С чего начинается благотворительность?



alttext



В студии “Радио России” ведущая программы “Право на защиту” Ильмира Маликова и руководитель “Российского фонда помощи”, член Совета при президенте Российской Федерации по развитию института гражданского общества и правам человека Лев Амбиндер обсудили развитие благотворительности в России.

Ильмира Маликова: Я очень рада, что вы к нам пришли. Тема благотворительности всегда была актуальна для нашего общества, а сейчас стала популярной как никогда. На мой взгляд, за 2012 год что-то изменилось в нашем обществе – стали больше жертвовать. Лично я стала чаще слышать, что люди вокруг меня переводят на какой-то счет деньги, чтобы помочь детишкам, инвалидам, животным. Более того, завершая минувший год, многие компании писали о том, что они решили отказаться от рассылки новогодних поздравлений, сувениров, в пользу благотворительности.

Лев Амбиндер: Да, новогодняя благотворительность вместо новогодних сувениров. Я уточню, такие акции проходят уже четвертый год.

Ильмира Маликова: Но раньше о них как-то меньше говорили, возможно, не было нужной организованности. А в 2012 году многие компании пошли дальше, например, наше правозащитное движение “Сопротивление” отказалось от ежегодного корпоратива, все деньги мы направили в благотворительный фонд на помощь детям и посидели в офисе по-семейному, каждый принес из дома угощения. Надо сказать, такое мероприятие очень объединило коллектив. А когда сотрудники рассказали своим друзьям о нашей акции, те, выйдя на работу, посоветовавшись с коллективом, собрали деньги в помощь детям. Благотворительность начинается вот с такого одного решения помочь и становится цепной реакцией. Сколько лет вы уже работаете в этом гражданском секторе?

Лев Амбиндер: Семнадцатый год.

Ильмира Маликова: На ваш взгляд меняется ли что-то радикально?

Лев Амбиндер: Конечно. Но я бы начало этих перемен отнес к 2002 году.

Ильмира Маликова: Это вам видно изнутри процесса.

Лев Амбиндер: Безусловно, я только изнутри и сужу. В 1996 году создатель “Коммерсанта” Владимир Яковлев придумал идею организации благотворительного центра и меня, специального корреспондента, пригласил на эту работу, я долго сопротивлялся. А выбор пал на меня практически случайно, только потому что я был единственным работником “Коммерсанта”, у которого в послужном списке была работа в отделе писем. После университета я работал в газете “Кузбасс” в Кемеровской области два с половиной года в отделе писем специальным корреспондентом, ездил по письмам. То есть я знал, как работать с письмом. В кабинете Владимира стояло 36 мешков с письмами. Люди, даже не читая нашей газеты, зная лишь ее название, считали, что у редакции много денег и писали письма с просьбами. “Коммерсантъ” – это хорошая и сильная газета, но, как и остальные печатные издания, она жила двумя заработками: продавая рекламную площадь и тираж. Яковлев придумал некий интерактивный отдел писем: мы просматриваем письма, отбираем наиболее важные просьбы, придумываем механизм оплаты, публикуем письма в газете, а читатель откликается и помогает. Напомню, это было в 1996 году, когда на улицах стреляли.

Ильмира Маликова: Но с другой стороны, это было вполне зажиточное время, ведь кризис случился в 1998 году.

Лев Амбиндер: Кризис – в 1998, а Закон о благотворительности в России появился в 1995 году. Этот закон был пролоббирован магнатами, обладателями крупных производств. Они решили действовать цивильно и стали создавать фонды. Но до сих пор действующий Закон о благотворительности не отвечает целям массовой благотворительности в стране. Это отдельная тема, которая упирается в административные вопросы. Многие просто не понимают, в чем там дело. В 1996 году мы сразу сказали, что не будем регистрироваться в органах юстиций, поэтому у нас нет счета, у нас отвратительно чистые руки.

Ильмира Маликова: Вы просто давали адрес и реквизиты, куда можно направить деньги.

Лев Амбиндер: Да, мы публиковали историю, реквизиты высылали тем, кто хотел оказать помощь. Реквизиты мы не публиковали. Это уже журналистские вопросы, возможность проконтролировать. Опубликовав реквизиты, мы бы отпускали вожжи, не знали бы кому помогли и почему. А когда люди звонят, чтобы получить контакты, получается общение, возникает понимание, почему кому-то помогают, а кому-то нет. Это сейчас кажется странным, но в то время органы социальной защиты были нашими главными проводниками в регионах.

Ильмира Маликова: Был ли это золотой век для развития благотворительности?

Лев Амбиндер: Нет. В 2005 году, выступая на конференции в Лондоне, куда приехали представители разных правозащитных некоммерческих организаций, я понял, что я выступаю одиннадцатым, а аудитория уже спит на ходу, нужно ее как-то взбодрить. Я вышел на трибуну и сказал: “Лучше нас благотворительного фонда в России нет”. Потом выдержал паузу, на меня посмотрели, и я сказал: “Хуже нас – тоже нет. Мы единственный фонд в России, который знают хоть как-то”. Это было в 2005, а потом, занаете, как из рога изобилия стали появляться благотворительные организации: “Подари жизнь”, “Линия жизни”, “Помоги.Орг”, – я могу бесконечно долго их перечислять. Как говорит Минюст, сейчас свыше девяти тысяч организации зарегистрировано. Много это или мало? Для России это много, для Украины – недостижимо много, а если брать Британию, где население меньше нашего, то там существует 163 тысячи благотворительных организаций. Это небольшие фондики, но они работают. К сожалению, из наших 9 тысяч, нормально работают только около ста, потому что отстает законодательство. Благотворительность всегда начинается с доброго порыва и основывается на стремлениях помочь, но она должна поддерживаться законодательно.