По самому общему определению, ювенальная юстиция – это правосудие по делам несовершеннолетних. Это подразумевает особый порядок судопроизводства, отдельную систему ювенальных судов, а также особую концепцию социальной адаптации юных правонарушителей. В понедельник, 28 июля, о проблемах внедрения ювенальной юстиции в нашу судебную практику рассказал член Общественной палаты Российской Федерации, президент Российского благотворительного фонда «Нет алкоголизму и наркомании» Олег Зыков.

Ильмира Маликова: По мнению многих, система защиты прав детей у нас уже создана. Существует Семейный кодекс, права ребенка защищены законодательством, работают отделы опеки и попечительства, есть Комиссии по делам несовершеннолетних. Практически вся государственная машина направлена на защиту прав ребенка. Опять же, все конвенции мы подписали…

Олег Зыков: Это суета. Ведомственная, организационная суета, но никак не система защиты прав детей. Система защиты прав детей – это когда ребенок с его судьбой, с его трагедией, с его болью находится в центре неких процессов. Прежде всего, правовых, социальных и реабилитационных процессов. Когда судьба ребенка становится основой для понимания того, что происходит и с самим ребенком, и вокруг ребенка, и с тем, что называется социальной политикой в отношении несовершеннолетних. Вот что с этим со всем происходит.Знаете, вот совсем недавно состоялось специальное заседание в московском правительстве, посвященное ювенальной юстиции. Его вела Людмила Ивановна Швецова. Она начала с того, что ювенальная юстиция – это не столько специализация судебной процедуры, сколько способ формирования социальной политики. И она абсолютно права. Мы с самого начала заявляли, что мы должны сформировать правовую основу социальной политики. Знаете, мы очень часто и долго «жонглировали» словосочетаниями «правовое государство», «социальное государство», «конституционные нормы», и при этом никакого смысла, ни технологического, ни правового, в эти слова не вкладывали. А ведь, в конце концов, альтернатив-то у нас немного, то есть, их просто нет. Раньше мы жили в тоталитарном, директивном государстве. И вдруг раз – и  директивы все куда-то делись. То ли они были неправильными, то ли еще что, вообще здесь можно долго рассуждать и обсуждать это.  Но когда их нет, этих директив, возможно только одно: либо мы формируем правовые механизмы, то есть становимся правовым государством, либо верх одержит анархия. Так вот сегодня, с точки зрения защиты прав детей, у нас именно анархия и ведомственная суета. Огромное количество средств тратится на формирование непонятно каких государственных, региональных программ. Но к детям они никакого отношения не имеют.

Ильмира Маликова: Когда говорят о том, что необходимо усовершенствовать российское законодательство и провести реформу судебно правовой системы, это уводит нас от смысла – от исполнения закона как такового. Потому что на данный момент не выполняется даже то несовершенное и недостаточное законодательство, которое у нас есть. Может быть, здесь корень всего зла? Нужно сначала научить всех исполнять закон, а потом уже говорить об идеологических составляющих?

Олег Зыков: Так, собственно, про это и речь: как сделать так, чтобы закон заработал? Как сделать так, чтобы те ресурсы, которые сегодня есть в законе, были мобилизованы и были ориентированы на главное решение – оптимальное решение судьбы ребенка? Но кроме этого, нужно сделать так, чтобы судьба ребенка стала основой понимания того, что нужно переделывать. Переделывать не с точки зрения законов, а как раз с точки зрения реальной практики, реальных действий. Я, знаете, всегда умилялся вот этому настроению: мы напишем новые законы и начнем по ним жить.  Так не бывает. Так считалось все девяностые годы, и сейчас это в какой-то степени продолжается. Но это не случится совершенно. И задача ювенальной юстиции прежде всего в том, чтобы увязать существующие механизмы и те реабилитационные потенциалы, которые уже существуют в нашем обществе и на наших территориях. Когда мы говорим о том, что суд не может принимать решения произвольно, не может принимать решения в отношении ребенка, основываясь на абстрактной букве закона. Он должен анализировать, что же произошло. Но для этого должны быть ресурсы, организационные и реабилитационные ресурсы. В суде должен быть социальный работник, который будет помогать готовить судебное решение. И этот же социальный работник поможет судье сформировать частное определение суда, через которое судья укажет: «Иван Иванович, директор школы №128, почему вы выгнали Петю Иванова? Ведь вы сломали ему жизнь!» Это абсолютно не философские и не абстрактные рассуждения. Что мы сейчас видим в Таганрогском ювенальном суде? Как раз эти частные определения и сформировали ту позитивную социальную подоплеку, которая меняет систему отношений не вообще, а в городе Таганроге, где ювенальный суд был открыт в марте 2004 года. И не в табличке дело, а мозгах. Знаете, классика: «Разруха начинается в мозгах». И, к сожалению, когда разруха в мозгах у судьи, это очень плохо кончается для того, кто попадает в поле зрения этого судьи.

Ильмира Маликова: Очень часто бывает, что правоохранительные и следственные органы необъективны. Ювенальная юстиция – это как раз, наверное, та вещь, которая находится на стыке влияния гражданского общества и воспитания гражданским обществом в том числе и сознания людей, которые принимают те или иные решения.

Олег Зыков: Вы сейчас затронули ключевую вещь. А зачем нам судебная система вообще? Судебная система – это способ сохранять нас как граждан, как личностей. Не наказывать нас, виновны мы или нет. А постараться увидеть в нас все лучшее, все, что возможно сохранить, преступник ты или жертва. А вот если ты ребенок, то ты по определению будешь жить в этом обществе. Нельзя ребенка засадить пожизненно. Все равно ведь он выйдет рано или поздно. Почему люди не мыслят категориями выхода этого маленького человека из тюрьмы? Когда он там станет бандитом, станет насильником, а ведь по-другому невозможно, потому что усваиваются ценности той среды, в которой ребенок находится. А я-то уж хорошо знаю, что такое мир пенитенциарной системы. Это тотальное насилие. Так вот, он выйдет и будет мстить, мстить нам, законопослушным гражданам, он нас будет насиловать! Так почему же мы хотим, чтобы он пожизненно стал насильником?