На недавней коллегии Генпрокуратуры России по итогам работы за 2009 год Дмитрий Медведев затронул неожиданную на первый взгляд тему – уголовной статистики. "Не знаю, насколько эта статистика является точной, – сказал президент. – У нас миллион преступлений – туда, миллион – сюда, непонятно, что вообще происходит". Советник Председателя Конституционного суда Владимир Овчинский в журнале "Огонек" попробовал разобраться в непростой статистике.

Если президент говорит, что миллион преступлений можно скрыть, то это уже приговор всей правоохранительной системе. Ведь от "лукавых" цифр зависят оценки деятельности правоохранительных органов, намечаемые в этих органах реформы, необходимая численность людей, задействованных в борьбе с преступностью, выделяемые бюджетные средства. Что же у нас происходит с регистрацией преступлений, насколько велика "погрешность" и как далека реальная криминальная картина от статистической?

Чудеса с регистрацией

Последние 3 года ежегодно растет число заявлений, сообщений и иной информации от граждан и организаций о случившихся криминальных происшествиях: в 2006 году таких заявлений было 19 млн 305 тысяч, в 2009 году – 22 млн 789 тысяч. Иными словами, "заявленная" преступность выросла на 3 млн 484 тысячи фактов.

Удивительным образом "зарегистрированная" преступность, то есть та, которая попала в уголовную статистику и на которой строятся все оценки работы правоохранительных ведомств, в эти же годы ежегодно… снижалась. С 3 млн 855 тысяч в 2006 году до 2 млн 995 тысяч в 2009 году. Сокращение за указанные годы – на 860 тысяч преступлений.

Куда же уходили заявления и сообщения о преступлениях и во что трансформировались? Значительная часть – в пресловутые решения об отказе в возбуждении уголовных дел. Число "отказных" фактов постоянно увеличивалось на фоне победных рапортов о "снижении" преступности: с 4 млн 596 тысяч в 2006 году выросло до 5 млн 641 тысячи в 2009 году. Занятна судьба этих "отказных" эпизодов – даже те из них, которые были опротестованы прокуратурой (на коллегии по итогам 2008 года, например, генпрокурор Юрий Чайка назвал цифру установленных его ведомством за один календарный год необоснованных отказов – 1 млн 800 тысяч), не попали в статистику преступности.

Не попали в сводку и миллионы (!) других фактов, причем по весьма экзотическим основаниям. Например, в 2009 году почти 5 млн заявлений и сообщений о преступлениях были "приобщены к материалам специального номенклатурного дела" (никто из экспертов не в состоянии разъяснить, что за этим скрывается), 5 млн 323 тысячи – "переданы по подследственности (подсудности) или по территориальности".

Между тем любому здравомыслящему наблюдателю очевидно: зачем нам знать, что, куда приобщено и куда передано? Чтобы составить объективную картину, достаточно ведь иметь представление только по трем показателям: числу возбужденных уголовных дел по заявлениям; числу отказов в возбуждении уголовных дел; числу возбужденных дел об административном правонарушении (ведь карать можно и в уголовном, и в административном порядке). Граждане должны видеть, что существует реальное государственное реагирование на их заявления. Должны, но не видят.

Приключения с раскрываемостью

Теперь о раскрываемости и раскрытии преступлений. Эти понятия в сегодняшней России далеко не идентичны. На коллегии МВД, которая предшествовала прокурорской, министр Нургалиев заявил, что "общая раскрываемость" преступлений повысилась за минувший год на 2,1 процента и составила 55,8. Причем раскрываемость улучшилась по всей группе тяжких и особо тяжких преступлений. Казалось бы, после такого заявления должна следовать массовая раздача наград отличившимся. Ордена и медали россыпью, однако не дают. Потому что не за что.

Штука в том, что статистика раскрываемости в последние годы растет за счет искусственного снижения другой статистики – преступности. Это выглядит так: если меньше зарегистрировали преступлений, то для обеспечения высокой раскрываемости можно и меньше раскрывать. Поэтому налицо, на первый взгляд, парадоксальная, а на самом деле закономерная ситуация: раскрываемость растет, а число раскрытых преступлений падает.

Вот пример для наглядности – по убийствам. Их зарегистрированное количество снизилось (с 31,6 тысячи в 2004 году до 17,7 тысячи в 2009-м), а раскрываемость выросла, хотя реальное число раскрытых убийств уменьшилось с 26,1 тысячи в 2004-м до 15,4 тысячи в 2009-м. Возникает вопрос, когда лучше работали оперативники и следователи: тогда, когда была ниже раскрываемость, но преступлений было раскрыто больше, или, наоборот, при высокой раскрываемости, но со значительно меньшим числом раскрытых убийств?

При этом заметна закономерность: в период, когда руководители правоохранительных органов ежегодно рапортуют о снижении числа убийств и повышении их раскрываемости, практически не снижается количество без вести пропавших граждан, судьба которых осталась неустановленной. Разыскная статистика идет с нарастающим валом: плюсуются граждане, исчезнувшие в предыдущие годы. Так вот, общее число людей, которые пропали без вести и которые так и не были найдены, на конец 2009 года составило 48,5 тысячи человек (в 2008-м – 48,9 тысячи). Цифры практически те же, и это значит, что никакого реального улучшения в розыске пропавших людей нет. А ведь учтены при этом еще не все манипуляции с показателями – не брались в расчет, скажем, неопознанные тела (за 2009 год 5,4 тысячи не были идентифицированы, годом раньше – 6,5 тысячи). Уголовные дела по этим "неустановленным" эпизодам заведены только в каждом 12-м случае. Можно ли с таким шлейфом говорить о реальном снижении числа убийств?

Магия отчетности

Концы с концами явно не сходятся, хотя стремление улучшить статистику по "убойным эпизодам" хитроумными способами нетрудно понять – при всех вольных упражнениях с цифрами и фактами число таких преступлений на 100 тысяч жителей в России в последние годы втрое превышает американские показатели и в 18 раз – западноевропейские.

И это при том что в большинстве стран мира в статистику убийств попадают все криминальные акты насилия, повлекшие смерть. У нас же изначально заведено иначе, особая позиция существует даже здесь. Например, человека бьют топором по голове, он лежит в коме несколько дней, а только потом умирает – в российской правоохранительной отчетности это не будет считаться убийством, поскольку квалифицируется другой статьей УК – причинением тяжкого вреда здоровью, повлекшим смерть. Сколько подобного рода эпизодов скрываются в отчетных сводках – неведомо не только никому из независимых экспертов, но и ни одному ведомственному начальнику, какие бы большие погоны он ни носил.

Наведение порядка в учете и регистрации преступлений – это одно из определяющих начал в реформировании правоохранительной системы, о необходимости которого говорилось на той же коллегии Генпрокуратуры. Создать очередной совет при президенте – это не решение вопроса.

Владимир Овчинский, доктор юридических наук, советник Председателя Конституционного суда РФ, журнал «Огонёк» № 10 (5120) от 15.03.2010

Динамика зарегистрированных и раскрытых тяжких и особо тяжких преступлений против личности в 2004-2009 гг.

Динамика зарегистрированной преступностии и заявлений в 2006-2009 гг.

Источник: Главный информационно-аналитический центр МВД РФ