Валерий Зорькин категорически против того, чтобы правовой ситуацией в России "дирижировали" извне. В своей статье, публикуемой в "Российской газете", председатель Конституционного суда анализирует практику взаимоотношений между Европейским судом по правам человека (ЕСПЧ) и Конституционным судом Российской Федерации.

Веками человечество мечтало о том, что прекратятся войны – как мировые, так и региональные.

В прошлом останутся межконфессиональные и межэтнические конфликты. Многие выдающиеся мыслители связывали возможность избежать всех этих ужасов с созданием мирового правительства и передачей ему полномочий правительств национальных.

Чтобы нации не могли, используя мощь созданных ими государств, воевать друг с другом. Ибо исчезнут предпосылки подобных войн – конкурирующие между собой национальные государства. Следом исчезнут и межконфессиональные, и межэтнические конфликты, поскольку мировое правительство окажет благотворное воздействие на мироустройство.

Эта вековечная мечта обрела особую силу после того, как человечество пережило ужас двух мировых войн и обнаружило себя на пороге третьей, ядерной. Новые надежды возникли в связи с отказом от противостояния коммунистической и капиталистической мировых систем. Считалось, что именно оно является последним препятствием на пути объединения человечества и создания спасительного мирового государства.

После того как исчезло и это препятствие, все заговорили о спасительной глобализации. Семнадцать лет (с 1991 г., когда прекратилось противостояние двух мировых систем, до глобального кризиса 2008 г.) речь шла только о плюсах глобализации и ее неизбежности.

В 2008 году оказалось, что кроме плюсов есть и минусы. Что глобализация порождает не только новые возможности для людей, но и новые риски. В том числе связанные с неустойчивостью всего на свете – финансовой системы, мирового разделения труда, чреватого выводом за скобки развития существенной части человечества, и так далее.

Кризис 2008 года породил еще один очевидный для всех вывод. Глобализация не спасла мир от кризисов.

Даже если поверить оптимистам (а их немного) и предположить, что в ближайшее время не будет нового глобального кризиса, мир все равно будет жить десятилетиями в ожидании оного. Под его дамокловым мечом. А это – совсем не та жизнь, в которую верили до 2008 года.

Отнюдь не коммунистические ортодоксы, а лидеры ведущих мировых конфессий и выдающиеся ученые мира стали переоткрывать для себя Карла Маркса. И – задаваться вопросом: если нельзя избежать кризисов в условиях глобализации, то можно ли избежать всего остального – мировых войн, революций? И что это за мир, в котором кризисы есть, а всего, что их сопровождало ранее, нет? Обладает ли подобный мир исторической динамикой? Сохраняет ли он верность основополагающим принципам гуманизма, включая великий принцип прав человека? Не превращается ли в нечто совсем антигуманистическое, в антиутопию Джорджа Оруэлла или в "Железную пяту" Джека Лондона?

Вновь подчеркну, что этими вопросами стали задаваться отнюдь не те, кто говорил о непогрешимости марксизма. Его начали переосмысливать крупнейшие общественные деятели, всегда относившиеся с крайней настороженностью к марксистской идеологической практике.

После 2008 года мир окончательно разделился. Одни осознали издержки ускоренной глобализации и перестали видеть в ней панацею от всех бед человечества. Другие "закусили удила" и, видя крах безоблачной утопии глобализма, стремятся реализовать свой сомнительный проект ускоренной глобализации – любой ценой, с любыми издержками.

Анализируя работы "ястребов" глобализации, таких как Жак Аттали, вчитываясь в их категорические требования, касающиеся необходимости мирового правительства и парламента, мировых сил безопасности и наднациональной судебной системы, невольно спрашиваешь себя: откуда такое упорство в условиях, когда все существующие наднациональные системы себя скомпрометировали? Мировой банк и Международный валютный фонд не только не смогли упредить финансовый кризис, но своими неадекватными (или нетранспарентными?) действиями во многом способствовали тому, что кризисные явления развернулись во всю мощь. Даже столь консервативная организация, как ООН, поставила в результате кризиса под вопрос эффективность вышеназванных наднациональных структур. А все национальные правительства мира стали выбираться из кризиса, опираясь на собственные возможности. Договариваясь и кропотливо согласуя национальные и наднациональные интересы – а не отменяя собственные суверенитеты и обязательства перед своими народами!

Окончательного ответа на подобные вопросы нет и не может быть, поскольку только исторический опыт может расставить точки над "i". Малопочтенные рассуждения о мировом заговоре злых сил, стремящихся к установлению зловещего антигуманистического мироустройства, предоставим досужим сплетникам и впечатлительным барышням. Сами же – не будем шарахаться из крайности в крайность. Признаем необходимость движения человечества в сторону окончательного глобального объединения и огромные блага, которые оно сулит, признаем его историческую безальтернативность. И проведем отчетливую грань между этой принципиальной безальтернативностью и оголтелой поспешностью, которая, если верить русской народной мудрости, полезна только при ловле блох. Такая поспешность противопоказана для решения самых сложных и запутанных мировых проблем, к числу которых, безусловно, относится вся проблема соотношения наднациональных и национальных институтов – политических, финансовых, юридических и иных.

Как профессиональный юрист и как председатель Конституционного суда я считаю приоритетными вопросы соотношения наднациональных и национальных юридических институтов. Понимая, что их нельзя решать в отрыве от вопросов политических, финансовых и иных, сосредоточусь на том, что в наибольшей степени отвечает и моему долгу, и моей компетенции.

Углубление в юридическую проблематику мотивировано еще и тем, что только внимательное рассмотрение конкретной международной практики может быть по-настоящему эффективным. Отрыв же общих рассуждений от практики порождает спекулятивность, которой сегодня следует избегать более чем когда бы то ни было.

Проанализируем противоречивый характер сопряжения наднационального и национального на конкретных примерах. Рассмотрим практику взаимоотношений между Европейским судом по правам человека (ЕСПЧ) и Конституционным судом Российской Федерации.

Сразу подчеркну, что всегда был и остаюсь сторонником глубокого конструктивного диалога со Страсбургским судом. И выражаю глубокую уверенность в том, что подобный диалог ничем не будет омрачен в ближайшее время. Россия сделала необходимые шаги в сторону подобного диалога и вовсе не желает подвергать сомнению правильность своего исторического выбора. Мы ратифицировали Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод в 1998 году. 30 марта 1998 года наш парламент принял Федеральный закон N 54-ФЗ о ратификации данного договора, направленный на сопряжение Европейской конвенции и российской юридической практики. Длительное время Россия не ратифицировала протокол N 14, предусматривающий упрощение принятия решений в ЕСПЧ. Но недавно мы выполнили и это свое обязательство.

Да, Российская Федерация лишь подписала, но не ратифицировала протокол N 6, касающийся отмены смертной казни в мирное время. Но, как известно, в конце 2009 г. КС ввел по сути бессрочный мораторий на смертную казнь. Так что нас-то уж никак нельзя заподозрить в нежелании разумным образом сопрягать наднациональное и национальное в том, что касается юридической практики!

Еще раз хочу заявить о нашей готовности обеспечивать подобное сопряжение в интересах сограждан, чьи права и свободы ущемляются в силу чьей-то косности и зловредности. Конституция требует от КС деятельности по защите подобных прав и свобод. И мы всегда стремились выполнять свой конституционный долг. К нам обращаются граждане России, чьи права нарушены, и мы устраняем эти нарушения. Как в диалоге со Страсбургским судом, так и собственными усилиями.

Мы исходим из того, что нарушения прав и свобод могут быть связаны с дефектами того или иного российского закона. И что подобные дефекты надо исправлять. Мы можем и должны этому способствовать, ибо после выявления дефектов закона его судьба, проверка его конституционности – именно наша прерогатива. ЕСПЧ может указать на дефекты нашего законодательства? Что ж, мы будем ему только благодарны! Мы не проявляли и не собираемся проявлять чиновной замкнутости, не пытаемся защитить "честь мундира". Приведу лишь некоторые конкретные примеры.

20 ноября 2007 года Конституционный суд принял постановление N 13-П о положениях Уголовно-процессуального кодекса, не позволявших лицам, к которым применяются принудительные меры медицинского характера (по заключению психиатров), лично участвовать в уголовном процессе и судебном заседании, знакомиться с материалами дела, заявлять ходатайства и обжаловать принятые решения.

КС признал не соответствующими Конституции эти положения статей УПК в той мере, в какой они – по смыслу, придаваемому им сложившейся правоприменительной практикой, – не позволяли гражданам реализовывать свои процессуальные права.

По существу, данное решение КС можно рассматривать как исполнение постановления ЕСПЧ от 20 октября 2005 г. по делу "Романов против России". Именно в нем было указано, что присутствие заявителя в судебном заседании является необходимым условием для того, чтобы судья лично мог убедиться в его психическом состоянии и принять справедливое решение. Данная правовая позиция была воспроизведена Конституционным судом. Таким образом, КС, рассматривая вопрос о конституционности ряда норм УПК, одновременно разрешил вопрос о приведении его в соответствие с европейскими стандартами.

Своего рода исполнением постановлений ЕСПЧ по делу "Рябых против России", "Волкова против России", "Засурцев против России" и др. следует считать постановление КС N 2-П от 5 февраля 2007 г., в котором федеральному законодателю предписано реформировать надзорное производство. КС указал, что не только положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, но и решения ЕСПЧ в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных Конвенцией прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права.

В России надежно обеспечен пересмотр судебных решений по результатам решений ЕСПЧ. Последний пробел в имплементации решений ЕСПЧ устранен постановлением КС от 26 февраля 2010 года по делу о проверке конституционности статьи 392 ГПК. При этом важно следующее. Каждое решение ЕСПЧ, установившее нарушение прав человека, влечет два последствия: это, во-первых, финансовая санкция для государства, во-вторых, принятие решения внутригосударственными органами о восстановлении нарушенного права. Постановление Конституционного суда исходит из того, что в любом случае дело о пересмотре внутригосударственных судебных решений нужно принимать к рассмотрению, а уже суд в каждом конкретном случае определит, сделано ли все необходимое для того, чтобы право было восстановлено, то есть достаточной ли, например, является денежная компенсация по решению ЕСПЧ.

Внедрение многих подходов и позиций Европейского суда в ткань российского правового пространства происходит непросто, большинство правоприменителей просто не готовы вот так, напрямую, этими подходами и позициями руководствоваться как обязательными. Этому есть причины и содержательного, и технического свойства. Не будем забывать и о том, что официальный перевод постановлений ЕСПЧ в России отсутствует.

В этой ситуации Конституционный суд выступает своего рода посредником, адаптируя подходы и позиции ЕСПЧ к реалиям нашей сегодняшней жизни. В своей практике КС активно использует правовые позиции Страсбургского суда. Кроме того, зачастую при выработке концепции решения принимаются во внимание общие подходы ЕСПЧ по той или иной группе вопросов. Безусловно, учитываются, и в первую очередь – те решения Страсбургского суда, в которых признаются нарушения Конвенции со стороны России. Здесь до последнего времени не возникало какого-то противоречия между этими позициями ЕСПЧ и ролью и задачами КС, поскольку речь идет о защите конституционных и конвенционных ценностей, которые мы призваны охранять.

Диалог этот всегда был двусторонний. Здесь не может быть улицы с односторонним движением. Если КС активно ссылался на практику Европейского суда по правам человека, то и ЕСПЧ достаточно часто в своих решениях по России ссылался на наши решения.

За весь период участия России в Европейской конвенции по правам человека не было случаев, когда решение Конституционного суда РФ вызвало бы в практике Европейского суда по правам человека сомнение с точки зрения соответствия такого решения Конвенции!

Вообще, как известно, ЕСПЧ не оценивает "конвенционность" принимаемых по делу заявителя судебных актов или соответствие Конвенции о защите прав человека и основных свобод каких-либо норм национальных законов. Он рассматривает вопрос о результате: привела ли вся сложившаяся вокруг заявителя в данном государстве обстановка, в том числе вынесение в отношении него каких-либо судебных актов, к нарушению его прав, гарантированных Конвенцией.

До октября этого года таких выводов в отношении решений Конституционного суда Европейским судом сделано не было.

Но ситуация, возникшая после принятия Европейским судом постановления от 7 октября 2010 года по делу "Константин Маркин против России", изменилась кардинальным образом.

Впервые Европейский суд в жесткой правовой форме подверг сомнению решение Конституционного суда РФ. В этом определении от 15 января 2009 г. N 187-О-О Конституционный суд отметил, что российское правовое регулирование, предоставляющее военнослужащим-женщинам возможность отпуска по уходу за ребенком до достижения им трехлетнего возраста и не признающее такое право за военнослужащими-мужчинами (они могут воспользоваться лишь кратковременным отпуском), не нарушает положения Конституции о равенстве прав и свобод независимо от пола.

С учетом условий и специфики военной службы в России и особой, связанной с материнством и детством социальной роли женщины в нашем обществе (ч. 1 ст. 38 Конституции), вряд ли можно утверждать, что предоставление права на отпуск по уходу за ребенком военнослужащим-женщинам при одновременном отказе в этом праве военнослужащим-мужчинам "лишено разумного обоснования", как это определил ЕСПЧ.

Вопрос о том, что является для государства приоритетом в конкретном случае, с точки зрения права на уважение семейной жизни, сформулированного в статье 8 Конвенции лишь самым абстрактным образом, далеко не однозначен.

Лучшее знание национальными властями своего общества и его потребностей означает, что эти власти в принципе занимают приоритетное положение, в отличие от международных судов, для оценки того, в чем состоит публичный интерес. В этом заключается общий смысл принципа субсидиарности, на основе которого должен действовать Европейский суд. В подобном случае ЕСПЧ обычно уважает выбор политики законодателем, если только такой выбор явно не "лишен разумного обоснования" (постановление Европейского суда по правам человека по делу "Диксон против Соединенного Королевства").

В связи с этим беспрецедентным является вывод ЕСПЧ о том, что "рассматриваемое российское законодательство не является совместимым с Конвенцией и обнаруживает широко распространенную в правовом механизме проблему, касающуюся значительного числа людей".

Может ли, однако, Европейский суд, исходя из статьи 46 Конвенции, в решении по конкретному делу рекомендовать (а фактически указать) государству-ответчику внести необходимые изменения в законодательство – притом что суд неоднократно подчеркивал в своих же решениях приоритет государства-ответчика в выборе необходимых мер для исправления нарушения? Не является ли такое указание суда прямым вторжением в сферу национального суверенитета, явно выходящим за рамки предусмотренных Конвенцией прав и полномочий, и с этой точки зрения – явно выходящим за рамки компетенции, установленной Конвенцией? И насколько тогда такое решение подлежит исполнению с учетом того, что вопрос о наличии проблемы конституционности данной нормы, не устроившей Европейский суд, был уже решен Конституционным судом в рамках конституционного судопроизводства?

Интересно отметить, на какой правовой базе основаны указанные выводы ЕСПЧ о дискриминации в реализации права на уважение семейной жизни. Восприятие женщин как главных воспитателей детей он считает "гендерным предрассудком" и поэтому критически относится к выводам Конституционного суда об особой, связанной с материнством социальной роли женщины в обществе. Между тем выводы КС, основанные на норме ч. 1 ст. 38 Конституции, согласно которой материнство и детство, семья находятся под защитой государства, корреспондируют также результатам современных научных исследований в области педиатрии, детской психологии.

Не имея прямых прецедентных решений по вопросу о предоставлении отпуска военнослужащему-мужчине по уходу за ребенком, Страсбургский суд в данном случае использовал правовую позицию по делу "Смит и Грейди против Соединенного Королевства", касавшемуся увольнения из вооруженных сил гомосексуалистов. Разумеется, в Российской Федерации, как и в любой современной стране, сексуальные меньшинства находятся под защитой принципа юридического равенства, согласно которому все равны перед законом и судом; государство гарантирует равенство прав и свобод в том числе независимо от пола (ст. 19 Конституции). Однако "увлеченность" современных европейских юристов защитой прав и свобод лиц с нетрадиционной ориентацией приобрела гротескные формы. Иногда этот гротеск может переродиться и в трагедию, как это недавно произошло в Сербии, когда неприятие гей-парада в традиционно православной стране вылилось в массовые беспорядки.

Проще всего эти беспорядки списать на экстремизм неких националистических и фашистских сил. А что если это реальное возмущение большинства граждан конкретной страны, которая протестует против действий меньшинства? Действий, которые ломают культурный, нравственный, религиозный код. В связи с этим как оценивать недавнее решение Европейского суда о неправомерности запрета гей-парадов в Москве? Не приведет ли это к повторению событий по сербскому сценарию уже в России?

Нельзя не отметить также, что ЕСПЧ через несколько лет "раздумий" вдруг взял в производство жалобу "объединенной оппозиции", которая ставит под сомнение итоги выборов в Государственную Думу в 2003 году. По прогнозам самих заявителей, решение будет принято в течение полугода, то есть до следующих думских выборов. Как заявил недавно СМИ один из представителей оппозиционеров, он "изумлен" тем, что иску пятилетней давности наконец дан ход, и считает, что "даже его частичное удовлетворение будет иметь для властей серьезные последствия".

Представим, что Европейский суд удовлетворит жалобу "объединенной оппозиции". Не будет ли такое решение использоваться для раскачивания российского общества по сценариям оранжевых, тюльпановых и прочих конструируемых "революций"? И будет ли это способствовать укреплению процесса, в котором, как никогда за последние годы, конструктивно выстраиваются отношения руководства России с лидерами ведущих европейских государств?

В подобной ситуации возможны три принципа реагирования, три альтернативных сценария.

Первый сценарий предполагает замыкание в себе, выдвижение принципа жесточайшего приоритета национального над наднациональным. Но подобный принцип может быть применен лишь во всех сферах национального бытия одновременно. Его выдвижение и осуществление никак не может быть продиктовано одними лишь юридическими казусами, сколь бы серьезны они ни были. И самое главное, Конституция России, закрепляя нахождение страны в мировом правовом сообществе, отвергает подобный принцип. Ибо это подорвало бы всю инфраструктуру мучительно выстраиваемых отношений между национальными государствами. Подрыв такой инфраструктуры привел бы к необратимым негативным последствиям.

Второй сценарий, по моему мнению, столь же неприемлемый, как и первый, предполагает полное подчинение национального наднациональному, полный отказ от суверенитетов сначала де-юре, а потом и де-факто.

Но есть ли третий сценарий? Притом что необходим конкретный сценарий, основанный на реальных юридических прецедентах. К счастью, таковой имеется.

В октябре 2004 года Федеральный конституционный суд Германии (ФКС), рассмотрев конституционную жалобу заявителя Гёргюлю (кстати, тоже по семейным вопросам), поданную уже после вынесения постановления ЕСПЧ, сформулировал необычно жесткую позицию в отношении мотивировки, юридической силы и исполнения в Германии постановлений ЕСПЧ.

Особое внимание ФКС уделил вопросу о том, обладает ли постановление Европейского суда по правам человека такой юридической силой, которая отменяла бы окончательные и вступившие в законную силу постановления германских судов.

Согласно правовой позиции ФКС, "основной закон имеет целью интеграцию Германии в правовое сообщество мирных свободных государств, но он не предусматривает отказа от суверенитета, закрепленного прежде всего в германской Конституции. Следовательно, не противоречит цели приверженности международному праву, если законодатель, в порядке исключения, не соблюдает право международных договоров при условии, что это является единственно возможным способом избежать нарушения основополагающих конституционных принципов".

Как профессиональный юрист и как председатель Конституционного суда считаю, что России, равно как и другим странам мира, надо опираться в своих дальнейших действиях именно на этот германский прецедент. И потому, что он конструктивен, поскольку опирается на конституционный принцип государственного суверенитета и принцип верховенства Конституции в системе нормативных правовых актов государства. И потому, что никто никогда не посмеет назвать решение германского конституционного суда – одного из самых авторитетных и гибких конституционных судов в мире – оголтелым, экстремистским, архаичным, реакционным и так далее.

Принципы государственного суверенитета и верховенства Конституции в правовой системе России относятся к основам ее конституционного строя. Конвенция как международный договор России является составной частью ее правовой системы, но она не выше Конституции. Конституция в статье 15 устанавливает приоритет международного договора над положениями закона, но не над положениями Конституции. Монополия на истолкование положений Конституции и выявление конституционного смысла закона принадлежит Конституционному суду. И поэтому истолкование Конституции, данное высшим судебным органом государства, не может быть преодолено путем толкования Конвенции, поскольку ее юридическая сила все-таки юридическую силу Конституции не превосходит.

Вопрос о том, как именно использовать германский прецедент, нельзя решать умозрительно. Ибо это тот вопрос, который можно проверять только юридической практикой. В одном я уверен на сто процентов: использование германского прецедента должно быть очень мягким, деликатным и просвещенным.

Ни в коем случае мы не должны своими действиями разрушать наметившиеся позитивные международные тенденции. Мы должны быть предельно тактичны, умны и уступчивы.

Когда я говорю предельно, то, естественно, обязан обозначить предел. Ибо альтернатива предельной уступчивости – уступчивость беспредельная, абсолютно недопустимая и разрушительная. В нашей истории были такие прецеденты. И они наглядно показывают, что подобная беспредельная уступчивость, унижая страну и народ, не приводит ни к каким результатам. Она, напротив, прерывает позитивные тенденции сближения России с Западом, рождая в чьих-то головах неприемлемые и деструктивные ожидания.

Пределом нашей уступчивости является защита нашего суверенитета, наших национальных институтов и наших национальных интересов. К этому обязывает наша Конституция. И подобная защита не имеет ничего общего с оголтелостью, самоизоляцией, ортодоксальностью и так далее.

Мне могут возразить и сказать, что не надо излишне политизировать проблему отношений со Страсбургским судом. Настаиваю на том, что любая правовая политика не может строиться от политики как таковой. И потому, конечно же, излишняя политизация юридической сферы категорически не нужна. Но полная деполитизация этой сферы категорически невозможна.

Каждое решение Европейского суда – это не только юридический, но и политический акт. Когда такие решения принимаются во благо защиты прав и свобод граждан и развития нашей страны, Россия всегда будет безукоснительно их соблюдать. Но когда те или иные решения Страсбургского суда сомнительны с точки зрения сути самой Европейской конвенции о правах человека и тем более прямым образом затрагивают национальный суверенитет, основополагающие конституционные принципы, Россия вправе выработать защитный механизм от таких решений. Именно через призму Конституции должна решаться и проблема соотношения постановлений КС и ЕСПЧ.

Если нам навязывают внешнее "дирижирование" правовой ситуацией в стране, игнорируя историческую, культурную, социальную ситуацию, то таких "дирижеров" надо поправлять. Иногда самым решительным образом.

Но ясно и то, что в непростое время глобальных изменений Россия не может и не имеет права выйти из европейского правового поля.

Так же как и другие европейские государства, Россия должна бороться и за сохранение своего суверенитета, и за бережное отношение к Европейской конвенции, защиту ее от неадекватных, сомнительных решений.

Валерий Зорькин, председатель Конституционного Суда РФ, "Российская газета" – Федеральный выпуск №5325 (246) от 29 октября 2010 г.