«Новый механизм условно-досрочного освобождения, расширение прав потерпевших – прорыв к новой юстиции России», – считает Член Совета Общественной палаты РФ, Председатель Правления правозащитного движения «Сопротивление» Ольга Костина.

Сопротивление: 7 апреля Общественная палата РФ достаточно широко обсуждала стратегию детской и молодежной политики России, а уже 8 апреля представители ряда НКО имели возможность поделиться с Президентом РФ Дмитрием Медведевым своим мнением по данному вопросу во время встречи, посвященной ходу грантовой программы. Обсуждалась ли с Дмитрием Медведевым тема детства и, если да, о чем конкретно шла речь?

Ольга Костина: Действительно, 8 апреля во время встречи с Президентом РФ Дмитрием Медведевым речь шла, в том числе, и о защите детства. Мне, как Члену Общественной палаты РФ, удалось донести информацию о том, что состоялось пленарное заседание, посвященное этой теме. Практика, по которой мы работали до сих пор, защищая, то детей от родителей, то родителей от детей, в силу не решаемости проблем, отсутствия движения в этом направлении ничего кроме возмущения в обществе не вызывает. Если мы хотим строить будущую страну более успешной, то необходимо исходить из развития личности. Личность формируется в семье. Должна быть концепция социальной политики, предполагающая системный комплекс мероприятий, направленных на здоровье, досуг, безопасность подростков. Что-то стоит вспомнить из советского периода, когда родительские собрания проходили для того, чтобы обсудить успеваемость школьников, а не только для того, чтобы собрать деньги. В любом случае семейная политика более эффективна для государства, чем отдельно детская и отдельно молодежная.

Высказанные предложения были переданы советнику Президента Евгению Юрьеву.

Прозвучала и очень беспокоящая общество тема – уточнение диспозиции статьи 156 УК РФ ( «Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего»). Нужно проверить и осмыслить российские законы, которые касаются вмешательства в семью со стороны государства. Обстоятельства такого вмешательства должны быть четко прописаны. В советском прошлом причины, по которым родителей лишали прав, а ребенок помещался в социальное учреждение, были абсолютно четкими: алкоголизм, наркомания, тунеядство. Сегодня термин размыт – «недолжное исполнение родительских обязанностей». Под него можно подвести все что угодно или все что угодно пропустить и не подвести. Все недовольны: и милиция, и органы опеки, и граждане. Президент с подачи руководителя центра «Фатима» из Казани, которое занимается защитой детей от насилия, дал поручение более подробно заняться этой проблемой.

– Каковы приоритеты президентской грантовой программы?

– Один из приоритетов – поддержка детства. Здесь глава государства акцентировал внимание на детях – жертвах насилия, сиротах и инвалидах. Еще одно направление поддержки – это инновационные творческие проекты молодежи. Третье – преодоление ксенофобии и экстремизма.

У меня вызывает большое уважение, что Президент с таким упорством продолжает отслеживать тему защиты детей, потому что она очень сложная и многогранная. Для меня принципиальным было то, что Президент сообщил о встрече с Уполномоченным по правам ребенка Павлом Астаховым и сказал, что поддерживает создание в России Центра помощи пропавшим и пострадавшим детям.

– На какой стадии находится реализация этого проекта?

– На стадии согласования поручений и документов. Насколько я знаю от Павла Алексеевича Астахова от первоначальной идеи учреждения Центра правозащитным движением «Сопротивление» и Следственным Комитетом РФ, Президент предложил отказаться, и заменить нашу общественную организацию на Минздравсоцразвития. В этом есть определенная логика. Ребенку должно быть обеспечено медицинское,  психологическое сопровождение и реабилитация. Самое главное сейчас – это разработать технологию работы Центра. В настоящее время Уполномоченный по правам ребенка готовит ряд документов по запросу Президента. Будем ждать, когда начнется реализация этого проекта. То, что Центр нужен не вызывает ни у кого вопросов.

– 7 апреля Министерство юстиции РФ внесло законопроект, направленный «на усиление государственной защиты лиц, пострадавших от преступлений, а также на совершенствование механизма применения института условно-досрочного освобождения от наказания и замены неотбытой части наказания более мягким видом наказания в целях возмещения потерпевшему вреда, причиненного преступлением». Как Вы относитесь к этой инициативе?

– Для нас это долгожданная новость. Если законопроект пройдет Госдуму – это будет реальный прорыв к новой юстиции России, которая будет приближена к современным мировым стандартам. Мы с самого начала настаивали на том, что модернизация уголовного законодательства должна начинаться не с мер по либерализации наказания, а с мер, которые защищают законопослушного гражданина.

Мы общались с представителями Следственного Комитета  РФ, вместе с которыми готовили проект Федерального Закона «О потерпевших», и с удовлетворением узнали, что работа завершается. До конца апреля документ должен быть согласован. То, что подготовлено в Министерстве юстиции – достаточно большой и серьезный фрагмент этой работы. Мы уже неоднократно говорили о том, что расправа над преступником – это не возмещение причиненного ущерба жертве. Ни о каком балансе сил в обществе говорить не приходится, ведь потерпевшему зачастую гораздо важнее восстановиться после моральной, физической, психологической травмы, нанесенной преступником.

– Не станет ли возмещение вреда потерпевшему и последующее смягчение наказания привилегией богатых?

Предположение о том, что у большинства наших преступников нечего взять – ложное. Есть, действительно, асоциальные элементы, но их меньшинство. Большинство прекрасно упакованы. На свободе у их близких и родственников есть дома, машины, деньги… Да, у родственников, я с этим полностью согласна, нельзя отбирать имущество и они не должны страдать от действий своего близкого, который совершил преступление. Но,  уверена, если бы у преступника была возможность выйти по УДО, в том случае, если он полностью возместит ущерб, который он нанес потерпевшему, его близкие наверняка нашли бы необходимые средства. На сегодняшний день ни служба приставов, ни сами пострадавшие не в состоянии ничего получить, потому что у преступника нет ни механизма, ни стимула что-либо компенсировать жертве. От того, что он выплатит, ничего не меняется. Сколько было случаев, когда преступник предлагал еще до суда возместить ущерб, выплатить средства на лечение пострадавшему. Но наше правосудие не имеет такого механизма.

Действительно, есть опасения, связанные с тем, что материальная сторона может привести к вымогательству со стороны потерпевшего или откупу от правосудия обвиняемого. Чтобы этого не было, должен, как и в Европе, работать государственный механизм. Возмещение вреда потерпевшему и его объем не определяется потерпевшим или обвиняемым. Это разработанная социальная шкала, принятие решения на основе медицинских и иных документов, а не на основе договора между жертвой и обвиняемым. Компенсационная программа имеет принципиальное значение, потому что она не является заменой наказания. Она не приводит к его отмене. Она приводит к его облегчению.

На сегодняшний день российское УДО мегалиберальное. Надо отсидеть часть срока и просто сказать, что ты раскаиваешься. Что от того, что преступник раскаялся? Мать остается с ребенком-инвалидом на руках, а водитель-пьяница выходит через короткое время на свободу, не выплатив ни копейки. Машина не его, имущества и денег нет.

– Некоторые эксперты сомневаются, что предложенный Министерством юстиции законопроект будет эффективным, а ряд адвокатов говорит о том, что потерпевшему ни к  чему равные права с обвиняемым…

Конечно, будет трудно и нервозная реакция адвокатского сообщества тому подтверждение. Изменения УК РФ усложняют работу. Когда потерпевший не имеет никакого доступа к информации, урезан в правах с обвиняемым проблем гораздо меньше. Байки, которые рассказывают видные адвокаты о том, что гособвинитель защищает потерпевшего, стары и не оригинальны. Гособвинитель представляет интересы государства, ему надо отстоять конфигурацию статьи УК, которую он представляет. Бывали случаи, когда сами гособвинители нарушали права потерпевших. Разговоры о том, что жертва ничего не должна знать – полная ерунда. Адвокатское сообщество можно понять – теперь придется состязаться.