Максим Соколов: “Экспоненциальные товарищи милиционеры”



В том, что кто-то из сотрудников МВД кое-где у нас порой честно жить не хочет и в этом своем нехотении доходит даже до совершения преступлений, особых сомнений нет ни у кого. Это признают сами руководители МВД. Однако не вполне понятна природа динамики сообщений о злонравии милиционеров, поскольку эта динамика взрывоообразна. Неотъ­емлемым элементом ежедневной новостной ленты является сообщение (порой даже несколько) с обобщенным названием «Новое злодеяние работников милиции».

Прежде всего надо заметить, что новостная лента – это не лента сейсмографа, каковой прибор исправно фиксирует все, что ему положено фиксировать, предоставляя фильтрацию и интерпретацию исследователям. Новостная лента (не говоря уже о новостях СМИ), будучи не силах объять необъятное, всегда объемлет лишь то, что ей более объятно, что-то отфильтровывая. Соответственно, в черную книгу злодеяний попадает и «Подполковник МВД, который избивал и насиловал девушек» (в реальности он оказался пенсионером МВД, procul negotiis* предавшимся жестокому разврату; нехорошо, но несколько притянуто), и «Замначальника УВД насмерть сбил пенсионера» (едучи рано утром на работу на служебной «пятерке», сбил пенсионера, решившего перейти дорогу в неположенном месте, не увидев его из-за КамАЗа, бросающего снежную пыль; нехорошо, но под милицейские злодеяния тоже не очень подходит).

Но даже почистив досье от сообщений из серии «Вали кулем, потом разберем», оставив лишь несомненные злодеяния действующих сотрудников МВД, мы столкнемся с вопросом: «Что это?». Совершившийся сейчас у нас на глазах качественный переход, после которого милиционеры утратили уже какой бы то ни было страх и бушуют по родной стране хлеще всякой чумы?

Для такого приговора необходимо знать динамику процесса. Если переход, то еще совсем недавно – год-два назад – какие-то тормоза были, а теперь они враз отказали. В принципе такое бывает: разложение заразительно, глядя на безнаказанность одного, другие тоже пускаются во все тяжкие, – но принципиальная возможность не равнозначна фактически совершившемуся событию. Чтобы говорить о событии, желательно предъявить какие-то цифры и методику счета этих цифр. Последняя тоже важна, поскольку ужасающие вспышки преступности часто бывают связаны с изменением системы учета и расследования. Что-то раньше замалчивали, на что-то закрывали глаза, затем перестали, и все газеты пишут про страх и ужас, вдруг случившийся у нас на глазах. При этом фактически совершенных злодеяний может стать даже и меньше, что никак не мешает всеобщему страху и ужасу. Ибо что не видно глазу, то не омрачает желудка, тогда как то, что видно и о чем пишут в газетах, омрачает, и весьма. Можно верить или не верить внутренним источникам, признающим – как не признать? – что в милиции все очень не ладно, но никакого резкого ухудшения в последние месяцы не наблюдалось, скорее даже есть известное улучшение, – что проку, когда мы живем в медийной реальности, которая такими вещами, как динамика, не интересуется.

Впрочем, не мы одни в ней живем. А. И. Солженицын, наблюдая за пульсацией указов советской власти, отмечал: «Ни воровство, ни убийства, ни самогоноварение, ни изнасилования не совершались в стране то там, то сям, где случатся, вследствие человеческой слабости, похоти и разгула страстей, – нет! В преступлениях по всей стране замечалось удивительное единодушие и единообразие. То вся страна кишела только насильниками, то – только убийцами, то – самогонщиками, чутко отзываясь на последний правительственный указ. Каждое преступление как бы само подставляло бока Указу, чтобы поскорее исчезнуть!» С поправкой на то, что указы, т. е. механизмы, порождающие удивительное единодушие преступлений, не одно лишь правительство изготовлять умеет, СМИ и гражданское общество в этом деле тоже большие умельцы, – с этой поправкой мы должны признать, что большой советской специфики тут нет.

Специфика, разве что, в уникальной монополизации и железной исполнительской дисциплине. Что до прочего, то вспомним, как совсем недавно вся наша страна кишела педофилами, число которых стремительно приближалось к общему числу половозрелых мужчин РФ. Очевидно, что половые преступления против несовершеннолетних никуда не исчезли, ибо человек вообще порочен, – но где те несметные тьмы педофилов? Точно так же несколько лет назад выяснилось, что вся Америка задним числом погрязла в кровосмешении. Суды были завалены исками зачастую уже весьма взрослых людей к родителям – истцы вдруг синхронно вспомнили, что много лет назад родители их плотски познавали. То же самое с католическими патерами, растлевающими духовных чад. Бес вообще силен, но тут он оказался взрывообразно силен, прошла волна исков против отцов-извергов и оборотней в сутанах – и сила блудного беса вернулась к фоновым значениям. Почему – бес его знает.

Всегда, конечно, можно сказать, что долготерпение общества не беспредельно и такая удивительная пульсация есть показатель того, какое именно злодеяние в данное время представляется гражданам особо нетерпимым и подлежащим суровому искоренению. Вероятно, оно так, но если перед нами в чистом виде вспышки общественного мнения, толком никак не связанные ни с предшествующей, ни, что еще более важно, с последующей динамикой злодеяний, то и отношение к этим вспышкам соответственное. «Поорут, устанут, затем придумают какой-нибудь новый повод для ора». См. историю крика про тех же педофилов, которые педофильствуют себе по-прежнему.

При этом никакой дополнительной ясности в вопрос о том, что же происходит с милицией, есть ли какая-то надежда на оздоровление, а если есть, то что надобно предпринимать, – или же перед нами ситуация «Молитесь Богу, в Его власти и чудеса творить», – на все это ответа громкий крик никак не дает. Не отягощенные никакой информацией децибелы, производство которых и является важнейшей функцией зрелого гражданского общества.

Эксперт