Валентин Гефтер, исполнительный директор Института прав человека и гость программы «Право на защиту» в понедельник, 7 июля, считает, что ужесточение наказаний не избавит страну от преступников. О своем взгляде на систему исполнения наказаний, а также на правозащитную деятельность он рассказал слушателям Радио России.

Ильмира Маликова: У многих людей слово «правозащитник» связано с исторической памятью, когда это была абсолютно политическая борьба. Понятие же социальной правозащиты, под которым подразумевается реальная помощь людям в отстаивании своих прав, записанных в Конституции или во множестве других правовых актов, воспринимается несколько неоднозначно…

Валентин Гефтер: Я, честно говоря, вообще не очень понимаю разницу между политической и социальной правозащитой, если не придавать этому какого-то злобного, неконструктивного наступательного характера. Потому что, на самом  деле, хотя права человека и делятся по всякой псевдонауке на категории, поколения, где сначала идут политические и гражданские права, потом социальные, экономические и другие, но в нашей жизни все перемешено. Cамая лучшая политика – это отстаивание тех прав, которые обеспечивают человеку нормальную жизнь в обществе и взаимодействие с государством, которое вроде должно помогать нам устраивать эту жизнь. У кого-то больше «болят» политические права, кому-то важнее социальные, а у кого-то, и это чаще всего бывает, одно вытекает из другого. Поэтому я бы не делил на эти все категории. Мне кажется, есть только два полюса: мы часто сбиваемся или на разговоры о том, как надо, или на то, что даем бесплатные советы клиенту или главнокомандующему, которыми ни тот, ни другой не может воспользоваться в силу разных причин. А на самом деле, я понимаю депутатов Государственной думы и чиновников разных других ведомств. Мы, правда, их оппоненты, ведь мы не даем им делать то, что они считают нормальным и нужным, потому что для нас это выходит за рамки здравого смысла.

Ильмира Маликова: Как Вам кажется, почему у нас такая, может быть, косная правоохранительная и государственная система, когда вещи, которые совершенно очевидны обществу и тем людям, которые работают в общественных организациях, незаметны «верхам». Вот, например, последние два года были пиковыми в обсуждении темы совершенствования законодательства в сфере защиты детей, пенсионеров и инвалидов, то есть, уязвимой части населения, которая не может защитить себя самостоятельно. И, по большому счету, кроме общественной дискуссии, не принято никаких мер…

Валентин Гефтер: Ну, Вы знаете, это сложный вопрос, и я как раз не за то, чтобы принимать скоропалительные меры. Потому что, как говорится, всякое может родиться в быстрородящих головах. Мне со многими чиновниками разного уровня приходится иметь дело. Я могу сказать, что мне встречается много нормальных людей, с которыми легко найти общий язык, которые профессионально более-менее подготовлены. У меня нет никакого предубеждения к чиновникам  как таковым.Но каждый чиновник, будь то даже представитель государственной правозащиты или правоохранительных и судебных ведомств, как только вписывается в систему, то начинают преобладать совершенно другие корпоративные интересы. И не дай бог выйти за их пределы и нарушить писаные, а особенно неписаные правила. И вот они начинают их защищать. Это все равно, что я бы сейчас начал говорить, что все правозащитники – это ангелы в белых одеждах и что никто из них взяток не берет и никогда не ошибается. Но вот в ведомствах это встречается сплошь и рядом. И, я думаю, это нас отличает. Еще отличие в том, что мы говорим, что за нами какие-то идеалы, ценности. Можно над нами смеяться, но я думаю, что большинство моих коллег считает именно так. А за чиновниками очень часто стоит только одна ценность – государство превыше всего. То есть, им важна только буква закона, установленного государством в интересах государства же. Вот такого я не понимаю. Потому что когда мы говорим, что работаем в интересах верховенства права, то есть, прав человека, то все понятно –  мы пляшем от человека.Ильмира Маликова: Есть такое мнение, что чтобы навести порядок, нужно ужесточить законы. По Вашему мнению, например, в сфере защиты тех, кто сам себя не может защитить, можно что-то сделать с помощью ужесточения законодательства?Валентин Гефтер: Вы знаете, ужесточение ужесточению рознь. Конечно, просто увеличением сроков уголовного наказания, заменой пожизненного заключения смертной казнью ничего не добьешься. Иногда, за какие-то отдельные виды нарушений, я считаю, нужно наказывать сильнее. Но это не главный путь. Главный путь – это обязательность неотвратимость наказания, и главное при этом – неотвратимость должна быть не в его жесткости, а в том, чтобы не было никаких возможностей от него, так сказать, «отмотаться». Главное – это все-таки защита человека от лишнего, жесткого, непропорционального наказания.Я приведу конкретный пример. Мне пришло письмо от человека, который получил 25 лет. Я не знаю, за что его наказали, но у него есть преступления и сексуального характера, но не связанные с несовершеннолетними. Так вот заключенный рассказывает, что руководство ФСИНа решило проверять всех, кто наказан вообще за любые сексуальные преступления, на предмет того, какова их психика и как они исправились, и также решило не давать этим людям условно-досрочного освобождения. Откуда такая жестокость? Почему сразу целую категорию людей, которые по разным причинам попали туда, приравнивают к убийцам и маньякам. У нас нет индивидуального и доверительного независимого подхода. В части сексуальных преступлений одно преступление другому рознь. У нас совершенно нет социальной и психологической работы ни с потерпевшими, ни с правонарушителями. Нет системы индивидуального подхода, учитывающего особенности и преступления, и личности, и последствий для человека после его выхода на свободу, потому что большинство все-таки выходят, а не сидят пожизненно, слава богу. И вот здесь как раз необходимость реформы и уголовного наказания в частности, и всей системы исполнения наказаний в целом.

Ильмира Маликова: Когда вы говорите о «жестокости» к преступнику, совершившему  эти преступления, в том числе и сексуальные, почему вы забываете  о жертве. В законодательствах подавляющего большинства стран мира определено, что насильники не выходят на свободу по условно-досрочному, они отбывают весь срок. К сожалению, у нас недавно был трагический и показательный случай в Петербурге, где по УДО выпустили маньяка Вороненко, который, не отсидев до конца за свои преступления именно на сексуальной почве, вышел на свободу и убил еще несколько человек. Выпустив его на свободу, к нему отнеслись как раз индивидуально и доверительно. Так может безопаснее для общества и справедливее для жертв, заставлять этих людей отсиживать свои сроки до конца за вполне очевидные преступления. Когда вы говорите о сочувственном отношении к таким преступникам, отчего в ваших словах не звучит сочувствие к их жертвам?  Несомненно, необходимо качественно усовершенствовать нашу систему исполнения наказаний, может главная задача, наряду с созданием нормальных условий отбытия  заключения –  это создание на зоне рабочих мест, возможности для заключенных трудиться и, таким образом, обеспечивать не только собственные потребности, но и возмещать ущерб потерпевшим, приобретать специальность, чтобы на  свободе иметь дополнительный шанс и основания найти себя заново.