Малолетних сирот традиционно принято жалеть и по возможности помогать им. Однако мало кто знает, что тяжелее всех приходится не малышам — они-то хоть имеют крышу над головой, накормлены и одеты-обуты, — а выпускникам детдомов. 18-летние, абсолютно не приспособленные к самостоятельной жизни дети оказываются один на один с враждебным миром, без жилья, без денег и без поддержки. Всмотритесь в лица бездомных на вокзалах и теплотрассах — половина из них бывшие детдомовцы. Никому не нужные, часто спившиеся, одичавшие.

19-летний Гена Тарских — один из выпускников сиротского учреждения. Высокий парень, открытое светлое лицо, сибирские черты лица — в старых фильмах-сказках такими часто добрых молодцев показывали. Он, как и многие товарищи по несчастью, — бездомный. И хотя по закону всем сиротам положена квартира от государства, свое жилье он увидит не скоро — правительство Красноярского края не торопится строить социальные дома и раздавать сиротам квартиры. А пока, бездомный и никому не нужный, он скитается по России в поисках сам не зная чего.

Гена листает внушительного размера папку с документами. Справки, справки, справки. В этих бумажках, написанных сухим официальным языком, — вся его жизнь. Вот свидетельство о рождении:

— Тут написано, что я родился в тюрьме в городе Мариинске Кемеровской области. Как меня потом в Красноярскую область занесло — не знаю. Вот тут, — Гена показывает еще одну справку, — написано, что «мать оставила малолетних детей с другими детьми на улице и скрылась в неизвестном направлении». Меня, значит, в дом малютки отправили. А сестру Елену 1989 года рождения в детский дом. Я ее совсем не помню и больше никогда не видел.

…..

За что мать в тюрьме оказалась, Гена точно не знает. Он пытался наводить справки, даже в колонию эту кемеровскую поехал:

— Мне там на руки никаких бумаг не дали, а только личное дело почитали. У мамы моей 15 или 18 судимостей было: и наркомания, и грабежи, и даже покушения на убийства. Все там было.

Чтобы отыскивать своих родственников, Гена освоил всевозможные компьютерные поисковые программы и базы данных.

— Отец мой, по рассказам соседей, не пил, не курил. Работал. Потом, когда мать пропала без вести, а мы с сестренкой оказались в детском доме, он нас постоянно навещал. Приносил подарки и сладости. Но так как был болен туберкулезом, то его к нам не допускали даже. А потом он умер. Я этого ничего сам не помню — папины соседи по деревне рассказали.

Через какое-то время детей вроде взяла под опеку родная бабушка. То ли по папиной линии, то ли по маминой — непонятно.

— У меня почему-то по документам все родственники носили фамилию Тарских. И папины и мамины: тетки, дяди, бабушки. Уж не знаю, как так получилось, может, эти органы опеки так справки составляли. А может, и правда так было, что они все дальние родственники.

Потом и бабушку лишили права опеки над детьми. То ли она их била, то ли просто неаккуратная была — справки об этом умалчивают. Известно лишь, что Гена в 5 лет попал с серьезной травмой головы в больницу. Был долгое время в коме. После этой травмы у него развилась аневризма сосудов головного мозга. Он стал отставать в развитии, до 10 лет совсем не мог разговаривать. Однако рос милым и послушным ребенком. К нему привязалась воспитательница детского дома Канска, где он находился:

— Людмила Николаевна Рожкова — так мою маму зовут, — улыбается Гена. — Она меня сначала просто на выходные домой к себе забирала. Потом и на летние каникулы. Ну а после вообще оформила надо мной опекунство.

И маленький Гена попал в настоящую семью. У его мамы Люды двое взрослых детей и шестеро внуков. Жили все вместе дружно. Людмила Николаевна полюбила мальчика как родного. Водила его к логопедам, научила Гену говорить. Сделала несколько операций на глазах, убрав косоглазие.

— Потом у меня с головой что-то случилось, — вспоминает Гена. — И я стал дурить. Не знаю, что со мной вдруг произошло — может, переходный возраст. Постоянно устраивал скандалы, убегал из дома. Маму свою довел до того, что она в больнице с сердцем оказалась. В конечном итоге в возрасте 15 лет я снова попал в детский дом…

Людмилу Николаевну по состоянию здоровья лишили права опеки.

— Она приходила ко мне практически каждый день. Я плакал, просился обратно. И она плакала. Вот так сядем вместе на лавочку, обнимемся и рыдаем. Но ничего уже сделать было нельзя. Меня даже на выходные домой не отпускали.

Гена неплохо учился. В 16 лет поступил в ПТУ на слесаря. Два года пролетело, как один день. Вот-вот должно было наступить долгожданное совершеннолетие:

— Меня дирекция ПТУ, по идее, должна была отправить в детский дом после выпускного. Путь и на пару месяцев, которые оставались до 18-летия. Но они мне предложили пойти жить в патронажную семью. Все равно, мол, тебе в интернате недолго жить, а там будешь как дома. Взять тебя хочет молодая пара. Короче, уболтали, ну я и согласился. Потом уже узнал, что все это было сделано абсолютно незаконно.

Выпускники детских домов — легкая добыча для всякого рода квартирных аферистов, мошенников, бывших зэков. Сиротские пособия (часто немалые, особенно для отдаленных регионов), будущие квартиры — все это лакомые кусочки для такого рода людей. Парочка, которая взяла Гену, Юлия Хваткова 1986 года рождения, и ее сожитель Владимир Пудалев — оба безработные, оба с начальной стадией алкоголизма, без своего жилья. А у Гены на счету за 18 лет скопилась приличная сумма:

— Я все деньги копил и ничего не тратил. Пенсия моя по инвалидности каждый год повышалась. Тогда, в 2012-м, была 10 765 рублей с копейками. Для Канска — приличная зарплата. К моменту выпуска из ПТУ у меня на счету было больше 300 тысяч рублей.

Как выяснилось, опекуны были прекрасно осведомлены о Гениных богатствах. Прикинувшись друзьями, они уже через две недели знакомства попросили сироту оплатить съемную квартиру за год вперед.

— Обещали все мне вернуть, когда на работу пойдут.

Однако ни один, ни другой работать не собирался. А зачем, когда здесь под боком сирота-инвалид, с пенсией и накоплениями? И водка в магазине не кончается. Так как Гена был несовершеннолетний, а они его опекуны, то оформить доверенность на получение его накоплений не составило труда.

— Все деньги они мои забрали, — вздыхает Гена. — Все время пытались меня напоить — приходили в мою комнату: «Пойдем с нами бухать. Это весело». Я отказывался. Мама моя приучила меня в церковь ходить и всегда говорила, что водка — это зло. И боженька ее пить не велит.

Деньги подопечного у опекунов быстро кончились. И они уговорили Гену взять в кредит дорогой мобильный телефон. А потом отобрали его и сдали в ломбард, а деньги пропили. Горе-опекуны надеялись приобщить сироту к алкоголю, чтоб спокойно вместе жить на его пенсию, поэтому отказы Гены от пива и водки их страшно раздражали. Они стали его избивать, тушить об него бычки: «Пей, я сказал!».

— Я надеялся, что вот-вот стукнет мне 18, я освобожусь из-под их опеки, выгоню из съемной квартиры, которая на мои же деньги и оплачена, и буду спокойно жить.

Однако этого сделать не удалось. Опекуны отобрали у сироты паспорт, банковскую карту и стали гнать из дома. Но он упертый — не уходил. Вечером с 19 на 20 сентября прошлого года дома шла очередная пьянка. Супружники стали цепляться, как обычно, к Гене, избивать. Соседи услышали страшные крики и выбили дверь квартиры. Оттуда выскочил, весь окровавленный, Гена. Его на «скорой» отвезли в травмопункт, потом в судмедэкспертизу. Сняли побои, оставили ночевать.

— А утром дали мне все бумаги и велели уходить. Идти мне было некуда совсем, и я поплелся в органы опеки, рассказал все. Они дали справку, что я поставлен на очередь на квартиру, а где мне пока жить, не сказали. Просто предложили перекантоваться на вокзале. Так я стал бездомным. Спрашивается, зачем они меня тогда с улицы подобрали, когда я был маленький, — плачет Гена, — чтобы опять на улицу и выкинуть.

Так он с 20 сентября прошлого года и живет на вокзалах. Пару месяцев в Канске: пытался отсудить у своих бывших опекунов деньги обратно.

— Вот побегал я тогда, — вспоминает он. — У меня судья никак не хотел принимать заявление. То составлено неправильно, то бумажек каких-то не хватает. Но я настырный, добился своего.

Добился, ага. Опекунов наказали штрафом в пользу государства. Гене ничего не досталось. Приближалась зима, а она в Красноярском крае нешуточная — морозная, сибирская. И подался Гена путешествовать по России:

— Вообще-то у меня цель была — попасть на известное ток-шоу, которое по телевизору показывают. Вот если бы на всю страну рассказал про себя, про этот беспредел, точно мне бы наши красноярские чиновники квартиру дали, а эти гады деньги мои вернули. Представляю, как бы их всех вызвали в Москву и как бы им стыдно стало!

Проезд на электричках у Гены бесплатный. А на них, родимых, можно объехать практически всю нашу бескрайнюю Родину. Сначала он добрался до Тюмени. Там прямиком направился в привокзальное отделение милиции. Рассказал всю свою историю и попросил помочь добраться до Москвы.

— В том отделении я прожил целый месяц. Ночевал прямо в кабинете майора Андрея Гараса. Меня все кормили, поили, одевали. Привет им всем: и подполковнику Анатолию, фамилию не помню. И специалисту по делам несовершеннолетних Виктории Сергеевне. Они все пытались мне помочь. Звонили в Красноярск в органы опеки, запросы отправляли, узнавали, когда мне дадут жилье. Им сначала что-то там объясняли, а потом вообще стали говорить, что меня не знают. Через месяц мне стало скучно, и я опять засобирался в Москву. Полицейские помогли мне написать письмо для этого ток-шоу, со всей моей историей. И я поехал.

…..

Да уж, Гена — он действительно настырный. Он ведь все-таки добрался до Москвы. Из Тюмени на поезде доехал до Уфы. Из Уфы на электричке до Самары. Из Самары до Казани. А из Казани на попутках до столицы. В электричках Гена читал свои нехитрые, но жалостливые стихи и собирал милостыню, каждый раз находил новых знакомых и друзей (часто, кстати, сотрудников полиции). И отовсюду, из каждого пункта он посылал запросы в красноярские органы опеки. Он почему-то решил, что если со всей России придут бумажки, то все в Канске поймут, какая у него поддержка, и дадут квартиру.

— Так примерно 20 декабря 2012 года я оказался в Москве. Сразу же поехал в «Останкино». Меня туда пускать сначала не хотели. Но я же настырный. Приходил туда каждое утро. В итоге через неделю меня все же внутрь запустили. Но с ведущим этим знаменитым я так и не встретился. Отказался он ко мне выходить. Тогда я психанул, послал там всех на три веселых буквы. И поехал в Питер.

— А на что ты жил и где ночевал?

— Так же милостыню собирал по электричкам. В Москве много дают. Иногда в день и по 5000 получалось. А ночевал я на Казанском.

— А что ж ты себе комнату не снял? Или хотя бы койко-место в общежитии? Деньги-то были.

— А я экономил. Жалко было тратить. Зато я купил себе одежду. А кормили меня на Казанском во всех кафе бесплатно. Водку я не пью, в отличие от всех остальных. Поэтому менты меня не гоняли никогда, а даже наоборот — дружили со мной.

На Новый год Гена поехал в Питер на электричках. 31 декабря вышел на Московском вокзале и пошел гулять по Невскому.

— Так я за ночь весь Питер и прошел. Замерз страшно. Утром вернулся на вокзал, а там поезд стоит на Адлер. Я подумал, что в Сочи, наверное, тепло, и поехал туда. Начальница поезда согласилась меня пустить в служебное купе и даже дала огромный пакет еды и денег.

Но в Сочи лил дождь и было промозгло. И он уехал на электричках в Краснодар. Из Краснодара в Ростов-на Дону. И опять по той же схеме — сердобольные полицейские, пенсионеры и простые люди помогали ему, кормили, поили. И звонили в Красноярск по поводу квартиры.

Так, поскитавшись несколько месяцев, Гена вернулся в Москву, на свой, уже ставший родным Казанский вокзал и стал атаковать общественные приемные чиновников:

— Даже у Путина побывал, — хвастается Гена. — Я там у него в приемной такой скандал устроил. Снял носки и сказал, что все — буду здесь у них жить, пока мне квартиру не дадут. А если выгоните, сказал им, то пойду и соберу всех несчастных сирот на митинг на Красной площади.

Как это ни странно, но запрос из приемной президента подействовал на органы опеки Канска. Они связались с Геной (первый раз сами позвонили за все это время) и сказали — приезжай.

— Говорят, дадим тебе временную четырехкомнатную квартиру. Я сначала даже не поверил: как это сразу четырехкомнатную? До этого же вокзалы только предлагали…

Он, конечно, тут же рванул в Канск. Оказалось, что под четырехкомнатной квартирой социальщики подразумевали полуразрушившийся дом в деревне без крыши и отопления. И то только на 4 месяца. А дальше зима — и куда?

— Опять на вокзал, — вздыхает сирота.

…..

— Эта история печальная, конечно, но, увы, вполне стандартная. Классическое постдетдомовское мытарство, — говорит международный эксперт по социальному сиротству, публицист, сам бывший выпускник детского дома, автор книги «Соленое детство» Александр Гезалов. — Квартиры от государства удается получить тем детям, которые знают свои права и могут как-то за себя постоять. И, как правило, только через суд. А на остальных смотрят просто как на дурачков.

Александр говорит, что в их организацию каждый день приходят с такой вот проблемой. И многим с помощью грамотных юристов и определенного давления на власти удается помочь.

— Однако жилищные вопросы — это далеко не единственные их проблемы. Мы — воспитанники детдомовской системы — обречены на пожизненные мытарства. Даже я, казалось бы, успешный, взрослый человек, у меня семья, дети, но до сих пор я чувствую какой-то внутренний дискомфорт. Точно такой испытывают все бывшие детдомовцы. Одни, в ком есть внутренний стержень, с ним как-то всю жизнь держатся. А другим не хватает сил и мозгов. Эти квартиры для них даже часто дополнительные проблемы или просто временное спасение. Примеров тысячи. Одной девочке мы помогли — выбили ей квартиру. И что? Вот прошло несколько лет, встретил ее на днях. Говорю, как живешь? Оказывается, она нашла себе какого-то 57-летнего «папика», уже ребенка успела родить. А квартиру продала. На что деньги потратила? Да так, на фитнес и спа. И она ведь даже не понимает, что фактически живет в секс-рабстве у этого мужика, который скоро наверняка ее выкинет на улицу. Работать она не хочет и не может. Но это еще ничего. Потому что выпустившиеся с ней вообще все до одного уже поумирали или в тюрьмах сидят.

Еще часто случается такое, что бывшие детдомовцы тупо не платят квартплату. И жилье по суду через несколько лет у них отбирают. А человек даже не понимает, что происходит. Почему за квартиру не платил? Да просто не знал, что это нужно делать. Если у детдомовца нет рядом сильного, взрослого человека — такого, знаете ли, ангела-хранителя, — то он на 99% пропадет. Но ангелов на всех не хватает…

Александр говорит, что надо бы на могилках сирот писать «воспитанник детского дома» — тогда масштабы бедствия были бы видны всем. А так статистики никакой не ведется, и как бы проблемы нет.

— Все эти квартиры, пособия, льготы — все равно что мертвому припарки. Чтобы победить сиротство, нужно уходить в глубокую профилактику неблагополучных семей. И не так, как сейчас, — миллионы тратят на какие-то там семейные кризисные центры, в которые никто не ходит. Те, кто реально неблагополучен, вообще уже ничего не соображают и ни в какой социальный центр не пойдут. К ним надо идти в дом. И не тогда, когда алкоголизму уже 10 лет. А как только первый раз выпил и закусил, как в Европе. А у нас в стране все надеются на каких-то добрых ангелов-помощников и на чудо. Но, повторюсь, чудес на всех не хватает.

P.S. Для Гены Тарских такой ангел-хранитель нашелся — простая женщина из Нижнего Новгорода Антонина Имедадзе. Она взяла его к себе, помогает, опекает, терпит.

— Я сама сталкивалась с социальными службами и знаю, что это такое. Удивительно, что Гена, по которому проехался этот чиновничий танк, не разучился любить, не разучился верить, — говорит Антонина. — Таким, как этот юноша, хочется помогать. И я буду это делать. Потому что спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

Он сейчас устроился на работу в Нижнем, снял комнату. И все так же в свободное время достает органы опеки Канска. Он все еще надеется получить квартиру и завести когда-нибудь свою семью.

Дина Карпицкая, МК