Сейчас очень много, в том числе и в высших эшелонах власти, говорится о том, что нашей стране необходима современная система защиты детства. При этом представители властных структур не раз заявляли, что, несмотря на кризис, государство все же выполнит все свои социальные обязательства. О том, выполняются ли обещания чиновников, о том, какие проекты реализуются в этом направления, а также о самой проблеме предотвращения насилия над детьми в России в понедельник, 22 июня, рассказали Марина Гордеева, председатель правления Фонда поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации, и Марина Егорова, президент Национального фонда защиты детей от жестокого обращения.

Ильмира Маликова: Я адресую вопрос Марине Гордеевой. В чем смысл работы вашего фонда?

Марина Гордеева: Этот проект (я бы назвала это проектом) был создан в прошлом году по указу президента. Назначение этого фонда состоит в том, чтобы способствовать продвижению в субъектах Российской Федерации реализации тех программ, которые реально помогают снизить уровень семейного неблагополучия, а соответственно, и неблагополучия детей. Есть три группы вопросов, по которым, несмотря на успехи в нашей экономической жизни, решительным образом изменить ситуацию не удалось. Первая тема – это детское сиротство. К великому сожалению, оно в России не сокращается. Да, растет семейное устройство детей-сирот. Но посмотрите на статистику: из года в год количество сирот увеличивается. А откуда они берутся? Из судов, то есть, в результате лишения родителей родительских прав. Эти дети (количество которых постоянно растет) – первые жертвы насилия со стороны взрослых, прежде всего, со стороны собственных родителей. Ведь родителей лишают родительских прав тогда, когда они становятся физически опасными для собственного ребенка. Эта тема – особая. Здесь необходимо понимать истоки: откуда берется это неблагополучие и как сироты появляются на свет. А появляются они в родильном доме, где от них отказываются родители, появляются и после лишения родительских прав, как я уже говорила. Но ведь семья деградирует не в одночасье. И здесь задача – увидеть как можно раньше, оказать адекватную, реальную поддержку. Причем, это не всегда деньги. Конечно, деньги для семь имеют огромно значение, но не всегда деньгами можно улучшишь отношения между родными, особенно между родителями и детьми. Вторая тема – это положение семей, воспитывающих детей-инвалидов. У нас нет системы работы и помощи этим семьям. Есть отдельные лучи практики, но такой системы, благодаря которой от родильного дома и до взрослой жизни ребенка семья понимала, на что можно рассчитывать, как использовать свои силы, чтобы совладать с ситуацией – нет. И кстати, дети-инвалиды – это тоже группа риска по сиротству. А третья тема – это дети, преступившие закон. Они отбывают наказание, выходят на свободу… Ждут ли их в обществе? Ждут, но в основном «коллеги» из криминального мира, ведь они заинтересованы в этих детях, они хотят втянуть их обратно. Поэтому нормальные программы социализации таких детей тоже необходимы. А посему, фонд создан и для того, чтобы способствовать, софинансировать такую работу на местах, чтобы создавались службы и появлялись специалисты, которые бы реально, на практике ежедневно занимались этим делом. Ильмира Маликова: Я обращаюсь к Марине Егоровой. Как можно сочетать огромное количество государственных программ, которые осуществляются у нас, с работой общественных организаций? Дублируют ли друг друга государственные и общественные службы?

Марина Егорова: Я думаю, это происходит по-разному. Трудно сказать за все общественные организации. Я думаю, что они ищут свои ниши. И обычно они занимают «пустые» ниши, то есть, те, где еще мало работы сделано. Кроме того, они работают с теми группами, до которых специалистам государственных служб трудно дотянуться. Хотя бы в силу того, что у них есть ряд ограничений по технологиям, они ограничены в формах работы, а общественные организации более свободны. С другой стороны, есть области, куда общественные службы проникнуть не могут. Например, работа с семьей у них не может быть так широко представлена, как у государственных служб. Поскольку территория каждой семьи суверенна и просто так общественные организации вторгаться на нее не могут. Наш фонд всегда работает по соглашению с администрациями регионов, в которых мы осуществляем свою деятельность, и таким образом у нас появляется легитимность действий. Мы стоим в позиции помощи тем государственным органам, которые решают задачи детства, поскольку в нашей стране система защиты детства – государственная, и подменить ее системой работы общественных служб, на наш взгляд, невозможно. Поэтому надо укреплять, развивать, помогать государственной системе решать те проблемы, которые сейчас актуальны для детей. В том числе и проблему насилия и жестокого обращения в отношении детей в семьях. Я хочу напомнить, что, по российской статистике, в структуре смертности детей до 14 лет более 50% стабильно принадлежит гибели детей от неестественных причин. А эта гибель наступает (особенно если мы говорим о маленьких детях) именно по допущению родителей, то есть, из-за недостатка внимания с их стороны. Потому что если о подростках можно говорить, что они сами попадают в какие-то сложные ситуации, в результате которых могут погибнуть, то уж про маленьких детей мы точно понимаем, что это недосмотр родителей.

Марина Гордеева: Ранее Ильмира говорила о большом количестве служб помощи семье. А мне все-таки кажется, что их явно не хватает. Такие службы помощи семье должны быть столь же естественной составляющей нашей окружающей среды, как поликлиники. Это центры помощи семье и детям, реабилитационные центры для несовершеннолетних, центры помощи семьям, воспитывающим детей-инвалидов, кризисные центры для женщин, приюты и так далее. Такие государственные организации, как, например, РОНО, являются административными учреждениями. А мы говорим о тех службах, которые должны каждодневно работать с населением, при чем эти службы должны быть всегда рядом, буквально на соседней улице. Только сегодня я встречалась с коллегой из Амурской области, и он мне жаловался, что у них на всю область в принципе нет ни одного реабилитационного центра для семей с детьми-инвалидами. Поэтому еще одна задача нашего фонда – входить туда, где явно недостает организационного ресурса, и усиливать профилактическую составляющую. От благотворительных фондов нас отличает то, что благотворительные фонды помогают конкретной семье, конкретному ребенку. Такие фонды способны собирать средства на конкретные нужды и проблемы. Но в такую работу, как профилактика или, если речь идет о болезни, длительное долечивание, они уже не способны вкладываться. Поэтому и возник наш государственно-общественный фонд. Чтобы войти в ту сферу, которая требует значительных ресурсов и в то же время не заполнена многочисленными уже действующими фондами и организациями.Нас мало на этом поле. А проблема есть. И не настолько она «заболтанная». Уверяю вас, очень многие наши слушатели в душе уверены, что хорошенько шлепнуть ребенка очень даже допустимо. И исследования, которые мы недавно проводили по этому поводу, показывают, что 46% родителей подтвердили,  что сами были биты в детстве, а 52% опрошенных подтверждают, что и сегодня бьют своих детей и считают, что это вполне допустимая воспитательная мера… Это исследование также показало, то здесь возникли «ножницы»: в нормативной базе физическое насилие над детьми не допускается. А практика этот вид насилия постоянно демонстрирует. И вот эта «раздвоенность сознания», когда, с одной стороны, вроде бы нельзя, а с другой – можно, как раз и порождает иногда совершенно дикие формы насилия.

Ильмира Маликова: Можно ли тогда вменить в обязанности социальным работникам (врачам, учителям, участковым) сообщать о таких случаях? Или это дело общественников? Или это вообще личное дело каждой семьи?

Марина Егорова: Нет, это отнюдь не личное дело. По закону, каждый специалист, который видит или подозревает, что в семье в отношении ребенка есть жестокое обращение, обязан об этом сообщать. Другое дело, что этот закон не предусматривает наказания за несообщение. И поэтому никто этого не делает. У нас плохая практика: люди не различают доносительство и такого рода сообщения. Им кажется, что они поступят неправильно, если сообщат о такой семье. Нет точного понимания, что в данном случае они защищают ребенка. Главное, что они в силах остановить насилие, но они не умеют или не хотят квалифицировать каждый случай. У нас люди часто слышат плач ребенка в соседней квартире и могут даже знать, что ребенка бьют, но при этом они считают, что не должны вмешиваться. То есть, они не понимают своей роли в том, как можно остановить насилие. И поэтому очень важно говорить и со специалистами, и с населением о том, что такое жестокое обращение с детьми. И какой вред маленькому ребенку может нанести то, например, что он на несколько часов остается дома один, без родителей.Ильмира Маликова: Насколько же сегодня готовы те самые государственные структуры, в которые могут передаваться подобные сведения о жестоком обращении или насилии в отношении детей, работать с этими заявками?Марина Гордеева: Вы знаете, степень готовности разная. Другое дело, что здесь возникает очень сложный момент: надо наладить технологию межведомственного взаимодействия. Идею создания одного общего ведомства для всех я не очень понимаю. Организаций должно быть много. Но они должны работать в единой команде и понимать, что у них  одна общая цель. Собственно, к этому мы и призываем субъекты, выставляя программы на гранты. Сейчас мы сформировали программу «Защитим детей от насилия!». И главная задача этой программы как раз в том, чтобы сформировать в обществе нетерпимое отношение к физическому насилию, чтобы насилие как можно раньше выявлялось, чтобы с населением велась работа по в том числе и в сфере юридического просвещения. Ведь исследования показывают, что наши граждане на сегодняшний день крайне не осведомлены. Многие даже не подозревают, что их отношение к собственным детям может повлечь за собой законное наказание, вплоть до уголовной ответственности…