6 марта лидер правозащитного движения «Сопротивление» Ольга Костина выступила в программе «107 минут» радиостанции «Русская служба новостей». Около часа лидер «Сопротивления» отвечала на вопросы ведущего программы Андрея Доброва и слушателей программы.
Андрей Добров: В гостях сегодня Ольга Николаевна Костина — член комиссии общественной палаты по общественному контролю. За деятельностью правоохранительных органов и реформированию судебно-правовой системы, председатель правления правозащитного общественного движения «Сопротивление». Здравствуйте! У нас совместно сейчас идет Интернет-проект, все, что вы скажите, будет записано на видео, аудио, а потом размещено в Интернете и всю распечатку можно будет найти на нашем сайте. Есть проект «Медиакратия» — они подготовили для вас список вопросов. Альфия Шарафудинова, Уфа: «Хочу спросить о программе защиты свидетелей, насколько активно она практикуется. Какие главные проблемы на пути ее активного применения?» Ольга Николаевна в качестве председателя правления правозащитного общественного движения «Сопротивление» очень активно сейчас работает над внедрением нормальной системы защиты свидетелей.
О.К.: Здесь вопрос немного шире — мы защищаем потерпевших граждан. И как правило, свидетели это выжившие потерпевшие, которые сотрудничают со следствием — это общая категория граждан. За рубежом эти понятия не разделяют. Там защита потерпевших и свидетелей. Кстати, у нас в законе защита участников уголовного процесса — и потерпевшие, и свидетели, и судьи, и следователи — все участники процесса, на которых может оказываться давление. Что касается закона — закон хорошо, его писали долго. Хотя стоит честно заметить, что писали его не потому что осознали в полной мере эту востребованность, а потому что требовали определенные международные инстанции, в которые страна хотела попасть. Это требование так же, как касается смертной казни — требование ПАСЕ, ВТО и т.д. С точки зрения качества закона текстового — он хорош. С точки зрения правоприменительной практики — как это часто в нашей стране бывает, при попытке применить это на земле. Ситуация стала буксовать. В первую очередь запрошенный МВД бюджет был сокращен в 11 раз. Что такое защита свидетелей, когда это сложный случай, вы можете представить. Это деньги. Нужно переселять, прятать, обеспечивать охрану. С самого начала министерство было поставлено в жесткие условия в этом плане.
А.Д.: И переселять надо не в вагончик, а чтобы человек нормально себя чувствовал.
О.К.: Думаю, сотрудники МВд редко об этом говорят . Они считают, что это неприлично, надо терпеть. Но несколько случаев, с которыми мы работали вместе с МВД, когда были проблемы, они селят свидетелей в зданиях УВД, потому что обеспечить им безопасность негде.
А.Д.: В тюрьму, может, сразу?
О.К.: У нас возникали такие мысли. Потому что жуткие бывают истории, когда приходится выбирать между условиями и жизнью. Они, конечно, выбирают жизнь. Несмотря на сложности, министерство пока успешно справляется. Слава Богу, пока ни 1 свидетель в России не погиб. Это тоже вопрос. Доработка закона нужна. Мы будем , и движение наше. Нас поддерживают в Общественной плате в нашей подкомиссии, надо делать ревизию закона. Смотреть за эти три года, которые прошли, что с правоприменительной практикой. Вопросов пока больше, чем ответов. На несколько министерств размыта эта программа. У нас нет единого ведомства, которое бы отвечало за защиту. У нас у нескольких силовиков свои подразделения. Пока разговоров о том, чтобы слить это в 1 орган, не идет. Но межведомственные вопросы тоже возникают.
А.Д.: Почему? Это было бы проще. У американцев есть одно агентство по защите свидетелей
О.К.: В таких больших страна, как наша и США, в США еще и на законодательном уровне и исполнительном разные очень власти в разных штатах — там предпочли создать 1 ведомство. Это снижает коррупция, риски утечки информации . У нас пока все размыто на 6. Когда мы говорим — давайте создадим отдельное ведомство, начинается стон — это опять деньги, кадры! Создали же министерство отдельное по борьбе с наркоторговлей. Это вопрос будущего.
А.Д.: Елена Воробьева «Иваново-пресс»: «Согласны ли вы с тем, что когда надо защищать права газет, радио и телекомпаний или отдельных журналистов, наша судебная машина в полной мере применяет присущую им неуклюжую неторопливость. Когда же дело доходит, чтобы прищучить шелкоперов, машина просыпается и работает, как хорошо смазанный механизм.»
О.К.: Это очень серьезный вопрос. Я сама по профессии журналист. При всей солидарности с коллегами и понимании, что сложно работать в этой профессии, особенно сейчас , мне кажется, что мы нуждаемся в саморегуляции. Что такое закон о СМИ сегодня? Это хороший документ, но отстающий от времени. У нас так часто бывает, что свобода слова регулируется в нашей стране финансовыми способами. Если против вас проплатили статью, вы может пойти в другое издание и проплатить навстречу. Мы с этим сжились и считаем, что это нормально. Конечно, ничего нормального в этом нет. Пока сама среда информационная профессиональная не возьмется за регулировку этого процесса, не побоюсь этого слова — почти так же, как в свое время за чистку рядов взялись в МВД. Кто попадает в работники печати, подготовлены они профессионально или нет? Мы должны себя сами регулировать. Иначе нас регулируют сверху. Желающих побороться за свободу слова всегда хватает. Необязательно это делать государственной структуре. Это кто угодно может делать. Пока всех спасает то, что по нашим законам доказать клевету в суде практически нереально. По- моему, 1 был случай в Петербурге — туда выезжал декан журфака и отстаивал молодую девочку, которая только вышла на работу и допустила ошибку. Если бы мы более четко отрегулировали под время, которое меняется, и запросы, которые меняются, свою работу и ответственность общества и госорганов перед прессой, думаю, нам было бы проще.
Как сейчас Интернет взялся за саморегуляцию? Я вчера встречалась с коллегами из РОЦИТа — известной ассоциации Интернет — сообщества, которая активно в последний год ведет консультации с ФСБ, МВД. Как только начался разговор, что надо закручивать гайки в Интернете, они решили этого не дожидаться, и решили пойти на компромисс. Они признали, что есть вещи безобразные. Сложности. Они достигли успехов в этих переговорах. Они даже готовят пакет предложений по законодательной и исполнительной власти. Никому не нравится читать про себя, особенно если это негативная информация, но правдивая. Здесь надо быть внимательнее и нужна солидарность в прессе.
А.Д.: Дмитрий Юдин — студент: «Прокомментируйте объективность работы суда присяжных. Вам, наверняка, известна статистика оправдательных приговоров от общего числа, выносимых судами. О чем она свидетельствует — о качестве следствия или зависимости суда? Если о качестве следствия, то почему тогда статистика оправдательных приговоров, выносимых судами присяжных, на порядки отличается от выносимых другими судами?»
О.К.: 21 марта Общественная палата совместно с рядом СМИ подготовила специальный проект круглого стола, посвященный работе присяжных. В прессе еще об этом будут говорить. Здесь несколько проблем. Первая — когда мы вводили у себя этот институт, мы поспешили, сделали кальку. Хотя надо было подумать о том, что нужно какое-то ведомство, за которым закрепить вхождение этого института в наше общество. И нужно было попробовать, прежде чем все это сооружать. В европейских странах суд присяжных устроен по-разному. Есть страны, в которых из 12 присяжных 6 обязательно должны быть с базовым юридическим образованием. Тогда, когда начинаются эмоции, та часть, которая юридически подкована, в состоянии помочь 2-й половине сориентироваться относительно закона. Необязательно, что нам нужна была такая же схема. Нормальные страны старались как-то сначала оценить свою ситуацию и применить относительно нее. Мы пошли по тому пути, что просто перенесли это на свою неокрепшую действительность. Мы все слышали, что Медведев говорит о правовом нигилизме. И до этого мы слышали, что мы весьма слабо подкованы в своих правах. После 90-х годов непростое эмоциональное состояние вдруг положить такую ответственность на граждан — когда мы не знаем законов….
О.К.:: … Те, которые знаем, мы считаем несовершенными, или совершенными, но неприменимыми. И нам на все наши чудесные эмоции говорят — а теперь давайте, вы будете судьями. Это не просто. Это людей нужно было все-таки готовить, этому должна была предшествовать колоссальная, я считаю, государственная пиар-кампания, объясняющая, как это должно происходить. Ничего этого предпринято не было. В результате чего сейчас начали раздаваться голоса о том, что давайте вообще прекратим этот эксперимент, потому что он не удался. Потому что оправдывают скинхедов, оправдывают убийц, и так далее, и тому подобное. Потому что эмоции, солидарность, и так далее. В то же время я хочу сказать — вы знаете, какая ужасная статистика по количеству людей, соглашающихся идти в присяжные? 0,2%. Чтобы получить двадцать человек в присяжные по Москве и области, нужно разослать восемь тысяч приглашений. То есть граждане идти не хотят.
Опять, возвращаясь к напечатанному — почему мы сначала вводим, а потом начинаем думать? То есть вы представляете — это типовая бумага, вам приходит письмо, что вы отобраны в коллегию, и дальше написана такая замечательная фраза — вы должны поставить своего работодателя в известность, что вы работаете в течение от месяца в суде присяжных, а если понадобится, то и дольше. И вас обязаны отпустить с работы, поэтому поставьте в известность своего работодателя. Ну вот давайте честно говорить — я наблюдала две коллегии присяжных, где адвокаты, в частности, по ряду причин, затягивали — адвокаты обвиняемого затягивали процесс. Им это было нужно, потому что где-то вышли сроки по обвинению, и обвинение было снято автоматически, где-то что-то еще. И вот они там — заболел, не пришел, еще что-то, еще что-то — и это тянулось несколько месяцев. Как вы думаете — коллегия разваливается сразу….То есть, понимаете, это все вопросы, которые нужно было предусматривать. И многие коллегии разваливаются не потому, что нам, как нам часто говорят, криминальное воздействие, давление — да, это тоже имеет место, но в основном потому, что это просто невозможно выдержать.
А.Д.:: Ну да.
О.К.:: И поэтому же люди не соглашаются туда идти. В итоге мы в основном получаем людей либо с какой-то обостренной действительно гражданской позицией, когда человек действительно готов все бросить.
А.Д.:: Что тоже не очень хорошо.
О.К.:: Да. Либо мы получаем людей, которые реализуют какие-то свои обиды, комплексы. Проблемы — я вот сейчас покажу, я наведу порядок, и так далее. Совершенно необязательно этот человек может быть самый, действительно, не судимый, у него, может быть, никто не судим. Но вот эта реакция, накладывающаяся на неграмотность — она, конечно, дает всякие разные сбои, которые, конечно, позволяют некоторый правоохранительным чиновникам делать вывод о том, что это было ошибка.
А.Д.:: Ну это правильно. Вот я себя представляю на месте какого-то, скажем, государственного чиновника, и думаю — вот ра
