На сегодняшний день в РФ проживает почти 30,5 млн. детей. О детях и об их безопасности открыто говорят только два раза в год – 1 сентября, когда дети идут в школу, и 1 июня, в День защиты детей. В эти дни, как правило, говорится много отвлеченных и напыщенных фраз, но конкретные проблемы так и остаются нерешенными.  Предметный диалог о проблемах защиты детства состоялся 14 июля в эфире Радио России, гостем которого стал руководитель правозащитной организации  «Право ребенка» Борис Альтшулер.

Ильмира Маликова: Для начала хотелось бы, чтобы Вы рассказали нашим слушателелям о своей организации.  «Право ребенка» – региональная общественная организация, а значит, она активно работает во множестве регионов страны. Каковы ее цели, задачи, какова основная идея работы?

Борис Альтшулер: Вообще, мы работаем начиная с 1996-го года в рамках Российского центра по правам человека, то есть, вот уже 12 лет. Статус региональной организации означает, что она зарегистрирована в Москве, то есть, в данном регионе. Но на практике мы, конечно, межрегиональная организация, мы работаем со всей Россией. Вот только недавно мы направили персональные обращения к восьмидесяти главам субъектов Российской Федерации о том, как все-таки усовершенствовать систему защиты детства и семьи в России. Причем, к предложениям прилагаются еще сорок три документа и материалы, которые размещены у нас на сайте. Там в разделе «Защита детства и семьи в Российской Федерации» можно прочитать наши предложения, и не мы их придумали: это все лучший российский опыт. Мы знаем ситуацию в Саратовской области, в Московской области. Недавно эти две области приводили в пример на заседании правительственной комиссии по делам несовершеннолетних, рассказывая, как там работает КДН. В Пермском крае есть замечательный опыт реформирования детского учреждения, в Москве есть детский дом номер девятнадцать – дошкольный детский дом. В Смоленске уже нет коррекционного дошкольного детского дома, там есть Центр сопровождения. Все это уникальный опыт. Но наша общая проблема в том, что этот уникальный российский опыт годами остается там, где он есть, но не распространяется. То есть, там, где есть энтузиасты, замечательные люди, там что-то делается. А рядом уже ничего не происходит. Даже в той же Москве есть проблемы с распространением. Это вопрос к Федеральному центру, но также и к тому, что губернаторы должны проявить политическую волю и все-таки наладить эту систему. Но дело все в том, что системы-то просто нет, есть только то, что мы называем «фабрика сиротства». Если есть неблагополучие, насилие в семье, как реагирует система? Спасает детей, просто отбирая их у родителей, вот отсюда и 750 тысяч сирот. А никакой иной работы не ведется.

Ильмира Маликова: На протяжении многих лет дети находились в отрыве от семьи, отдельно поднимались интересы ребенка в семье, матери, отца. Но семья как некое единое понятие, как общественный институт в нашей стране не очень сильно защищается, и не защищается потому, что не осознается. Несмотря на колоссальное количество государственных институтов – это и комитеты, и министерства, которые периодически создавались, а потом распадались. Тем не менее, это все остается такой факультативной задачей…

Борис Альтшулер: Видите ли, на бумажке можно написать всякие слова, а реальная жизнь определяется финансовыми потоками и людьми, которые на них «сидят». И вот вся наша система – это система семи ведомственных «нянек», то есть, разных управляющих органов. Управленцев много, а работать некому. Но, кроме того, система работает с чудовищным перекосом. Мы изымаем ребенка из кровной семьи, не помогая ей встать на ноги, и при этом в несоизмеримом масштабе пополняем бюджеты ведомств, обслуживающих социальных сирот, накапливающихся в учреждениях. И вся система утроена так, что никто не идет в семью. Мы уже два раза писали Татьяне Голиковой о том, что вся наша система, за редкими исключениями устроена так, что органу опеки или попечительства просто невозможно обратиться в социальные центры. И эта раздельность существования мешает реальной работе. Но ничего не делается, в том числе и потому, что есть чья-то определенная заинтересованность в том, чтобы сохранить все как есть. То есть, система сейчас питается детской бедой…

Ильмира Маликова: Получается, что мы ходим по какому-то замкнутому кругу. Потому что есть совершенно очевидные ситуации, когда ребенка просто необходимо из семьи изъять, ради его блага. Но его перемещают в учреждение для детей, оставшихся без попечения родителей и просто забывают…

Борис Альтшулер: Изъять ребенка, конечно, несложно, при наличии соответствующих обстоятельств и постановления органа опеки. Но вопрос в том, что происходит потом. В западных странах ребенка помещают не в учреждение, не реабилитационный центр и не в приют – его помещают в замещающую персональную семью. У нас есть семейные воспитательные группы или патронатные формы, но большой вопрос, будет ли это все после принятия нового закона. Но проблема в том, что в этих социальных приютах, как говорила когда-то Галина Корелова, за одну ночь один уличный ребенок обучит десятерых домашних детей групповому сексу. Понимаете, детей, а особенно трудных, нельзя концентрировать вместе. Конечно, с ними должны работать медики и специалисты. Но, как правило, лучше, если ребенка помещают в профессиональную замещающую семью и там с ним работают. Психологически для ребенка очень важно, если рядом есть какой-то взрослый, который постоянно с ним разговаривает, общается. Гораздо хуже, если он просто помещен в учреждение, в котором с ним иногда поработает воспитатель, который потом вечером уйдет домой, оставив ребенка один на один со всей этой средой. А ведь в приютах такая страшная дедовщина… Так что детьми надо заниматься, их нельзя предоставлять самим себе. И, кроме того, конечно, надо работать на восстановление с кровной семьей. Социальная система Российской Федерации не работает в этом направлении, она занимается обслуживанием. Я надеюсь, что все-таки Минздравсоцразвития одумается и начнет работать вместе с опекой, вместе с комиссиями по делам несовершеннолетних. Все эти социальные учреждения должны работать по горизонтальным соглашениям. У нас уже создан огромный социальный ресурс, но он не используется для работы в социальной среде – в семье, на улице с детьми и так далее. Он просто не используется.