В прошлую пятницу, 6 июля, Солнечногорский следственный отдел ГСУ Следственного комитета РФ по Московской области предъявил 42-летней москвичке Татьяне Кудрявцевой обвинение в умышленном убийстве выходца из Узбекистана, 30-летнего Назарова Нуриддина Гафуровича, который напал на нее на безлюдной дороге и пытался изнасиловать. Кудрявцева обвиняется по ч. 1 ст. 105 УК РФ. Наказание, которое ей грозит по этой статье, – лишение свободы на срок от 6 до 15 лет.

Предъявленное Кудрявцевой обвинение кажется настолько абсурдным, что невозможно даже предположить логику следствия. Обвинить женщину, которая защищалась от напавшего на безлюдной дороге насильника, в умышленном убийстве можно только из внутренней солидарности с насильником. Других объяснений в голову просто не приходит.

Следствие при поддержке прокуратуры ходатайствовало перед судом о заключении Кудрявцевой под стражу на время предварительного расследования. Судья Солнечногорского городского суда Мирончук отказался взять ее под стражу, вняв доводу защиты – Татьяна Кудрявцева подписку о невыезде не нарушала.

Чтобы разобраться в этой истории, обозреватель «МК» встретился с самой Татьяной Кудрявцевой. Оказалось, это женщина-дюймовочка, вес – килограммов сорок, типичный представитель того слоя, который у нас называется «интеллигенцией», с очень скромными доходами и очень высокой порядочностью.

Мы говорили спустя неделю после этой кошмарной истории. С ее рук еще не сошли здоровенные синяки, оставшиеся после схватки. Когда я обратила на них внимание, она сказала, что на других частях тела синяки еще страшнее.

Вот ее рассказ.

_________________________________________________________________

– Утром 1 июля мы с другом поехали за грибами. Набрали грибов, возвращались на электричке, мне надо было сойти раньше, чтоб попасть на дачу. Друг хотел тоже выйти, проводить, но я отказалась, потому что ходили мы долго, устали, грибов набрали много, весь вечер предстояло их чистить, а друг немолод, недавно болел, короче, я его пожалела.

Когда я спустилась с платформы, молодой мужчина – не русский, с акцентом – попросил прикурить. Я сняла рюкзак, поискала в карманах, не нашла, извинилась и пошла от станции к даче.

Дорога там спускается вниз. С одной стороны лес, с другой насыпь, по ней проходит шоссейная дорога. До первых домов идти недолго, минут семь, но неприятности там случаются регулярно, то кого-то ограбят, то нападут. Я вспомнила об этом, когда поняла, что мужчина пошел за мной. Но что может случиться средь бела дня.

Убежать не успела, да и не смогла бы – у меня за спиной был рюкзак, в руках пакеты с резиновыми сапогами и грибами. Он настиг, схватил меня, стал лапать, выкручивать руки. Я отбивалась, но он был гораздо сильнее.

Он поволок меня вниз, и в порыве отчаяния, когда у меня освободилась правая рука, я ткнула его ножом для грибов, который висел у меня на поясе. Я просто понимала, что меня волокут и надо хоть что-то предпринять для своего спасения, хотя и думала, что все равно не спасусь, мне конец.

По мужчине не было заметно, что он что-то почувствовал. Он стащил меня вниз с дороги, сдавил горло, сказал, что убьет. Я умоляла не убивать, пыталась освободиться. В какой-то момент он откатился в сторону, схватился за рану.

Опасаясь, что он сейчас встанет и подберет нож, я скинула рюкзак, который был за плечами, и стала шарить по траве. Он не вставал. Тогда я дрожащими руками нащупала мобильник, набрала 112, дозвонилась в службу спасения, обрисовала ситуацию, сказала, что на меня напали, я ранила человека ножом в грудь, объяснила, куда ехать. Я ждала, что они не отключатся, будут как-то руководить моими действиями, скажут, как оказывать первую помощь. Но они отключились.

Наши роли мгновенно поменялись. Я теперь не могла его бросить и уйти, я должна была ему помочь. Я подбадривала его. Не знаю, слышал ли он. Говорила: «Держись». Тормошила, чтоб не засыпал. Одновременно звонила другу, с которым несколько минут назад рассталась, говорила, чтоб возвращался. Перезванивала в «скорую помощь», срывались звонки.

Мимо проходили люди, мужчина и женщина. Я вылезла из леса, окровавленная, дрожащая, просила о помощи, говорила, что на меня напали, ранен человек, я вызвала «скорую помощь», но нужно указать ей место, а я не могу бросить человека. Просила их, чтоб встретили ее, чтоб позвонили в полицию, чтоб были свидетелями. Они сказали, что торопятся на электричку, и ушли. Потом еще прошла пара, но они отреагировали таким же образом. Женщина потянула мужчину за рукав: «Пойдем».

Я не находила себе места, была потрясена. Я ведь уже попрощалась с жизнью, понимая, что он меня не пощадит, и еще не успела осознать, что осталась в живых, а раненый человек лежит рядом.

Я искала нож, которым нанесла ранение. Боялась, что он все-таки нашарит его. В конце концов нашла, вложила в ножны, положила на землю возле своих вещей.

Позвонила соседу, попросила найти маму, сказать, чтоб шла на станцию. Свой мобильник она не включает, он мешает ей в огороде. Мама пришла раньше «скорой помощи». Стояла рядом на дороге в шоке.

Я опять стала звонить в службу спасения. Меня соединили со «скорой». Я вышла на дорогу, увидела машину, сказала: «Я вас вижу», – они не поняли, стали разворачиваться, я побежала к ним, и тогда уже они меня увидели. Я вскочила к ним на ходу, все объяснила. Мы подъехали. Они спустились вниз, посмотрели, сказали, что помочь ему не могут. Ранение пришлось в туловище где-то посередине – теперь знаю, что в левую сторону груди. Он довольно долго прожил, хотя медики сказали, что с такими ранениями долго не живут.

«Скорая» вызвала полицию. Я вообще-то думала, что по такому сигналу ее автоматически вызывают. Полиция приехала минут через сорок после «скорой помощи». Медики мне говорили: «Вы молодец, вы защищались, благодарите бога, что вы живы». Полицейские – то же самое: «Так ему и надо, насильнику, иначе вместо тела этого человека лежало бы ваше». Говорили, я все сделала правильно, выражали сочувствие и восхищение. Потом долго составляли протокол, проходили мимо люди, с дач кто-то пришел, женщина с поселка сказала, что ей на этой дороге дважды пришлось убегать, а другой дороги нет, и мы боимся ходить. Оперативники попросили ее посмотреть на тело, она сказала, что боится, тогда они сфотографировали лицо, показали. Она сказала, вроде похож.

Дальше меня привезли в полицию, я ждала адвоката. Потом составляли протокол. Я рассказывала все очень подробно – когда он ко мне подошел, за какие места хватал, что говорил, как я держала нож.

Ночь провела в отделении в окровавленной одежде, радуясь, что осталась в живых, вижу людей, на меня никто не нападает. Полицейские относились ко мне сочувственно, подбадривали, говорили: «Ну что случилось, то случилось, живите дальше, правильно сделали, что защищались».

У меня не было с собой паспорта, но следователь поверила мне и отпустила меня домой под честное слово за документами, когда все протоколы были уже оформлены. Я могла назвать чужие фамилию и имя, и адрес. А могла убежать сразу, прямо из леса, бросив раненого человека. Но мне такое и в голову не приходило, я так поступить не могла.

Я не чувствовала себя виноватой. Я действовала в пределах самообороны, пытаясь хоть как-то себя защитить. Но после того как все протоколы были оформлены – мне сказали, что я подозреваюсь в умышленном убийстве. Это статья, по которой все будет оформлено.

Меня отпустили под подписку о невыезде. Как я понимаю, никто не сомневался в честности моего рассказа. Ведь я не сбежала с места происшествия – и ясно было, что и дальше не сбегу. Одежду и обувь изъяла следователь, я переоделась, и после допроса, уже на рассвете, адвокат настоял, чтобы меня направили к врачу на освидетельствование, чтоб зафиксировали травмы.

Всю следующую неделю я приезжала на следственные действия. Меня возили на следственный эксперимент, потом на какие-то экспертизы. Кровь, слюну надо было сдать на анализы, судмедэксперт должен был еще раз осмотреть меня.

Случилось все в воскресенье, а уже в пятницу я приехала на предъявление обвинения. Приехала и с удивлением узнала, что, по мнению следователя, я «умышленно убила человека по причине внезапно возникшей личной неприязни». Постановление гласило, что я осознавала преступный характер своих действий и желала наступления столь тяжких последствий, как смерть другого человека.

После предъявления обвинения меня привезли в суд с ходатайством об изменении меры пресечения на заключение под стражу. Я не понимала, почему? Я ни разу не нарушила условия подписки о невыезде, честно являлась, честно все рассказывала.

Судья, разобрав дело, отказал в удовлетворении ходатайства – большое ему спасибо. Пока я на свободе. Следствие теперь будет идти несколько месяцев, а потом меня будут судить за умышленное убийство. Хотя как оно может быть умышленным, если я даже не знала этого человека? Он напал на меня, а не я на него. Я защищалась. Я не убежала, его не бросила, ничего не скрывала. В чем я поступила неправильно? Почему из меня делают преступника?

_________________________________________________________________

Предъявленное Кудрявцевой обвинение в совершении «умышленного убийства по причине внезапно возникшей неприязни» действительно вызывает оторопь.

Оно не только не соответствует существу дела. Оно его кардинально искажает, переворачивает с ног на голову. И непонятно почему? Зачем?

По мнению адвоката Кудрявцевой Ярослава Пакулина, 105-я статья следственными органами выбрана чисто автоматически: «Следствие не стало голову ломать над квалификацией, поскольку по сложившейся практике при наличии умершего человека, который скончался вследствие нанесения ему травмы, возбуждают уголовное дело по ст. 105, часть 1 – „убийство". Уголовный закон четко разграничивает степень вины за причинение вреда: умышленное преступление – ст. 105 УК РФ, превышение пределов необходимой обороны – ст. 108 УК РФ и действие в рамках необходимой обороны – ст. 37 УК РФ, которое не является преступлением и не влечет уголовного преследования. Убежден, что действия моей подзащитной охватываются именно этой статьей. В пользу этого свидетельствуют такие обстоятельства, как недвусмысленные и явно противоправные действия Назарова Н.Г., его многократное превосходство в силе, безлюдное место. Также немаловажно и то, что Татьяна сама вызвала раненому „скорую помощь" и вверила свою дальнейшую судьбу правоохранительным органам. Мы уже изложили свои доводы следователю в ходатайстве о прекращении уголовного преследования».

P.S. По данным Следственного комитета, «каждое седьмое убийство и каждое третье изнасилование в Москве в 2011 году совершено иностранцами, в основном приезжими из бывших союзных республик». В Московской области ситуация не лучше, поскольку приезжих там сейчас живет уже больше, чем в Москве.

Юлия Калинина, Московский Комсомолец № 25987 от 13 июля 2012 г.