Председатель правления МПОО “Сопротивление” Ольга Костина ответила на вопросы ведущего и слушателей РСН.

В. ШЕСТАКОВ: Здравствуйте! Сегодня у нас в гостях глава правозащитной организации «Сопротивление» Ольга Костина. Ольга Николаевна здравствуйте!

О. КОСТИНА: Добрый день!

В. ШЕСТАКОВ: В нашей стране разгорелся ещё один довольно громкий коррупционный скандал, и не где-нибудь, а в Федеральной службе исполнения наказаний. Накануне задержали Александра Реймера, предъявили обвинение в мошенничестве. Как считает следствие, похищено 3 миллиарда бюджетных рублей, которые выделялись на систему электронного контроля, проще говоря, на электронные браслеты. И вообще, начатая в период Реймера реформа ФСИН была провальной. Вы, как член общественных советов при разных правоохранительных структурах, как встретили эту новость, как на неё отреагировали, и вообще что происходит?

О. КОСТИНА: Для экспертов, которые оценивали деятельность Реймера на его посту, эта новость не стала неожиданностью. Дело в том, что ещё когда господин Реймер возглавлял ведомство, и экспертное сообщество и общественность обращали внимание на значительные проблемы и вопросы, которые у нас возникали при анализе того, что происходило. И в общественной палате были огромные слушания ещё того созыва, когда приглашались все правоохранительные органы. Было заметно, что значительно снижена эффективность взаимодействия межведомственного свойства, для ФСИНа это важно. Обращали внимание общественники и эксперты на вопросы, связанные с реализацией тех программ, которые были затеяны ведомством, и главное, что приход господина Реймера в значительной степени разгромил ведомство, потому что начались непрерывные увольнения, громких скандалов до этой истории было, как минимум, два. И общественность действительно обращала внимание на то, что, наверное, стоит повнимательнее отнестись к контрольным органам и к тому, что там происходит. Я, кстати, напомню, что история с браслетами ведь принципиальна. Потому что браслеты — это попытка такой гуманизации правосудия, о которой нам часто говорят. Это попытка ввести альтернативную форму наказания, конечно, если речь не идёт об особо тяжких и тяжких преступниках. То есть, то, о чём так часто и много говорят в обществе: предварительные меры пресечения и наказание нужно дифференцировать относительно тяжести. Я напомню, что первый грант на создание этих браслетов в России был дан много лет назад Евросоюзом. Он был отработан, после чего была принята российская внутренняя концепция как это сделать, были разработаны наши варианты этих браслетов.

В. ШЕСТАКОВ: Что интересно, они стоили 19 тысяч рублей, это уже поражает. А ещё больше поражает то, что закупали их вообще по 108.

О. КОСТИНА: В том-то и дело. Кстати, хочу сказать что на историю с браслетами, ещё когда он был руководителем ведомства, обращали внимание. И здесь я могу сказать, что, конечно, от коррупции не застраховано ни одно государство. Да, это стыдно, это не прибавляет имиджа власти, но это не повод замалчивать эту историю, потому что эффективность власти не в том, что нет коррупции, она есть везде, это человеческий фактор. Эффективность в том, чтобы её пресекать, чтобы за неё наказывать. Но лично у меня возникает только один вопрос: если бы это произошло на ровном месте, если бы это была неожиданность, и не было бы дыма без огня, то общественность, наверное, была бы сильно изумлена. Я, кстати, не исключаю, что если следственные органы будут детально расследовать эту историю, это будут не последние фигуранты. И поводом к дальнейшим расследованиям может стать не только история с браслетами.

В. ШЕСТАКОВ: Просто ФСИН — это такая структура, которая должна быть кристально чистой, а здесь получается, что нам и верить-то теперь некому.

О. КОСТИНА: Вы знаете, система правосудия в идеале должна быть вся прозрачной и кристально чистой. Потому что мы понимаем, что здесь речь идёт о слишком серьёзных вопросах для общества и государства. Конечно, когда за решёткой оказывается человек, который как раз должен за всем этим следить, – это нонсенс. Хотя в правоохранительных системах других стран подобного рода дела бывают достаточно часто. Ещё раз оговорюсь, что в этом случае вопрос жёсткости и неотвратимости наказания превалирует над имиджем государственной системы. В конце концов, преступление совершает человек, а не всё ведомство, об этом тоже не надо забывать.

В. ШЕСТАКОВ: Но получается, что у нас гарантий-то нет никаких, что подобного не происходит в полиции, в МВД, где-то ещё?

О. КОСТИНА: Во-первых, у нас, слава Богу, большинство силовых ведомств перестало замалчивать то, что у них происходит, и МВД в частности. Да, это невесело, в этом не очень хочется расписываться, но, наверное, это лучше выявлять, пресекать и наказывать, чем пытаться делать вид, что всё в порядке. Помните, раньше была такая практика, как увольнение задним числом, и были какие-то попытки это замолчать. Сейчас эта практика уходит в небытие, но чем ещё плоха история, которую мы сейчас наблюдаем. Ведь эта не только очередная, громкая коррупционная история с серьёзными фигурантами, это стоило нам отброса внедрения этой альтернативной формы слежения за преступниками на несколько лет. Мы до сих пор её не имеем. Я не считаю редких случаев экзотического свойства, которые были продемонстрированы нам на господине Евтушенкове, например, или на госпоже Васильевой.

В. ШЕСТАКОВ: Как раз и возникает вопрос: почему у нас эти электронные браслеты носят только Васильева, Евтушенков?

О. КОСТИНА: У меня есть мнение, основанное на работе в Общественной палате, мы собирали там огромное экспертное сообщество. В нашей стране не то, чтобы назрела, у нас перезрела реформа уголовной политики. Сначала она должна быть выработана, эта уголовная политика, и относительно тех вызовов, которые перед нами стоят, тех инструментов, которые имеет или недостаточно имеет государство, должна быть перестроена эта система. Она должна быть понятна, прозрачна, и понятна каждому гражданину. Почему даже у законопослушных граждан вызывает трепет сообщение о системе ФСИН, о нарушениях? Во-первых, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Мы конечно пока не привыкли доверять своему правосудию, и у нас есть на это основания. И, конечно, общество с ужасом смотрит на то, что люди, которые сажают, оказываются ничем не лучше тех, кто там сидит. Пока, по фабуле, которая известна, деталей мы не знаем, речь идет о подозрении в коррупционном экономическом преступлении. Сколько копий сломано вокруг этого вида правонарушений? Сколько разговоров о степени ответственности, которая должна быть? И сейчас я очень рассчитываю, что, помимо достаточно прозрачных для общества выводов, которые сделает следствие, стоит вернуться еще раз к вопросу о том, что в последнее время систему ФСИН слишком часто сотрясает. А её важность не стоит недооценивать. Поэтому, возможно, государству стоит задуматься и провести комплексный анализ, в чём сокрыта проблема, и вместе с обществом предложить пути выхода, предложить реформу и под общественным контролем эту реформу начать осуществлять.

В. ШЕСТАКОВ: А кто это должен контролировать?

О. КОСТИНА: Если говорить о создании и внедрении в России сбалансированной уголовной политики и говорить не о гуманизации, а скорее о гармонизации уголовных законов, то эта задача без участия президента обойтись не может. В Совете Федерации проводились слушания под руководством Валентины Матвиенко, и ответственные чиновники тоже говорят, что концепция, которая была разработана Общественной палатой, профессиональным сообществом, Советом Федерации, должна быть направлена президенту России. Будем надеяться, что события, которые сейчас происходят, ускорят этот процесс.

В. ШЕСТАКОВ: Вы расцениваете произошедшее во ФСИН, как удар по структуре власти в целом?

О. КОСТИНА: Любое громкое коррупционное преступление, тем более в системах правосудия, это конечно удар. Ещё раз хочу оговориться, что одно дело, когда человек, не вызывавший никаких подозрений ни у общества, ни у государства, ни у экспертов, вдруг оказывается фигурантом такого дела, это до известной степени шок. Но у господина Реймера довольно длинная биография, и началась она даже не в системе ФСИН, а в бытность его руководителем соответствующего полицейского подразделения в регионе, откуда он начал свою карьеру. По данным, которые были в Общественной палате, там были вопросы. Поэтому, всерьёз нужно разобраться, каким образом происходит кадровая политика в таких ведомствах. Я, например, знаю, что часто при назначениях в МВД собирается целая кадровая комиссия в администрации президента, причём с участием общественности. Недавно так назначили нового руководителя ГИБДД в Москве. Очень важно, что общественность может настаивать на отклонении той или иной кандидатуры, объяснять почему, задавать вопросы. Наверное, стоит изучить дело господина Реймера не только с его коррупционной и уголовной составляющей, но понять, каким образом осуществляется кадровая политика, ведь это очень серьёзное ведомство. Насколько оправдан привод в одну систему человека из другой системы? Это тоже вызывает большие вопросы у специалистов, ведь полиция и ФСИН – это разные задачи и разные психологические подходы. Поэтому здесь выводов может быть много, не исключаю, еще раз оговорюсь, появления ещё претензий, других фигурантов. Но задача следствия здесь понятна: выявить, доказать и пресечь. А политическая задача государства заключается в том, чтобы проанализировать, каким образом формируются такие кадры, и как избежать в будущем попадания таких людей на такие должности.

В. ШЕСТАКОВ: Вы заговорили о кадровой политике, недавно появлялись сообщения о массовых сокращениях, их в принципе уже подтверждали, ФСКН десятки тысяч человек сократило. Понятно, что экономятся бюджетные деньги, но люди, умеющие владеть оружием, остаются на улице без средств к существованию. В сложившейся экономической ситуации куда они пойдут, что они будут делать?

О. КОСТИНА: Это для меня давно болезненная тема, потому что я возглавляю общественную организацию, которая занимается помощью жертвам преступлений в России. Таких организаций в мире очень много, у нас есть целый форум, объединяющий 25 стран Европы. Так вот, в цивилизованных странах отставные силовики не уходят ни в какое небытие, они, как правило, переходят в экспертные организации, либо в общественные. То есть они остаются в строю, но может не при такой нагрузке. Но, история, которая сейчас происходит у нас, возвращает к идее национальной уголовной политики. Чтобы рассчитывать количество необходимых сотрудников, на те или иные ведомства, нужно рассчитывать количество вызовов и степень реакции на них. Я думаю, что я никого не потрясу из тех, кто следит за этой темой, едва ли не на каждой полицейской коллегии мы слышим о том, что подавляющее большинство преступлений, связанных с наркотиками, раскрывает полиция. Возникает открытый вопрос эффективности взаимодействия и необходимости городить такие дополнительные сооружения: у нас есть целое отдельное ведомство, еще одно ведомство. Надо проанализировать и те вызовы, и те инструменты, которыми мы можем на это отвечать.

СЛУШАТЕЛЬ: Меня зовут Василий. Я в принципе положительно отношусь к Ольге Костиной, очень правильно она говорит. Но когда она говорит «в цивилизованных странах», посмотрите, ведь Европа поддерживает этих фашистов, кто цивилизованнее: мы или Европа? Почему очень часто даже политики говорят про цивилизованные страны? Что, мы разве не цивилизованная страна?

О. КОСТИНА: Безусловно, мы тоже цивилизованная страна. Я сейчас объясню термин применительно к той тематике, которую мы обсуждаем. Я имела в виду под словом «цивилизованные» длительность и устойчивость правоохранительной системы и системы правосудия, которые существуют в разных странах. Подчёркиваю, особенно для нашего слушателя, и я об этом тоже говорила, что эта система существует тоже не без проблем, не без коррупции, но во многих странах она очень устойчива с точки зрения постоянного реформирования, перетряхивания. Даже гражданин, не погружённый в эту проблему, знает, что у нас непрерывно реформируют МВД. И непрерывно что-то прилетает относительно злоупотреблений во ФСИНе и каких-то кадровых и иных перестановок. Я в данном случае говорю о цивилизованности не во внешней политике, не в морально этических подходах, я говорю о структурной цивилизованности, о законодательной. Конечно у нас нет необходимости переносить законы других стран на нашу почву, но анализировать их стоит, потому что не надо совершать ошибок, которые совершены нашими соседями. Но на сегодняшний день мы нуждаемся в справедливом и спокойном осмыслении того, что у нас происходит во всей этой системе, потому что она взаимосвязана, она поэтому и называется система правосудия, и, применительно к реформам, нужно понимать, насколько необходимы те или иные шаги.

В. ШЕСТАКОВ: Согласитесь, что этот очередной скандал даёт повод для критиков, для оппозиции. И здесь вполне себе обоснованные аргументы.

О. КОСТИНА: Но это даёт повод не только для критики со стороны оппозиции. Хоть мы и сталкиваемся с этой системой в нашем движении с другой стороны решётки, защищая пострадавших граждан, конечно нам приходится иногда и оказывать правовую помощь родственникам тех, кто стал обвиняемым или оказался за решёткой, близкие которых считают, что их права нарушены. Наверное, одной из причин, по которой у нас эти комплексные реформы никак не двигаются, и к ним никто не желает подходить, является наличие огромного количества коррупционных составляющих, узлов и возможностей, не закрытых государством, что, наверное, слишком много людей кормятся с того состояния системы, в котором она находится сейчас. Если вы поговорите с членами ОНК, наверняка слушатели знают, что это общественная наблюдательная комиссия, то, помимо фрагментарных историй, о которых они говорят, за которые их, может быть, критикуют, существуют вопросы без ответов даже для меня, человека, который с этой системой не сталкивался. Это вопросы закупок продуктов в места лишения свободы, кто и как это осуществляет, и почему зачастую пронести в передаче что-то невозможно, а купить в тюремном магазине можно, но по другой цене и импортное. Вопросов много. Наверное поэтому эта система так с трудом и поддаётся на какие-то контрольные шаги, на реформы, что уж слишком много интересантов в том, чтобы она осталась такой, какая она есть.

СЛУШАТЕЛЬ: Меня зовут Геннадий. О чём мы говорим, если у меня сын поступал в Высшую школу милиции, с меня потребовали взятку 25000 долларов США. Чтобы поступить в Высшую школу милиции! То есть человек хочет стать следователем, честным человеком, а он сначала даёт взятку, чтобы это произошло.

О. КОСТИНА: Я и говорила сейчас, что многим выгодно, чтобы эта система оставалась в том виде, в котором она сейчас находится. Я сталкивалась с родственниками осужденных людей, могу честно сказать, что на каждом этапе это непрерывное вымогательство денег. Кто попадал в эту историю, к сожалению, со мной согласятся. За обещание поменять следователя, поменять меру пресечения, потом посадить в хорошее место, потом УДО. И человек, попав в эти жернова, выбраться оттуда уже не имеет никакого шанса. Согласитесь, что когда у вас близкий человек, даже виноватый, находится там, будешь всё продавать и платить. И то, о чём только что сказал слушатель. Я знаю массу историй, когда человек закончил ВУЗ, пытался устроиться работать следователем, в зависимости от района, города или области, за устройство предлагали хорошо заплатить. Поэтому, только под общественным контролем, только при политической воле, почему я упомянула первое лицо, только при комплексном подходе мы эту ситуацию сможем сдвинуть с места. В противном случае вся эта орава, которая кормится с коррупции, так или иначе связанной с правоохранительными органами, конечно не даст никому подойти к этой теме даже близко.

СЛУШАТЕЛЬ: Меня зовут Максим. Я могу сказать, что у нас одна проблема. Это судьи. Потому что когда формируются дела прокуратурой и полицией, в итоге они их приносят в суд. И судья, этот гад, сидит и всё видит. Ведь он может отправить этот бред обратно! Главное – это судьи. Вот кто всему виной. Они же нас осуждают, они нам отказывают, мы из-за них не можем свои права защитить, Путину пишем.

О. КОСТИНА: Спасибо, что обратили на это внимание. На самом деле судебная система самая сложная для контроля, в том числе и общественного. Мы все с вами знаем, что судьи – неприкосновенные лица, на малейший вопрос, который вы задаёте этой системе, вы получаете ответ «не смейте оказывать давление на суд». И это конец той цепочки, о которой мы с вами сегодня говорим, я имею в виду следственной цепочки. У нас зачастую судейское сообщество не подконтрольно никому, кроме как самим себе, и зачастую выносит, мягко говоря, довольно странные решения, вызывающие бешеное возмущение у граждан. Хотя, некоторым образом в защиту справедливости, а не судейского сообщества, хочу сказать, что совсем недавно мы с вами наблюдали и скандал в судейском департаменте, когда там были предъявлены серьёзные обвинения, и даже кто-то задержан. Я знаю, что в Мосгорсуде недавно были события, связанные с возможным хищением денег. То есть и эта система уже не выдерживает того объективного напора и накала, который происходит. С одной стороны судьи на самом деле перегружены работой, и эта работа очень тяжёлая, очень нервная. Мы с вами знаем, что к сожалению на судей и нападают, и убивают, защищённость здесь низкая. С другой стороны, она, как и вся эта цепочка, подвержена тем же самым коррозиям, которым подвержена остальная система.

В. ШЕСТАКОВ: Получается, что у судей есть карт-бланш, вся эта защита государства позволяет.

О. КОСТИНА: Ещё раз говорю, что здесь вопрос упирается в комплексность реформы и в требовательность к тому, что её надо осуществлять немедленно.

В. ШЕСТАКОВ: Снова возвращаемся к коррупционным скандалам, снова гремит дело об убийстве Бориса Немцова, всё это предоставляет оппозиции идеологически вполне обоснованное знамя, с которым можно идти. Может ли сейчас оппозиционное движение на фоне всех этих событий снова возродиться так же, как это было в 2012 году? Тогда была Болотная, и Вы тоже следили за этими событиями.

О. КОСТИНА: В силу моей работы в Общественном совете при ГУ МВД г. Москвы мы традиционно, уже много лет, дежурим на всех массовых мероприятиях. Пришлось нам, естественно, дежурить и на марше, который прошел в память о Борисе Немцове, общаться там с людьми. И выводы, которые мы там сделали, оказались, на мой взгляд, не неожиданными, но, как минимум, интересными. Если мы вспомним, что послужило поводом для массовых и длительных так называемых «болотных» выступлений, то мы поймём, что расчёт на философское отношение наших граждан к своим избирательным правам в тот раз резко не оправдался. Граждане отказались дальше работать пустыми местами в этом процессе. На это накладывалось еще серьёзное социальное недовольство, различного рода, совершенно не связанное с симпатией к оппозиции, к вопросам избирательного права. Но в целом в то время уже наблюдалась некоторая усталость, желание публичного действия. Когда происходили события вокруг Немцова, когда проходил этот марш, для меня было очевидно, что люди, которые туда пришли, протестовали молча против наглого и жестокого убийства человека. Когда представители оппозиции, которые шли в колоннах, кричали свои традиционные кричалки с тем или иным отношением к власти, их не подхватывали.

В. ШЕСТАКОВ: То есть “Я – Немцов”, “Я – Шарли”?

О. КОСТИНА: У них были немного другие кричалки. Но граждане, а я это видела своими глазами, люди совершенно разного возраста, с совершенно разным отношением к Немцову, как к политику, были объединены тем, что нельзя убивать людей, ни за политические взгляды, ни за какие-то черты характера. Это фактически был наш отечественный вариант марша во Франции, который прошёл после расстрела редакции Charlie Hebdo. Не очень много французов было в восторге от деятельности журнала или солидаризировалось с его тематикой. Вопрос был в том, что нельзя убивать людей. Насильственная смерть подводит черту под всеми разговорами о различии во взглядах и политических пристрастиях. Жестоко, нагло убит человек. Любое насильственное преступление – это вызов. Преступление такого масштаба – это война. И она объявлена не оппозиции, а обществу и государству. И в данном случае это повод для пересмотра нашего отношения к преступности. В обществе должны быть вещи, которые заставят нас забыть о взглядах, пристрастиях. Человеческая жизнь – это безусловная ценность, и её попрание должно быть невозможно. Для оппозиции, поскольку Немцов был их соратник, это, наверное, хороший повод задать ещё какие-то вопросы, повод говорить о коррупции, в том числе и в системе правосудия, которая сейчас расследует это дело. Но, на мой взгляд, нельзя повод делать из гибели человека.

В. ШЕСТАКОВ: Но с другой стороны, ведь это шанс для системы правосудия этим громким резонансным делом скорейшим его расследованием показать, что у нас всё работает.

О. КОСТИНА: Безусловно. Но мне не нравится слово «громкое дело», потому что наши граждане все равны. Сейчас, когда мы видим такой информационный фон, одни показания, другие показания, одни люди говорят, что на них оказывалось давление, другие говорят, что не оказывалось, общество замерло в ожидании, насколько политически будет окрашен не только сам акт убийства, но и его последующее расследование правоохранительными органами. Я с вами согласна, для правосудия сегодня очень важный момент, надо доказать обществу, что собранные следствием материалы действительно убедительны для людей вне зависимости от их политических пристрастий. Это будет сложно. Многие специалисты, эксперты, знают, что любое громкое дело, тем более с политической подоплёкой, очень трудно расследуется. И в силу широкой огласки информационный фон очень серьёзно влияет на события вокруг таких дел. Приведу простую иллюстрацию. Наш предыдущий слушатель говорил о судейском сообществе, высказывался достаточно жёстко, критично. Даже не надо быть оппозиционером и не важно, как вы относились к тем или иным событиям. Сегодня нам сообщают из СМИ, что суд отменил арест трех фигурантов дела об убийстве Немцова.

В. ШЕСТАКОВ: Получаются «туды-сюды»

О. КОСТИНА: Надо понимать, что либо предыдущие совершили ошибку, тогда скажите нам об этом, скажите какие меры к ним приняты, почему вообще произошла эта ошибка, либо нынешние приняли решение под воздействием каких-либо обстоятельств. Это очень непростой процесс для всех правоохранителей, которые в это вовлечены. И для судей, и для следователей. Я понимаю их настороженное отношение, когда общественность напористо лезет в выяснение деталей, обстоятельств, я понимаю, что это всегда будет вызывать профессиональное раздражение. Но ведь надо понять и общество, которое хочет знать, что происходит, потому что завтра едва ли не каждый из нас тоже может стать жертвой. Мы хотим понимать, если человека известного, неважно с какими взглядами, можно застрелить в центре Москвы, то что же нам грешным ожидать в этой ситуации? Наши дела на контроль никто не возьмёт, потому что знамя-то из нас не сделаешь.

В. ШЕСТАКОВ: Вы следите за этим процессом? В частности, за обвиняемыми.

О. КОСТИНА: Только в той мере, в которой я могу знакомиться с материалами из средств массовой информации, потому что, в отличии от членов ОНК, коллег, имеющих полномочия, никакого доступа к следственным материалам и действиям я не имею. Я только рассчитываю на то, что потерпевшая сторона, в данном случае это семья Бориса Немцова, в курсе того, что год назад права жертв преступлений в России в статусе потерпевшего были значительно расширены. Они имеют право на получение информации по ходу следствия, имеют право задавать вопросы, и я думаю, что стоит посмотреть этот закон, подписанный президентом год назад, чтобы не упустить своих законных возможностей участвовать в процессе расследования.

В. ШЕСТАКОВ: Эти бесконечные показания главных фигурантов, которые сейчас остаются главными. Сначала они признаются, потом они не признаются. Потом говорят, что на них оказывается давление. Что свидетели их якобы не опознают. Следственный комитет тут же заявляет, что всё это будет проверено. Кому это контролировать?

О. КОСТИНА: Мы с вами находимся в сложной ситуации, потому что вмешательство в ход следствия недопустимо. Это мировая практика и практика российского правосудия, это объяснимо и понятно. Мы с вами имеем право требовать открытости, но в определенных рамках, чтобы она не помешала следственным действиям. Мы же с вами не знаем, может существуют ещё фигуранты по этому делу, которые сейчас сидят и настороженно слушают комментарии, заявления, а, возможно, даже пытаются оказать воздействие на фигурантов, такое тоже нельзя исключать. Такие преступления не совершаются простецкими неподготовленными уголовниками.

В. ШЕСТАКОВ: Но ведь не на пустом месте возникают отказы от признательных показаний? Потом снова признания.

О. КОСТИНА: Не исключено, что не на пустом месте не только потому, что возможно идёт какая-то игра, торговля, давление. Мы не исключаем, что по нервной реакции Следственного комитета очевидно, что оставшиеся снаружи возможно заказчики, возможно подельники ищут различные способы воздействия на тех фигурантов, которые уже оказались в руках правоохранительной машины. И это воздействие может вызывать такие колебания. Что ещё очень важно подметить. Если понимать, что мы сейчас наблюдаем за убийством с целью политической провокации, то тогда одна из задач, которую ставили те, кто это сделал, – посеять в обществе непрерывную подозрительность ко всей машине правосудия. Благо, у нас своей подозрительности хватает, теперь будет ещё дополнительная. Поэтому, когда гражданин смотрит на эти отмены показаний, изменения мер различных, на которые, возможно, кто-то толкает снаружи, режиссёр, который это затеял, тогда это совершенно логично, это вызывает неверие в любой результат работы следствия, какой бы нам не предъявили. Потому что если у нас сформировалось ощущение, что нас определённым образом обманывают, что нам не предъяви, это не вызовет доверия. Почему я возвращаюсь к началу нашего разговора. Очень сложная, но очень важная миссия сейчас предъявить обществу очевидные доказательства того, что там произошло, и кому и зачем это было нужно. Это будет трудно, ещё не одна провокация будет на пути следствия. И давайте не будем сбрасывать со счетов, что раз мы только что говорили о коррупции в правоохранительной системе, мы с вами понимаем, что эта коррупция в данном случае может включиться и в эту борьбу.

В. ШЕСТАКОВ: Слушатель с вами спорит: разве вы считаете, что убийство на фоне Кремля, накануне марша оппозиции, это просто уголовщина?

О. КОСТИНА: Я не сказала, что это просто уголовщина. Невнимательно слушатель наш меня слушает. Я как раз говорила о том, что это убийство произведено с целью политической провокации. И эта информационная игра, которая наверняка ведётся теми, кто это всё организовал, она на это и рассчитана. Она рассчитана на то, что помимо этой жертвы, которая была принесена, помимо повода к огромному количеству спекуляций и провокаций, дать еще один масштабный повод поговорить о том, что наверное наша система правосудия нас всё время обманывает. Поэтому и эти воздействия и на фигурантов, и на информационный фон, и на тех, кто следит за этим делом, и возможно на близких Немцова, это всегда некий сценарий подобного рода развития событий.

В. ШЕСТАКОВ: Глава правозащитной организации «Сопротивление» Ольга Костина была в программе «Умные парни». Спасибо Вам большое, Ольга!

О. КОСТИНА: Спасибо вам.

РСН