Максим Пешков, юрист, адвокат, эксперт Фонда поддержки пострадавших от преступлений

Максим Пешков, юрист МПОО «Сопротивление», член ОНК Москвы:

В Общественной палате состоялось «нулевое» чтение законопроекта «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части совершенствования общественного контроля за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания». Фактически, проект закона касается деятельности Общественных наблюдательных комиссий (ОНК) и изменений в законы об их деятельности.

Законопроект был подготовлен Правительством РФ во исполнение поручения Президента РФ по итогам заседания Совета при Президенте по развитию гражданского общества и правам человека. Члены этого Совета, например, Андрей Бабушкин, Мария Каннабих сегодня отмечают, что от поручения Президента в этом законопроекте, мягко говоря, ничего не осталось. Владимир Путин настаивал на повышении эффективности общественного контроля. И, действительно, рядом изменений полномочия членов ОНК расширены, но целый перечень нововведений свидетельствуют фактически о запретительном духе законопроекта, что, конечно же, вызывает недоумение и возмущение экспертов и правозащитников.

О чём идет речь? Начну с положительных моментов.

Членам ОНК предлагается предоставить право использования средств фото-видеофиксации во время проведения мероприятий по общественному контролю. При съемках задержанного-осужденного будет необходимо получить его согласие. Так же разрешается применять инструменты контроля за освещением, влажностью, проще говоря, условиями содержания в камере, микроклиматом. Сейчас члены ОНК не могут брать с собой в СИЗО подобные приборы. Это, конечно, назревшая и обоснованная мера. Члены ОНК должны иметь возможность подкреплять свои аргументы, скажем, о недостаточном освещении в камере, конкретными цифрами и данными, полученными инструментальными методами.

Так же предлагается расширить перечень мест принудительного содержания, в которых осуществляют деятельность члены ОНК, в частности, включить в него психиатрические больницы. В подобных учреждениях на принудительном лечении находятся и осужденные лица, но проверить условия их содержания практически невозможно. Доступа туда нет. В порядке эксперимента в Московской области одна психиатрическая больница была под общественным контролем членов ОНК на протяжении трёх лет. Недостатков выявлено не было. Министерство здравоохранения, Правительство РФ, правозащитники сочли опыт крайне положительным и выразили заинтересованность в том, чтобы общественный контроль распространился на учреждения здравоохранения закрытого типа.

В этом вопросе важно понять, что члены ОНК не могут вмешиваться в лечебный процесс. Естественно, никто не намерен нарушать режим работы этих учреждений, учитывая, что у них есть своя специфика. Мы ждем от Министерства здравоохранения разработанные методические рекомендации. В свое время подобная ситуация была с Центром временного размещения задержанных иностранных граждан, подведомственным ФМС. Ведомство разработало и утвердило порядок доступа в Центр членов ОНК. Все вопросы были сняты. Мы рассчитываем, что подобный сценарий будет реализован и при организации работы с психиатрическими лечебными учреждениями, в которых находятся осужденные лица.

Несмотря на разумные предложения, законопроект все же базируется на спорных, конфликтных и прямо ограничивающих права членов ОНК, позициях. Например, предлагается запретить вхождение в ОНК людям, у которых близкие родственники отбывают наказание в местах лишения свободы, при этом, неважно в каком регионе страны. Сразу хочу отметить, что действующая редакция Федерального закона уже содержит требование, не позволяющее члену ОНК, близкий родственник которого содержится в месте принудительного содержания, посещать это место содержания. По признанию руководства ФСИН, не было ни одного случая, когда кто-либо попытался бы нарушить этот запрет.

Что же предлагается законопроектом? Так, общественный деятель не сможет быть членом ОНК Москвы, если его родственник отбывает наказание во Владивостоке. А, может быть, человек и знать не знает, что у него есть такой родственник! Важен и другой момент. У сотрудников полиции, которые проводят задержание, а некоторые и расследуют уголовные дела, могут быть родственники в местах лишения свободы, у следователей родственники так же могут находиться в местах лишения свободы, у прокуроров, адвокатов, судей, даже у начальника СИЗО и конкретных сотрудников СИЗО, осуществляющих охрану, могут быть такие родственники. А у общественного наблюдателя, оказывается, таких родственников не должно быть.

И депутатами Госдумы на первых слушаниях и общественными деятелями это нововведение раскритиковано. Правительство РФ и ФСИН РФ готовы пойти на уступки и не вносить это изменение. Любая законодательная поправка должна быть обоснована. Никакого анализа по данному изменению не проводилось и практики, обосновывающей нововведение, не существует.

Еще одна норма законопроекта, регламентирующая содержание беседы члена ОНК с задержанным, способна породить конфликт на ровном месте. Речь идет о том, что «…в случае обсуждения членами ОНК, вопросов, не относящихся к обеспечению прав подозреваемых и обвиняемых, находящихся в месте содержания под стражей, либо нарушения членами ОНК правил внутреннего распорядка, беседа немедленно прерывается…». Это требование абсолютно неправильно и незаконно. Оно не отвечает важному конституционному праву – правовой определенности. Норма изначально построена на отрицании. Мы не знаем, что относится к вопросам, которые можно обсуждать – закон это не регулирует и, что не относится. В чем, собственно говоря, нарушение? А определение нарушения, получается, отдано на усмотрение должностного лица.

Права человека не относятся к системе ФСИН, ФМС, Минздрава или иных ведомств. Они должны соблюдаться всеми общественными и государственными институтами. Члены ОНК проверяют соблюдение прав человека в системе ФСИН, но, например, право на справедливое судебное разбирательство – это тоже право человека. Почему мы должны запрещать задержанному или осужденному говорить о том, что с ним произошло в полиции? Тем более, если там были допущены нарушения, его избивали или пытали. Почему, если человек жалуется на действия следователя или суда, нашу беседу должны прерывать?

Естественно, общественные деятели считают подобную норму, в предложенной редакции статьи законопроекта, неприемлемой. В действующей редакции закона уже содержится запрет для членов ОНК вмешиваться в оперативно-розыскную и уголовно-процессуальную деятельность, что звучит абсолютно конкретно и достаточно.

К предложенной статье очень много вопросов. Можно теперь членам ОНК в камере задать вопрос: «Как дела?» или нет? Что такое вмешиваться в дела? Иногда нам говорят: «Уважаемые члены ОНК, ко мне следователь не приходит полгода. Куда я могу пожаловаться?». Разъяснение права задержанного – это наша обязанность. У ФСИН, в таких случаях, есть железный аргумент – у него же есть адвокат. Но мы прекрасно понимаем, что у 80% находящихся в СИЗО, адвокаты по назначению, которые к ним не ходят. К тому же, закон не запрещает членам ОНК давать процессуальные советы, например, разъяснять порядок подачи жалобы на действия следователя. Почему у сотрудников ФСИН это вызывает скепсис? Ведь эти нормы прописаны во всех открытых источниках – в законах Российской Федерации и не представляют никакой секретности. Члены ОНК не выступают в роли адвокатов или защитников осужденного. Мы не составляем и не пишем жалобы. Мы разъясняем права и оказываем содействие в защите прав человеку, чем Общественная наблюдательная комиссия и должна заниматься. А задержанный или осужденный имеет право обратиться за правовыми разъяснениями к кому угодно, хоть к начальнику учреждения, хоть к Президенту России.

Необходимо отметить еще один важный момент. В СИЗО находится огромное количество граждан, которые по одному делу проходят, скажем, обвиняемыми, а по другому – потерпевшими. Норма, запрещающая обсуждать вопросы, не относящиеся к содержанию в СИЗО, напрямую нарушает право потерпевшего получать правовую помощь по делу, в котором он выступает жертвой преступления. Как сотрудник правозащитного движения «Сопротивление» я прекрасно знаю, как трудно потерпевшему даже на свободе реализовать свои процессуальные права. В СИЗО это практически невозможно сделать. Бесплатной правовой помощи для потерпевших на государственном уровне просто нет. Адвокат, назначенный государством по уголовному делу в отношении него, просто не обязан оказывать ему какую-либо иную помощь по другому делу. Если человек спрашивает о том, как ему подать заявление о преступлении, почему члены ОНК не должны отвечать ему?

Члены ОНК выступают резко против подобной законодательной нормы. Это просто искусственное ограничение права. Если член ОНК нарушил действующее законодательство, всегда можно обратиться в правоохранительные органы, предъявить доказательства и лишить его полномочий. В противном случае теряется весь смысл общественного контроля.

Общественная палата, члены ОНК, правозащитники раскритиковали еще одну законодательную новеллу. В действующей редакции закона, при созыве и выборе нового состава ОНК, секретарь Общественной палаты вправе запросить информацию в компетентных органах о моей личности. Теперь Правительство РФ предлагает сделать подобный запрос прямой обязанностью секретаря Общественной палаты. Дело в том, что кандидаты в члены ОНК и так предоставляют всю необходимую информацию и документы. Они несут ответственность за предоставленные данные. О чем секретарь должен делать запрос, если у него все на руках? Но он обязан сделать запрос! Масштабы предстоящей огромной формальной, а главное, ни кому не нужной бюрократической работы просто поражают. Самое главное, что, если у правоохранительных органов есть информация, что член ОНК в чем-то нарушил закон, эта информация совершенно свободно передается в ОНК. Без  формализма. Я уже не говорю про уголовные и иные дела.