Сегодня у всех людей в нашей стране есть возможность обратиться в самые разные организации, которые защищают детей, помогают им найти свое место в жизни или консультируют их по проблемным вопросам. Поэтому сейчас перед людьми часто встает проблема: как найти организацию, которая профильно занимается именно их сферой, куда обратиться, чтобы получить помощь именно по их конкретному вопросу? В понедельник, 1 декабря, прояснить картину радиослушателям помог исполнительный директор Национального фонда защиты детей от жестокого обращения Дмитрий Лисицын.

Ильмира Маликова: Логично было бы начать с рассказа о том, что из себя представляет Национальный фонд защиты детей от жестокого обращения и сколько он существует…

Дмитрий Лисицын: Национальный фонд сам по себе существует порядка трех лет, но базируется он на некоммерческой организации, которая начала свою работу в девяносто седьмом году. В свою очередь, она возникла на базе группы специалистов, которые долгие годы занимались вопросом защиты прав детей, разработкой и внедрением каких-то новых услуг для детей и их родителей. Поэтому можно сказать, что ядро организации и ее идеология развивается уже около десяти-пятнадцати лет как минимум.

Ильмира Маликова: Когда люди слышат слово «фонд», они понимают, что туда нужно обращаться за деньгами. Вы деньги раздаете?

Дмитрий Лисицын: Нет, мы не раздаем деньги. Точнее, мы раздаем их, но не так, как это принято. Потому что, на самом деле, работа фонда ориентирована на специалистов, которые работают с семьями и детьми. Мы не оказываем, как говорят, прямых услуг детям или семьям; мы работаем с теми людьми, которые по долгу службы обязаны осуществлять различного рода помощь детям и их семьям.

Ильмира Маликова: Многие правозащитные организации, которые объявляют своей целью помощь людям, на самом деле анализируют ситуацию, пишут какие-то аналитические записки, разрабатывают поправки в законодательство. Но при ближайшем знакомстве выясняется, что реально «на земле» работает очень мало организаций. Вы себя ощущаете больше как теоретическую организацию или все-таки как практическую?

Дмитрий Лисицын: Вы знаете, мне кажется, что наша организация просто прошла определенный этап своего развития. Если, как я уже сказал, начиналось все с каких-то конкретных услуг, организаций, где люди помогали конкретным детям, то развитие этой деятельности привело к тому, что был накоплен определенный практический багаж. Этот багаж в какой-то момент потребовал некоего теоретического осмысления и выхода уже на идеологические, нормативные аспекты работы. Поэтому сейчас, мне кажется, наш фонд можно обозначить таким английским термином, как «think-tank». То есть, это некоторая корпорация, которая разрабатывает новые подходы, предлагает их, апробирует на какой-то территории вместе с партнерами и потом пытается превращать их в правила работы самой системы. Вообще, у нас двоякое направление деятельности. С одной стороны, мы очень много работаем в регионах непосредственно с организациями и органами управления, которые осуществляют деятельность по защите прав детей, по сопровождению семей, которые оказались в кризисе или в социально опасном положении. С другой стороны, наша работа заключается в том, чтобы обрабатывать весь полученный материал, делать какие-то выводы из практики и предлагать новые подходы к организации самой системы защиты прав детей.

Ильмира Маликова: Когда вы говорите о взаимодействии с регионами и организациями, которые работают с семьями, то вы подразумеваете в первую очередь неблагополучные семьи?

Дмитрий Лисицын: Конечно. Если говорить о наших целях вообще и о тех целевых группах, на которые мы ориентируемся, то, наверное, можно сказать, что в последнее время мы исходим из следующего тезиса. Нарушением права ребенка является фактически нарушение любого права, которое ребенок должен иметь как по нашим законам, так и по различного рода международным конвенциям. В первую очередь права ребенка нарушаются в семье, где не все благополучно. И это часто приводит к тому, что ребенок оказывается в интернате, в детском доме и так далее. А это уже проблема сиротства – то, против чего мы, собственно говоря, и выступаем. Мы занимаемся, как мы говорим, профилактикой социального сиротства. В этой связи мы видим три большие социальные группы, которые ответственны за воспроизводство сиротства. Прежде всего, это семьи, которые находятся в кризисном положении. Существует множество законодательных определений, но мы рассматриваем эту группу очень широко, начиная от неполных семей и заканчивая семьями, где есть дети-инвалиды, семьями, где стоят проблемы безработицы или алкоголизма. Мы считаем, что в этих семьях всегда есть риск, что ребенок не получит того, что он должен получить, и в конечном итоге от него могут отказаться. Это одна такая большая группа. Вторая группа – это дети, которые уже попали в интернатные учреждения и находятся на попечении государства. Это дети, которые порождают впоследствии третью группу – выпускников интернатных учреждений. Не имея навыков нормальной социализированности, не имея навыков внутрисемейных отношений, эти дети, выходя в жизнь, сами заводят семьи, но сами же потом не могут понять, что им делать со своими детьми. В итоги, они их в большинстве случаев опять же оставляют на попечение государства. Получается такой замкнутый круг. Мы стараемся этот круг разорвать, и работаем как раз по всем трем категориям. Можно сказать, мы видим перед собой две стратегические задачи. Первая – это развитие системы семейного жизнеустройства детей-сирот, которые уже находятся в интернатных учреждениях. Вторая – это разработка новых методов, подходов в области реабилитации и сопровождения семей, которые находятся в кризисе.