18 августа психологи правозащитного движения «Сопротивление» вместе со специалистами Психологического Института Российской Академии образования выехали в Ростов-на-Дону для оказания психологической помощи потерпевшим, эвакуированным из зоны военного конфликта в Южной Осетии. Руководитель общественной приемной "Сопротивления" Вергина Хайлова подвела итоги работы психологов за это время.

– Где Вы работали, сколько человек обращалось к вам за помощью?

Вергина Хайлова: Мы работали в пансионате «Красный десант», в пансионате «Ростов» и санатории «Азовское взморье». Работа проводилась с 18 по 28 августа. Что касается пострадавших,  в «Красном десанте» было 312 человек, в «Азовском взморье» – 200 человек. Из 200 человек «Азовского взморья» было где-то 140 детей, притом 50 детей без взрослых.  К счастью не было детей, потерявших родителей, однако некоторые дети не знали о судьбе своих родителей, возможно, что их родители погибли.  В «Красном десанте» из 312 человек было 30 мужчин,  153 женщины и 129 детей. В основном были, конечно, женщины и дети, так как все мужчины – братья, мужья, отцы – остались в Южной Осетии. Те 30 мужчин из «Красного десанта» просто не смогли там остаться по разным причинам, кто-то из-за здоровья, кто-то из-за возраста.  Они очень сильно переживали, их практически насильно вывозили. Последствия грузинской агрессии, по рассказам этих людей, конечно, ужасны. Это разрушенные дома, здания социального значения, промышленные объекты, памятники истории и культуры. Разрушен Югоосетинский университет. Мы общались, с одним из ведущих преподавателей этого университета – она с дрожью в голосе говорила о его уничтожении. «Мы так радовались тому, что сможем начать новый учебный год в отремонтированном здании», – вспоминает она. А теперь она каждый раз вздрагивает, когда вспоминает руины, оставшиеся после грузинской атаки.  Тем не менее, даже в такой ситуации психологам удавалось настроить людей на какие-то позитивные ноты. Это очень сильная нация.

– Скажите, с чем пришлось работать? Чему в первую очередь было необходимо уделить внимание?

– Первое, что было отчетливо видно – это повышенная тревога в людях. В начале, мы обращали внимание на детей, которые бегали вокруг нас, играли. У них наблюдались резкие движения, очень повышенный тонус. Они были резковаты и грубы. Они кричали, были видны резкие переходы из одного состояния с другое. Мальчики могли заплакать, что в данной нации крайне редко. Потом, когда мы начали разговаривать с детьми и взрослыми, узнали, что дети испытывают ночные страхи, кричат по ночам. У многих детей появились логоневрозы, то есть заикания. Отдельно можно выделить категорию подростков – именно они наиболее подвержены психологическим травмам.  Дети помладше, от 4-х до 6-ти лет испытывают страхи, но не такие сильные, поскольку маленький ребенок ориентирован на взрослого. Если взрослые не уверенно себя чувствуют, а взрослые чувствовали себя неуверенно,  то и ребенок будет волноваться. Поэтому взрослым, в первую очередь, надо было работать с саморегуляцией.  Маленькие дети должны видеть перед собой уверенного взрослого, тогда у них все выйдет на более нормализованный уровень. Нам удалось убедить родителей в необходимости упражнений, которые надо делать с ребенком. Ведь во время таких упражнений, успокаивается не только ребенок, но и взрослый.  Поэтому такой тандем приносил наибольшую пользу.

– Насколько были люди готовы получать психологическую помощь и сотрудничать с психологами?

– В первые дня 2 абсолютно не готовы.

– Это, по всей видимости, взрослые?

– Вообще все. У меня большой опыт работы в чрезвычайных ситуациях, и я это точно знала, когда мы только туда ехали. Психолог, приезжающий работать в чрезвычайных ситуациях, никому не нужен. Ни администрации, ни пострадавшим. То есть никто не понимает, кто такой психолог и что он здесь делает. Первый день тратится на взаимодействие и координирование своей работы с администрацией, на проговаривание всех значимых позиций.  Как правило, в первый день администрация, не осознавая, зачем вообще нужны психологи, говорит что-то вроде «Ну начинайте работу, потом разберемся». Но на 4-й – 5-ый день сотрудники сами подходят и просят психологов помочь разобраться в том или ином конфликте. Они начинают понимать, что без психологов им не обойтись. Порой бывает так, что и администрации требуется психологическая поддержка из-за больших объемов напряженной работы.  Мы, конечно, им предлагаем и поддержку и помощь. По крайне мере 2 дня необходимо для появления мыслей у людей о возможности получения психологической помощи. Например, иногда родители запрещали детям рассказывать о случившемся, пытаясь таким образом помочь детям. Но, на самом деле, они ещё больше усугубляли проблему.  Поэтому требовалось дополнительное время, чтобы разъяснить родителям как надо себя вести по отношению к детям.

– Каковы были условия Вашей работы и проживания?

– Администрация сделала все, что было в их силах. Нас разместили вполне комфортно.  Вообще, это старые советские пансионаты, которые находятся в достаточно ветхом состоянии, но, тем не менее, в рамках возможного, условия были очень хорошие. Очень хорошо  к нам относились люди, особенно после недели работы.

– Людей эвакуировали из Южной Осетии и привозили к Вам. Сейчас беженцев столь же массово переправили в места постоянного проживания. Скажите, не травмируют ли эти переезды человеческую психику ещё больше?

– Вообще травма переживается несколькими этапами. Мы как раз работали в период острого травматического состояния. Этот период может длиться до 6 недель. Важно перевести человека на следующий этап.  В самом начале, были случаи, когда люди находились в абсолютно деструктивном, дезорганизованном состоянии. Нашей задачей было перевести это состояние в процесс понимания того,  что произошло. К счастью люди быстро оправились от шока и перешли в фазу агрессии, что, в общем, было тоже сопряжено с рядом проблем. Ведь после того как человек вышел на этот этап, ему нужно отреагировать на поступающие эмоции. Поэтому вся работа психологов была направлена на конструктивный выход этой эмоции. Вся психотерапевтическая техника была направлена на то, чтобы люди всю эту энергию направляли, например, на поднятие города, на возрождение нации. Мы пытались сделать все возможное, чтобы, агрессия выплескивалась частично в позитивном русле. Но даже, несмотря на это, среди 312 человек собралась определенная команда, которая пыталась выплеснуть свою агрессию на местную администрацию. Нам, конечно, пришлось разъяснять, что это – неадекватное состояние и оно свойственно травме. Когда мы прояснили это руководству, то они согласились с тем, что любой человек на их месте повел бы себя именно таким образом. Главное не реагировать так остро на эту агрессию. Тем не менее, агрессия – это очень хороший признак. Люди не застряли на первом этапе, а значит, поддаются психологическому воздействию.

– Как была организована ваша работа? У вас был определенный график или же круглосуточное дежурство?

– Специфика работы психолога в чрезвычайной ситуации в том, что в чрезвычайной ситуации к психологу не поступает запросов, к психологу никто не приходит сам. Повторюсь, когда мы приехали, мы были никому не нужны в принципе. Сначала мы просто ходили, разговаривали с людьми, играли с детьми. То есть мы выступали инициатором контакта с людьми, пытались создать непринужденную обстановку. Графика поначалу не может быть никакого – мы начинали работу в 7 часов утра и заканчивали в 12 ночи. Позже, когда были сформированы группы, то стало возможным составить расписание. После завтрака у нас были малыши, потом дети 10-ти – 12-ти лет, потом группа подростков, вечером с 9 до 11 – взрослые женщины. Остальное время – это индивидуальная работа.

– Каковы итоги вашей работы?

– Люди были, в принципе, далеки от понимания, кто такой психолог. Мы переломили эту позицию. Поэтому необходимо организовать психологическую службу, обучить специалистов. Удивительно, но даже мужчины стали обращаться к психологу.  Каждый хотя бы по разу пришел на консультацию. Ведь каждому мужчине пришлось пережить смерть близких людей. Есть уверенность, что взрослые будут ходить к психологу. Но большее внимание, конечно, следует уделить детям. Детям нужно сопровождение психологов. Необходимо создать службу психологической помощи. У них есть университет. Я думаю, что каким-то образом он все-таки начнет функционировать в другом помещении. Есть преподаватели, с которыми мы разговаривали, которые хотели бы включиться в эту работу, обучаться и восстанавливать детей. Логоневрозы и энурез – это очень серьезно. Последствия пережитого, конечно, будут сказываться всю их жизнь.

Беседовал Алексей Леонов