После отставки с поста главы МВД Татарстана Асгат Сафаров в интервью «Известиям» рассказал о полицейском насилии и молодой смене силовиков.

– Асгат Ахметович, вы почти 14 лет возглавляли республиканское МВД. За это время, как вы пишете в своей книге «Закат казанского феномена», были разгромлены крупные преступные группировки «Тяп-Ляп», «Жилки», «Тагирьяновские» и др. МВД Татарстана считалось образцовым. Не считаете ли вы, что в истории с Сергеем Назаровым мы столкнулись с другим феноменом – когда разгромившая оргпреступность система МВД споткнулась о неоднократно судимого рецидивиста и алкоголика и лишилась своего главы?

– Давайте сразу расставим все точки над «i»: погибший Назаров – жертва преступления, и здесь не имеет абсолютно никакого значения ни его моральный облик, ни вся его предыдущая жизнь. Так же, как для врача нет разницы, кто перед ним: садист-убийца или герой России, поскольку он спасает человека, так и для правоохранителей жертва – это жертва, а преступники, пусть и в полицейской форме – это преступники. И лично я не могу считать молодых отморозков из бывшего отдела «Дальний» частью той системы, которая разгромила организованную преступность в республике. Кроме того, что они в этом процессе просто не участвовали в силу возраста и малого срока службы, они еще и по своим моральным качествам не вписываются в ту систему, которую я со своей командой выстраивал долгие годы.

В некоторых СМИ прошло, что кое-кто из сотрудников, пожелавших остаться анонимными, чуть ли не сочувствуют виновникам этого преступления, якобы «перестарались ребята, перегнули палку»… Я в это не верю. Более того, мне известно, что подозреваемые в ЧП в «Дальнем» содержатся отдельно от всех остальных полицейских, в данный момент находящихся под стражей. Просто потому, что те наотрез отказались находиться в одном помещении с этими садистами.

А система споткнулась не о Назарова. Мы столкнулись с новым поколением, у которого совершенно иные моральные установки. Я не говорю, что молодежь плохая, они просто другие. И мы к этому оказались не готовы.

– Что повлияло на ваше решение подать в отставку? Оказывалось ли на вас давление из Кремля? Могли бы вы, если захотели, и далее занимать пост министра?

– Давления на меня никто не оказывал, и я благодарен руководству, что мне дали возможность руководить ситуацией и принимать определенные решения. Я надеюсь, что сейчас, когда волна эмоций уже схлынула, наконец-то многие «увидят лес за деревьями». То, что сделали в МВД Татарстана после этого позорного ЧП, в России еще не делал никто: мы расформировали коллектив целого подразделения, отправив каждого сотрудника на повторную переаттестацию. Принцип коллективной ответственности – это раз. Два – это та самая «децимация», введения которой сегодня просит общественность. Из 87 сотрудников бывшего «Дальнего» чрез аттестационную комиссию МВД прошли около половины, и только единицы доказали, что могут остаться на своих местах в прежних должностях. Большинство аттестуемых понижены в должности и переведены в другие подразделения, а порядка 20% (не каждый десятый, а каждый пятый!) уволены из органов, как не прошедшие переаттестацию. Три – лишение отдела имени. Теперь он имеет только порядковый номер.

Сегодня, чтобы работать в этом отделе, нужно иметь особое мужество. Новый начальник подразделения Алмаз Садыков пообещал, что сделает все возможное и невозможное, но сделает отдел № 9 образцовым. И я ему верю.

Что же касается отставки, я всегда говорил сотрудникам, что и позор, и честь у нас – одни на всех. И вину за случившееся в «Дальнем» я несу так же, как все. Потому и принял такое решение.

– Как вы считаете, отвечает ли руководство за действия своих подчиненных и всегда ли полицейские начальники должны уходить в отставку за ошибки рядовых сотрудников?

– Руководитель всегда отвечает за своих подчиненных, но с каждым ЧП надо разбираться индивидуально: мог ли руководитель это предотвратить, что конкретно зависело от него? Посмотрите статистику: сколько происшествий с личным составом в среднем случается в течение года в разных регионах. Если каждый раз отправлять в отставку командира, скоро командовать полицией будут лейтенанты – старших офицеров просто не останется. Рыба гниет с головы, но чистится с хвоста, и надо в корне менять систему как профессионального отбора, так и первоначальной подготовки новичков. А дальше, в ходе всего срока службы, постоянно контролировать морально-психологическое состояние сотрудников. Корректировать, а в некоторых случаях и вовремя избавляться. Если бы тех парней из «Дальнего», которых не рекомендовало УСБ, уволили во время переаттестации, для них и их родных это было бы неприятностью, но меньшим злом. По крайней мере, они не стали бы убийцами.

– Согласны ли вы с утверждением, что истории, подобные инциденту в «Дальнем», на самом деле происходят по всей стране, однако не все оказываются в центре внимания?

– Подобные истории происходят не только по всей России, но и по всему миру. На западе есть даже специальный термин: «полицейская жестокость». В прошлом году в США от рук полицейских погибли 140 человек, причем не только при оказании вооруженного сопротивления. 19 человек скончались «от чрезмерного применения силы», то есть были забиты до смерти. Что касается коррупции, «крышевания» и тому подобного, зарубежные коллеги – тоже далеко не ангелы. В 2010 году в Штатах были возбуждены уголовные дела в отношении более чем 6 тыс. полицейских, 2 тыс. этих дел прошли через суд.

Но то, что преступность среди полицейских существует везде, совершенно не снимает ответственности с нас. Это – проблема, которая есть и с которой нужно постоянно бороться. Если работа предполагает применение насилия к человеку, который не способен тебе ответить на законных основаниях, всегда найдется «слабое звено», не устоявшее перед профессиональной деформацией. Еще раз повторю: необходимы психологический мониторинг и коррекция полицейских, которые должны осуществляться постоянно во время всего срока службы.

– Можете ли вы объективно оценить, как реформа МВД повлияла на вашу работу? Как восприняли сами полицейские переименования и переаттестации? Не было ли это, по-вашему, дорогостоящим фарсом?

– Не могу сказать, что личный состав радостно приветствовал смену названия: мы все-таки привыкли считать себя милиционерами. Но реформа назрела, и это объективно. Мы работаем с населением, а социальные процессы в стране идут с такой скоростью, что российское общество за десятилетия проходит путь, на который Западу потребовались века. МВД же, как любая бюрократическая система, не успевает перестраиваться с такой же стремительностью – вот и случаются сбои.

– В беседе со мной глава казанской полиции Рустем Кадыров рассказал, что после скандала в «Дальнем» преступность в городе взлетела в 1,5-2 раза. Преступники почуяли раздрай в рядах полиции и воспользовались этим. Не случится ли в республике всплеска преступности из-за неизбежной сумятицы в руководстве МВД вследствие вашего ухода?

– Кадыров всё же сгустил краски. Рост преступности в Казани есть, но небольшой – 15% по сравнению с февралем этого года. Хотя наблюдается скачок в отношении тяжких и особо тяжких преступлений: факты убийства и причинения тяжкого вреда здоровью в Казани выросли на треть, а разбои – почти в два раза. Но это явление временное. В МВД республики работает здоровый и сильный коллектив, который просто не допустит осложнения оперативной обстановки.

– Какие успехи, достигнутые за время работы, вы считаете наиболее важными?

– Про них сегодня часто вспоминают. Конечно же, в первую очередь это разгром организованной преступности. 15 крупных преступных сообществ, насчитывающих сотни человек, и несколько десятков преступных группировок. За решеткой сегодня находятся около 500 криминальных лидеров, 18 из них – пожизненно. Только на днях в Верховном Суде республики состоялся приговор по «банде Курицына», на счету которой несколько убийств, покушений и похищений людей. Лидер банды приговорен к пожизненному заключению.

Успехи в борьбе с криминалом есть везде, но мы первыми в стране создали систему, алгоритм – в единой связке с прокуратурой, а позже и со Следственным комитетом. Сегодня нам это даже пытаются поставить в вину, якобы в республике был сговор между следственным комитетом и МВД. Помилуйте, о чем речь, если следователи СУ СК расследуют дела по материалам, нарытым нашими оперативниками, в том числе – и в отношении полицейских? Без нас у них просто не будет работы, а без них наши разработки останутся пшиком, не дойдя до суда. Мы друг от друга зависим, это объективно.

Еще один момент, который я считаю очень важным – воспитание. Я всегда старался поддерживать личный состав, и руководство республики шло нам навстречу: ни один регион не строил такого количества жилья для сотрудников, не выделял таких сумм на поощрения. При этом я всегда старался внушить подчиненным: ты не один, ты член коллектива. За каждого честного сотрудника система будет бороться до конца, но предателя службы мы накажем по максимальной строгости закона, невзирая на должность и звание.

Узнав о преступлениях своих подчиненных в статусе даже очень крупных руководителей, я никогда не увольнял их по-тихому, а всегда направлял материалы для возбуждения уголовных дел. Но когда «под замес» попадали невиновные сотрудники, пусть в звании не старше лейтенанта, тоже прилагал все усилия, чтобы справедливость восторжествовала.

Мы первыми создали психологическую службу, первыми внедрили полиграфные проверки для сотрудников… Но история движется по спирали: проблемы с личным составом, которые я видел в начале своей работы на посту министра и с которыми боролся, настигают нас снова и снова.

С самого начала я сделал принцип открытости основополагающим в своей работе. И общественный совет при МВД мы создали первыми в стране, в 2001 году, и о всех своих проблемах и успехах сообщали публично. Судя по тому, что очень многие наши ноу-хау впоследствии были взяты на вооружение МВД России, мы двигались в правильном направлении.

– Вы пишете в своей книге, что больше всего боялись не оправдать ожидания Шаймиева. Оглядываясь назад, можете ли вы сказать, что ожидания президента всё же были оправданы?

– Думаю, что да. И мне не стыдно ни за один свой поступок.

– Чем вы намерены заняться теперь? Есть ли у вас какой-то бизнес? Или, может быть, увлечения, которым теперь удастся уделять больше времени?

– Планы есть, но делиться ими раньше времени я не хочу.

Дмитрий Евстифеев, "Известия"