«Когда человек выбирает маленького ребенка в качестве объекта посягательства, это свидетельствует о его неполноценности, эмоциональной черствости и тупости», – заявил газете ВЗГЛЯД директор центра психолого-медико-социального сопровождения детей Евгений Цимбал по поводу инцидента со стрельбой по девочке, произошедшего в Москве. 25 августа утром в Москве на юго-западе Москвы неизвестный ранил в голову из пневматического оружия четырехлетнюю девочку, гулявшую с мамой на детской площадке. Оперативники установили, что злоумышленник стрелял из окна близлежащего дома.

Отметим, что за последние два года в одной только столице произошла целая серия подобных случаев, а по всей России счет таких инцидентов идет на десятки. В то же время о том, как расследуются возбужденные против задержанных уголовные дела, информации практически не поступает, во всяком случае в столичном ГУВД газете ВЗГЛЯД затруднились рассказать, как идут уголовные процессы, инициированные за последний год.

О том, что происходит в головах у людей, стреляющих по детям, и о юридических аспектах таких инцидентов газете ВЗГЛЯД рассказал директор центра ОЗОН психолого-медико-социального сопровождения детей, переживших насилие, кандидат психологических наук, советник юстиции Евгений Цимбал.

ВЗГЛЯД: Евгений Иосифович, в последние годы регулярно появляются сообщения о стрельбе из окон по людям из пневматических винтовок. Что происходит с обществом?

Евгении Цимбал: Если оценить общие изменения агрессивного поведения российских граждан, то последние годы характеризуются как раз снижением наиболее опасных его форм. У нас регистрируется меньше убийств, меньше причинения тяжкого вреда здоровью, в том числе и детям. Этот показатель сократился с 2000 года примерно в два раза. Но при этом ассортимент орудий агрессии существенно расширяется. Появляются пневматические винтовки, травматическое оружие…

Если агрессивный человек испытывает очень сильные эмоции, он выплескивает свою злобу, используя любые подручные средства, будь то нож, кирпич, все, что угодно. Если же агрессивность есть, но при этом наличествует еще и определенная трусливость, опасение за себя, то такие люди будут выбирать дистантные формы причинения вреда. Такой дистантной формой является применение травматического и пневматического оружия.

Всякая агрессия, чаще всего, это способ выражения отрицательных эмоций, которые возникают у человека.

ВЗГЛЯД: Почему многие из них выбирают в качестве мишеней детей?

Е.Ц.: Выбор ребенка в качестве объекта агрессии связан с отношением к детям как к некоей собственности взрослых, как к подходящему объекту выражения своих отрицательных чувств. Скажем, у матери или отца конфликт с начальником. Кто становится объектом выражения этих чувств, когда они возвращаются домой? Супруг, а чаще всего ребенок.

То, что подобного рода действия совершаются в отношении детей, – это отражение их зависимости от взрослых.

ВЗГЛЯД: В сентябре прошлого года двое 19-летних молодых людей развлекались, стреляя из винтовки по школьникам, был ранен семиклассник. Это не выглядит как агрессия людей, находящихся в состоянии аффекта.

Е.Ц.: Здесь может быть другая составляющая. Почему люди совершают или не совершают те или иные преступления? С одной стороны, играет роль понимание того, что эти действия повлекут определенное наказание. Но более важен, конечно, внутренний контроль, понимание моральной недопустимости и ненормальности того, что ты делаешь.

А в нашем обществе сейчас повысилась толерантность к разного рода проявлениям агрессии. Если люди постоянно узнают, в том числе и из СМИ, что в Китае зарезали школьников, где-то упал самолет, где-то кто-то сбил людей, выехав на остановку… Это снижает планку ценности жизни.

Но, на мой взгляд, более важно, что молодые люди просто не понимали, что своими действиями они могут причинить вред и боль этим детям. Не понимали в силу своей, если можно так сказать, моральной неразвитости.

ВЗГЛЯД: Психиатры часто говорят о синдроме, который заставляет неуравновешенных людей подражать тем, про кого они читают в газетах. Можно ли говорить об этом явлении применительно к ситуации со стрельбой из окон?

Е.Ц.: Я не сторонник обвинений средств массовой информации в том, что они публикуют эти сведения и тем самым повышают уровень преступности. Вопрос заключается в другом. Да, СМИ публикуют ту информацию, которую от них хотят увидеть. Они идут на поводу у общества, а не пытаются формировать, так сказать, моральный облик наших граждан. Но все эти публикации могут оказать негативное влияние только в том случае, если у реципиента есть душевная пустота. Только в случае, если не сформированы позитивные ценности, пустоту могут заменять агрессивность и равнодушие.

ВЗГЛЯД: В какой степени такие инциденты находятся в компетенции психологов и, соответственно, психиатров?

Е.Ц.: В компетенцию психиатров это попадает достаточно редко. В целом по результатам судмедэкспертиз один из десяти испытуемых признается невменяемым. Но при этом психические расстройства находят у 30-50% испытуемых подследственных, которые прошли экспертизу. Наличие этого расстройства не является доминирующим при совершении такого рода деяния, поэтому они признаются вменяемыми.

Но здесь возникает другой вопрос. Если человек совершил некое агрессивное действие, общество, осуждая, тут же проявляет определенную агрессию в отношении него, помещая девианта в далеко не гуманные условия.

Достаточно ли просто изоляции от общества и труда для того, чтобы этот человек изменился? Я уверен, что традиционные виды наказания, которые у нас используются – в первую очередь, лишение свободы, не способствуют коррекции психологических нарушений личностных расстройств, которые заставляют преступников совершать преступления.

ВЗГЛЯД: Хотелось бы затронуть юридическую сторону вопроса, учитывая ваш опыт работы в прокуратуре. Как правило, уголовные дела по таким фактам возбуждаются по статьям «Хулиганство» и «Умышленное причинение вреда здоровью». Насколько корректно, на ваш взгляд, эти статьи квалифицируют такие деяния?

Е.Ц.: Состав хулиганства установить достаточно сложно, потому что в этом случае должно быть очевидное неуважение общественной морали. Можно наказать человека за поступок или намерение, но только по тем деяниям, которые устанавливает Уголовный кодекс. А он ведь ничего другого не устанавливает. Можно ли выстрел из пневматической винтовки рассматривать как покушение на убийство?

Допустим, есть нож. Чтобы он стал холодным оружием, его обух должен быть шире, насколько я помню, 4 мм. Здесь закон провел некую границу. Но можно ли рассматривать выстрел из пневматической винтовки с большого расстояния как покушение на убийство?

Кроме того, когда вы говорите о том, объективно ли это отражает общественную опасность деяния, мне кажется, надо задуматься: хотим ли мы, чтобы этот человек длительный срок провел в местах лишения свободы. Изменится ли он к лучшему в течение пяти-шести лет пребывания там?

ВЗГЛЯД: Вы не считаете, что для подобных случаев в Уголовный кодекс должна быть введена отдельная статья?

Е.Ц.: Нет, не считаю. Но я убежден, что меры реагирования на насильственные агрессивные действия должны включать, помимо лишения свободы, некие коррекционные мероприятия, направленные на личность виновного. В рамках того же самого законодательства.

Если вы будете пытаться для каждого преступления искать свою статью, Уголовный кодекс у нас превратится в многотомное издание, и все равно какой-нибудь негодяй выдумает что-то новое. Кроме того, мы не можем держать значительную часть нашего населения в местах лишения свободы. Это дорого, и за них должно платить то же самое общество. Надо корректировать личность преступника.

ВЗГЛЯД: Насколько вероятен рецидив у того, кто практиковал подобное «развлечение»?

Е.Ц.: Это зависит от его личности. Если бы речь шла о сексуальных преступлениях в отношении детей и о том, что это было не одно действие, а несколько эпизодов, то здесь рецидив крайне вероятен в силу того, что это устойчивые личностные изменения. А если речь идет об агрессии, учитывая, что у нас отсутствует культура ненасильственного разрешения конфликтов, сложно говорить – слишком большое разнообразие личностей.

ВЗГЛЯД: Существует мнение, что следователи не очень охотно работают по таким делам: трудно установить состав преступления, мотивы, поэтому якобы их часто закрывают без лишнего шума.

Е.Ц.: Если обратиться к статистике МВД о количестве зарегистрированных и расследованных преступлений, то вы увидите, что в 2006 году был максимум, почти три миллиона, после чего происходит некоторое снижение. Возьмите любой учебник по криминологии, там будет говориться о высокой латентности преступности. Это означает, что у нас регистрируется только часть преступлений, которые фактически происходят. При этом раскрываемость не превышает 50%. Это означает, что милиция, в том виде, в котором она есть, не может расследовать больше преступлений, чем она сейчас расследует. И на этом фоне такого рода дела, конечно, представляются очень тактичными для того, чтобы ими не заниматься.

Следователи работают с большой нагрузкой, и если можно не возбудить, то, скорее всего, не возбудят. Возбужденное дело, конечно, они вынуждены расследовать, если только не найдут удобное основание для прекращения: деятельное раскаяние, примирение с потерпевшим.

Некий Иванов взял пневматическую винтовку и выстрелил в некоего Сидорова, причинив ему определенную боль, страх и т.д. Нужно ли сажать Иванова или не нужно? Может быть, представителю правосудия нужно обратиться к личности преступника и добиться его раскаяния и стыда, может быть, эти процедуры нужны?

ВЗГЛЯД: Буквально нынешним утром, 25 августа, четырехлетняя девочка, гулявшая с мамой на детской площадке, была ранена в голову. Вряд ли здесь можно говорить, что стороны будут мириться.

Е.Ц.: Конечно, не будут. Но, кстати говоря, когда речь идет о четырехлетнем ребенке, вполне можно говорить и о покушении на убийство с учетом того, что у маленького ребенка кости черепа не такие плотные и т.д. Каждое преступление индивидуально. Наказывать нужно не преступление, а преступника, нужно понять мотивы, которые им двигали. Если это был сознательный выбор в качестве объекта маленького ребенка, здесь, конечно, должна быть более строгая ответственность. Кстати, у нас Уголовный кодекс по целому ряду статей малолетний возраст потерпевшего определяет как отягчающее вину обстоятельство.

ВЗГЛЯД: Этим летом специалисты предупреждали, что аномальная жара, установившаяся в России, станет дополнительным фактором, провоцирующим агрессию. Опасения оправдываются?

Е.Ц.: Ответить на этот вопрос может только так называемая форма 1А – это количество регистраций преступлений. Есть такое выражение у милиции – АППГ, аналогичный период прошлого года. Если будут опубликованы данные по июлю текущего года, если их сравнить с данными по июлю прошлого года, тогда можно будет сказать о влиянии жары.

На мой взгляд, жара, несомненно, сказалась на физическом самочувствии, на смертности. Но если говорить о психиатрии, то она знает сезонные обострения, которые никак не связаны с климатическими условиями, скорее, с продолжительностью светового дня, и приходятся на весну и на осень. Летних обострений нет.
Более того, в летнее время всегда регистрировалось сокращение насильственных и рост корыстных преступлений, прежде всего, краж. Я бы не связывал это с жарой.

Применительно к ситуации со стрелком: когда человек выбирает маленького ребенка в качестве объекта посягательства, это свидетельствует о его личностной неполноценности, эмоциональной черствости и тупости.

Обратите внимание: когда дети рисуют щенков, детенышей животных, у них всегда большая голова и относительно маленькое туловище. Это соотношение пропорций тела является сигналом того, что данное существо не несет в себе агрессию, оно безопасно. Даже детеныши животных вызывают сочувствие, желание доставить им удовольствие и заботиться о них. А здесь мы наблюдаем извращение такого поведения, когда человек уничтожает себе подобное и маленькое.

Роман Крецул, Взгляд