него избавиться, ребенку требуется "проиграть" все. Это, как если, к примеру, мальчик в детсаду стал свидетелем трепки, которую воспитательница задала другому ребенку. Он подсознательно ставит себя на место наказанного, это его пугает. И тогда, придя домой, он в течение часа начинает "наказывать" всех подряд – игрушки, сестру, родителей. Он таким образом проигрывает напугавшую его ситуацию, он ее "проживает", и это позволяет избавиться от чувства тревоги.

Случаются ли звонки, когда вы понимаете, что ребенок на грани самоубийства?

Юлия Концова: Когда ребенок звонит нам и говорит, что хочет покончить с собой, мы всегда воспринимаем такой звонок как голос жизни. Ни один человек не хочет умирать. И когда ребенок обращается с этим к нам, он хочет от нас помощи. Он хочет не сообщить нам, как и почему будет умирать, он хочет поговорить, как ему жить. Как ему пережить эту боль. Есть много исследований: ни один человек, большой ли маленький, не совершает самоубийство, не предупредив в той или иной форме кого-то из близких о своем намерении. И, если ребенок обращается с этим к нам, значит, такого человека в своем окружении он не нашел. Или, что скорее, его боль так никто и не услышал. Мы для него – последняя инстанция.

Недавно по России прокатилась волна подростковых суицидов, вину за нее возлагали в том числе на популярные у подростков сайты самоубийц. В чем причины такой популярности?

Юлия Концова: Да ведь реальное понимание того, что человек смертен, приходит в подростковом возрасте. Тогда же, когда начинается тот самый поиск самоидентификации с его вопросами о смысле жизни, о том, что есть смерть и что за нею. Им важно про это поговорить, потому что их это тревожит. Но у нас в обществе табу на тему смерти. Мы ее избегаем. И у меня есть свое предположение, почему сейчас получили такое распространение сайты самоубийц. Потому что у подростка есть потребность обсуждать эту тему. А взрослые боятся с ним об этом говорить. Но говорить со своим ребенком нужно. Именно такие беседы: о самоценности жизни; о том, что, пока человек жив, нет непреодолимых проблем; о том, что лишь смерть непоправима, – могут быть надежной страховкой, что ваш ребенок не станет посещать те страшные сайты, а попав в беду, не задумается о суициде.

Приходится ли сотрудникам вашей службы выслушивать детские жалобы на сексуальное домогательство взрослых?

Юлия Концова: Да. Но у этих обращений есть одна особенность. В нашей практике ни один ребенок не говорил о таких вещах с первого же звонка. Потому, что у этих детей доверие к взрослым разрушено подчистую. Ведь так же, как и в случаях с суицидом, ребенок, как правило, рассказывает о происходящем с ним близким, а ему не верят. Ему кажется, что все против него. И, чтобы решиться еще раз кому-то довериться, нужно очень много времени. Порой, информация о таких вещах всплывает в10-15-м, чуть ли не 20-м разговоре. И происходит это, лишь когда он убеждается, что человек на другом конце провода ему поверит. Это очень важный, переломный момент в таких историях, когда к ребенку приходит понимание: есть люди, которые поверили и, значит, помогут.

Но как же вы можете помочь? Это ведь всего лишь телефонное общение. И потом как быть с незыблемым принципом анонимности и конфиденциальности таких служб доверия?

Юлия Концова: Как правило, мы привлекаем взрослых со стороны ребенка. Когда он окончательно поверит и нам, и в то, что не все взрослые в этом мире "враги", он уже не стремится к анонимности. И мы помогаем ему понять: кому из его окружения можно довериться? Как правило, такой человек находится – дети начинают вспоминать, что есть где-то родные тетя-дядя, есть мамина подруга, есть в спортшколе уважаемый тренер… И они уже вполне охотно сообщают имена и как с этими людьми нам можно связаться. Ребенок с радостью даст вам такую информацию, когда убедится, что вы ему верите и вы на его стороне.

8-800-2000-122 – общероссийский детский телефон доверия; 8-499-134-81-81- служба помощи "Гаврош".

В 82 регионах России работают около 300 детских телефонных служб доверия. Из них 200 подсоединены к единому общероссийскому номеру. К сожалению, он длинный. Во многих странах действуют телефоны, которые ребенок легко запомнит – из двух-трех, максимум четырех цифр.

"Российская газета" – Федеральный выпуск №5788