Госдума приняла поправки в Уголовный кодекс, в соответствии с которыми упраздняется нижний предел санкций в виде лишения свободы по 68 составам преступлений, в том числе по тяжким и особо тяжким преступлениям. Проект закона «О внесении поправок в Уголовный кодекс РФ» не был вынесен на всенародное обсуждение, хотя его последствия могут затронуть всех и каждого.

Модернизация уголовной политики в России – широко разрекламированный, едва ли не главный проект Дмитрия Медведева. Изначально этот проект назывался «гуманизацией» и предполагал смягчение санкций и более широкое применение альтернативных видов наказания, особенно по тем статьям, которые называются экономическими. Планировалось смягчение ответственности за ряд незначительных преступлений, а также перевод некоторых преступлений из уголовных в разряд административных правонарушений. Одна из главных целей реформы уголовно-исполнительной системы – сокращение общей численности осужденных.

Общество отнеслось с пониманием к этим инициативам. Все знают, что у нас много заказных дел и наказание за преступления, которые не связаны с причинением ущерба здоровью или жизни, часто бывает неадекватным. Все знают, что наши тюрьмы переполнены, что условия в них близки к садистским, что в них нередко оказываются совершенно не те люди, которые должен там сидеть. Однако на стадии реализации проекта начали возникать довольно странные метаморфозы.

Во-первых, Министерство юстиции открыто объявило о том, что их задача – именно разгрузка тюрем. Они хотят выпустить как можно больше народу, чтобы оставшимся было комфортно отбывать срок. То есть в тюрьмах должно остаться определенное, по их мнению, адекватное количество заключенных, которым в таком случае можно будет обеспечить человеческие условия существования.

Дальше происходит следующее: от имени президента Российской Федерации поступает блок поправок. Как правило, когда поправки исходят от первого лица, они не подвергаются анализу. Но никакого публичного или экспертного обсуждения этих поправок до того, как они поступили к Дмитрию Анатольевичу, не было. То есть граждане страны просто были поставлены перед фактом, что документ уже принят в первом чтении и что это серьезный шаг вперед на пути к либерализации уголовного законодательства в области экономических преступлений.

При внимательном чтении документа вместо экономических преступлений там обнаружились статьи, связанные с нанесением тяжких телесных повреждений, грабежом, разбоем, нанесением побоев, повлекших смерть, и даже с укрывательством информации о преступлениях. На практике это означает, могут не подвергнуться лишению свободы лица, осужденные за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, угрозу убийством, изъятие органов или тканей человека, находящегося в беспомощном состоянии, незаконное помещение в психиатрический стационар и т.п. В этом же списке снижение ответственности за укрывательство преступлений. Получается, что опасные и особо опасные преступники и рецидивисты будут находиться на свободе, подвергаясь абсолютному минимуму наказаний.

Решать задачи минимизации числа осужденных посредством элементарного сокращения санкций по меньшей мере наивно, поскольку размер того или иного наказания на число осужденных не влияет. Сокращение численности «тюремного населения» возможно лишь при оптимизации криминальной обстановки и сокращении объемов фактической преступности и никак иначе.

Авторы законопроекта «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации» пишут, что за основу для «модернизации» взяты самые массовые статьи – те, по которым проходит большинство граждан, попадающих за решетку. Но это явно не экономические статьи. Статистика Верховного суда показывает, что с 2004 по 2009 год ничтожное количество людей получило серьезные сроки за тяжелейшие преступления – разбой, совершенный группой лиц, телесные повреждения, повлекшие смерть.

Мы написали массу писем во все фракции, руководителям обеих палат и в профильные комитеты. Правовое направление Госдумы тоже было в ужасе оттого, что вместо экономических в документах оказались «убойные» статьи. Никто не выступает против оптимизации уголовной политики. Но почему коррекции подвергаются статьи, касающиеся преступлений против личности?!

Надо сказать, что первую попытку отменить верхний предел по тяжким преступлениям Минюст предпринял еще два года назад. Теперь решили отменить нижний. Следующим шагом Минюста, по всей видимости, станет перелопачивание всего УК и УПК. У нас есть данные, что в недрах министерства готовятся документы, цель которых выпустить на свободу как можно больше заключенных и, желательно, не посадить новых.

Проект также допускает возможность сохранения условной меры наказания при совершении условно осужденным в течение испытательного срока нового умышленного преступления средней тяжести, к числу которых относятся кражи, мошенничества, умышленные причинения средней тяжести вреда здоровью, грабежи, вымогательства, угоны транспортных средств и другие наиболее распространенные преступления. Это значит, что если человек, совершивший преступление и получивший за это условный срок (домашний арест, подписка о не выезде), снова идет на преступление, тюрьма ему все равно не грозит. У него что, три попытки? Во всем мире, если ты нарушаешь правила домашнего ареста, ты наказываешься по своей статье еще более жестко.

Более того, сейчас стоит задача облегчить условно-досрочное освобождение.

Во всем мире разговор об УДО начинается с вопроса о том, компенсировал ли заключенный нанесенный им ущерб. Сделал ли он такую попытку или хотя бы стремится загладить свою вину. У нас заключенные освобождены от необходимости возмещать ущерб. Они кушают, играют в пинг-понг, ставят спектакли – все за счет государства. Если они и выплачивают компенсацию, то сначала должны отдать все в счет государства за свое содержание, и потом, если что-то останется, заплатить тому, кого они изуродовали.

Попытка общественности внести поправки, учитывающие права жертвы преступления, провалилась. Какова реакция на поручение президента, которое он дал по этому поводу 8 мая 2009 года, неизвестно. Но по реакции Минюста понятно, что чиновники ведомства не считают, что у потерпевших есть какие-то права и что их надо каким-то образом соблюдать. Объясняя свою позицию по проблемам жертв преступлений, чиновники выдвигают два невежественных, если не сказать ложных, тезиса. Первый – о том, что обеспечение конституционных прав потерпевших – это ужесточение наказания и увеличение количества тюремного населения, о размере которого они так пекутся. Второй тезис – что мировая практика компенсаций жертвам тяжких преступлений приведет к разорению бюджета страны.

В прошлом году я разговаривала по поводу законопроекта с министром юстиции г-ном Коноваловым и задала вопрос: считает ли он адекватным правосудие, которое работает в системе «государство – преступник», не учитывая того, что оно должно обслуживать в первую очередь заявителя. Система современного международного правосудия считает своей главной задачей не столько наказание преступника, сколько восстановление прав жертвы. Это позволяет снижать социальное напряжение в обществе, демонстрировать заботу государства о законопослушном гражданине. Я получила от министра гневную отповедь: наша главная задача – разгрузить тюрьмы.

Законы о том, чтобы быстро вытряхнуть заключенных из тюрем, принимаются непродуманно, галопом. Понятно, что поручения президента надо исполнять. Но есть два документа, которые должны быть приняты до того, как кого-то выпускать из тюрьмы. Это программы ресоциализации и надзора за освободившимися осужденными. Почему освобожденные часто совершают повторные преступления? Потому что у них нет ни кола, ни двора, ни денег, ни работы. Они обречены на то, чтобы через полгода снова оказаться в тюрьме. Но эти полгода – это наша жизнь, наше здоровье, до которых господам гуманизаторам нет никакого дела.

Получить УДО и сейчас легче легкого. Есть три критерия выхода по УДО. Первое – надо отсидеть половину срока. Второе – изобразить раскаяние. И третье – не иметь нареканий со стороны тюремного начальства. И все. Ни социальная опасность, ни компенсация нанесенного ущерба не оценивается. Заключенный отсидел полсрока за счет государства, пустил слезу… и его выпустили. Но Федеральная служба исполнения наказаний дошла до такого извращения, степень изощренности которого нам еще предстоит оценить.

Недавно на РЕН ТВ стартовала удивительная программа «Приговор», заявленная как совместный проект с ФСИН. У нас много на телевидении программ, имитирующих суд – «Суд идет», «Федеральный судья» и пр. Профессиональные судьи говорят, что такие передачи формируют у граждан ложное представление о правосудии, что эти программы вредны. Но то, что выпустил ФСИН совместно с РЕН ТВ – просто шедевр.

В студии двенадцать присяжных – «Большое жюри» – пересматривают уголовные дела, по которым отбывают наказание осужденные. Ведущий программы беседует в колонии с заключенными, у которых есть право подать прошение об УДО. Затем в студии присяжные, из которых шестеро – слесари и сантехники, а еще шестеро – режиссеры и дирижеры, известные журналисты, пытаются понять, раскаялся ли осужденный, не опасен ли он больше для общества и достоин ли УДО. Перед съемкой присяжным дают справочку, листа на три, о материалах дела. Дальше они с этой справочкой, за 45 минут, принимают решение. В первой передаче они рассматривали дело товарища, который убил своего годовалого ребенка.

Что тут сказать? Во-первых, это девальвация суда присяжных. Работа присяжных – тяжелый многомесячный труд. Человек, прежде чем проголосовать, месяцами ежедневно изучает дело, слушает, смотрит, сомневается, обсуждает. Это никак не делается за 45 минут по справке из трех листов. Я говорила с коллегой, которая принимала участие в этой передаче.

Программа записывается вперед на несколько эфиров. Она записывалась в восьмой передаче, все семь предыдущих приговоров были оправдательными. Каких же осужденных ФСИН предлагает в эту передачу? Там нет несчастных женщин, которые зарезали мужа ножом, за то, что он ее истязал или бил ее ребенка. Там наркокурьеры, убийцы детей… А решение программы «Приговор» будет направленно в суд в порядке поддержки просьбы о выходе на условно-досрочное освобождение. Учитывая, что эту программу соорудил ФСИН, это будет весомое мнение, едва ли не решающее.

Это приговор всем нам. Нас ждет не просто холодное лето 53-го года, а, может быть, даже что-нибудь и почище.

Многие эксперты подтвердят, что любые социальные волнения революционного толка на 90% осуществляют профессиональные криминальные круги.

Единственная задача, которую ставит перед собой эта публика, – массовый выход на свободу под видом гуманизации правосудия уголовников по средним и тяжким статьям. Грядет криминальная революция.