Ввести обязательную видеофиксацию всех следственных действий, а также оснастить видеофиксаторами конвойных и патрульных полицейских предложили правозащитники в ходе прошедшего в четверг в «МК» круглого стола, посвященного противодействию пыткам заключенных и подследственных. Участники разговора констатировали, что в России, хоть и «невозможно представить то, что творится в тюрьме Гуантанамо», все же условия, в которых ведется следствие или проходят судебные процессы, по сути пыточные.

Проведение встречи в формате «круглого стола» депутатов, адвокатов и общественных правозащитников было инициировано Ассоциацией адвокатов России за права человека. Председатель организации Мария Баст представила собравшимся специальный доклад, в котором отметила, что независимые специалисты Ассоциации в течение последних 10 лет мониторят соблюдение прав и свобод российских граждан как внутри страны так и за рубежом.

По данным Ассоциации, туда среди прочих жалоб ежегодно поступает порядка 200 обращений, связанных с пытками. Специалисты решили обратить свое внимание на то, как с этим обстоят дела в других странах и задумались, есть ли смысл в борьбе с этим явлением обращаться к зарубежному опыту. Проанализировав доклады ООН, они пришли к выводу, что, например, власти США «в массовом порядке нарушают права человека, причем как внутри страны, так и за ее пределами». В этой связи были упомянуты самые страшные тюрьмы в мире. Одна из них – Санта, расположенная в Париже, где содержатся чернокожие заключенные и арабы рядом с крысами, огромное количество которых заставляет людей прикреплять свои вещи к потолку, чтобы они не были съедены. Другая — прогремевшая на весь мир Гуантанамо, где несмотря на обнародование происходящего в этих застенках, пытки заключенных не прекращаются. Среди методов воздействия на заключенных Гуантанамо, которым не было предъявлено обвинение были названы «имитация утопления, насильственное кормление, средневековые аналоги пыток водой, пытки громкой музыкой».

Прослушав доклад, депутат Госдумы Иван Сухарев отметил, что «в России такое представить невозможно». Впрочем, он рассказал об «единичных случаях», которые знает в нашей стране. Например, когда в ИК-13 Энгельса погиб в результате издевательств 24-летний заключенный Артем Сотников, на теле которого обнаружили множество гематом, сломанный копчик и следы от наручников. При этом, начальника колонии, который всячески старался скрыть этот факт… отправили на пенсию. А конвоиров заключили под арест. Домашний.

Сухарев считает период пыток в России «хоть и позорным этапом в становлении, но пройденным». При этом депутат напомнил, что в других странах «до сих пор существуют узаконенные телесные наказания — избивание палками, забивание камнями» и что «при таком плачевном положении дел Россия не может оставаться в стороне» – нужно разработать и предложить миру новые эффективные стандарты противодействия пыткам. Но прежде – «необходимо навести порядок у себя».

По мнению Сухарева, законодательство России вполне отвечает поставленной задаче — «наше уголовное право предусматривает ответственность за пытки». Необходимо лишь усилить общественный контроль за закрытыми системами, где могут применяться пытки — пенитенциарной, правоохранителей и правоприменителей, переподчинить медицину ФСИН Минздраву и запретить представителям силовых ведомств избираться в общественные структуры, контролирующие работу ведомств, с которыми они так или иначе связаны.

А вот Николай Кавказский — член партии «Яблоко», который сам провел в СИЗО около года, считает, что пытки в России — не единичны, а повсеместны. Он упомянул условия, в которых находятся подсудимые во время судебных процессов. При интенсивном рассмотрении их дел, нарушается право арестованных на восьмичасовой сон, при обысках их раздевают догола, «возят по нескольку часов в автозаках, где они находятся здоровые вместе с больными открытой формой туберкулеза, курящие с некурящими».

Он напомнил условия содержания в СИЗО и судах, а также факты избиений арестованных по многим «резонансным» уголовным делам и заключил: «что говорить об обычных заключенных, к которым пытки применяют как правило».

По его мнению, одним из методов борьбы с этим явлением может быть «расширение прав общественно-наблюдательных комиссий». Кавказский также считает необходимым запрет на работу в них силовиков, которые «отрицают очевидное».

Максим Пешков — юрист правозащитного движения «Сопротивления» рассказал, что, по его данным, «сегодня по-прежнему процент удовлетворения московскими судами ходатайств следствия об арестах обвиняемых — 94,5». При этом, он утверждает, что, вектор, взятый государством на декриминализацию некоторых преступлений в сфере экономики и предпринимательства, на работе следственных органов никак не отразился. «Они отвечают, что преступление, за которое человека помещают под арест, не имеет отношение к экономическим и никто это не проверяет».

По словам Пешкова, ему «порой хочется сжечь свой диплом юриста, когда начальники в больших погонах» в ответ на его обращения пишут, например, что «следственные органы не обязаны уведомлять защитника о проведении следственного или оперативного мероприятия с обвиняемым или подозреваемым».

– Защитник что, по их мнению, телепат? – возмущается Пешков.

Правозащитник считает, что для борьбы с пытками необходимы радикальные изменения. По его мнению, надо:

– оснастить сотрудников конвойной службы видеорегистраторами, «которые защитят и их самих от необоснованных обвинений»;

– внести изменения в закон о минимизации контактов гражданина со следователем без присутствия защитника – «о чем может «беседовать» следователь без адвоката, кроме как склонять человека к даче нужных показаний?»;

– полицейских подразделений охраны общественной безопасности оснастить нагрудными видеорегистраторами;

– решить практически неосуществимую проблему – подачи арестованными жалоб в Верховный суд или президиум суда на рассмотрение кассационных жалоб — это невозможно из-за того, что требуется оригинал первоначального решения, которые кассационные суды не возвращают арестованному.

– обязать следователей нумеровать листы материалы дела ручкой, а не карандашом, который потом стирается – «там все можно поменять и не докажешь»;

– запретить проводить следственные действия «в каких-то комнатах», а «сделать специальный следственный кабинет, оснащенный видеокамерой», чтобы можно было «осуществлять допросы под видеозапись».

Впрочем, согласившись со многим сказанным Пешковым и другими, член президиума Национального антикоррупционного комитета Павел Зайцев, констатировал:

– Самая распространенная причина пыток — добросовестное заблуждение сотрудников правоохранительных органов, что они действуют в интересах общества, государства, ради благой цели. Важно и нравственное воспитание сотрудников и работа с ними психологов. Но еще важнее, на мой взгляд, то, что нет у нас демонстративных открытых процессов над теми, кто применяет пытки. Здесь необходима воля государства. Тех, кто пытает людей, нужно привлекать не за превышение полномочий или причинение вреда здоровью, а нужно ввести в Уголовный кодекс статью «пытки» с квалификацией – совершенные сотрудниками правоохранительных органов. Тогда будут думать, бояться и понимать, стоит ли пытать, особенно «за мешок картошки».

Так же, по мнению Зайцева, необходимо в каждом силовом министерстве создать специальное подразделение, где были бы специалисты, понимающие как именно могут пытать в соответствующей структуре, чтобы расследовать факты не только явных, но и скрытых пыток.

Лина Панченко, МК