Закон без взятки
Война коррупции объявляется в стране не в первый раз. Однако первый заместитель Генпрокурора Александр Буксман убежден, что на сей раз все будет по-иному. (Фото: Лилия Злаказова, «РГ»)
Российская газета: Александр Эмануилович, чем нынешняя антикоррупционная кампания отличается от всех предыдущих, мягко говоря, не давших ощутимых результатов?
Александр Буксман: Прежде всего я бы не стал называть работу, которую сегодня проводят не только правоохранительные органы, но также исполнительная и законодательная власть, кампанией. Кампания — это когда сегодня начали, а завтра — отчитались. Россия ратифицировала две международные конвенции по борьбе с коррупцией — ооновскую и европейскую. И мы выполняем взятые на себя обязательства.
РГ: Политическая воля руководства страны тоже сыграла свою роль?
Буксман: Безусловно, но я еще раз хочу подчеркнуть, что речь идет не о кампании, а о планомерной работе, которая началась не вдруг и не вчера.
РГ: Вы имеете в виду антикоррупционные подразделения, созданные в органах прокуратуры еще в прошлом году?
Буксман: Не только их. Разработана целевая программа по борьбе с коррупцией, и мы целенаправленно и планомерно реализуем ее на практике. Возьмем самый простой пример. На сайте Генпрокуратуры появился раздел, посвященный борьбе с коррупцией, где можно не только узнать, как прокуратура противодействует этому явлению, но и оставить сообщение о фактах мздоимства и неоправданного административного давления на предпринимателей.
РГ: И много вам пишут?
Буксман: В день приходит до двух десятков сообщений. Причем есть очень тревожные сигналы из регионов. Поскольку правоохранительные органы их сейчас проверяют, я воздержусь пока от подробных комментариев.
РГ: Недавно прокуратура провела в регионах проверку нормативно-правовых актов на коррупционность. Чем это было вызвано?
Буксман: То, что такая проверка необходима, мы поняли в процессе мониторинга приоритетных национальных проектов. Сложилась парадоксальная ситуация: государство выделяет огромные деньги на решение самых злободневных задач, а средства зависают на региональном уровне, не доходя до тех, кому предназначены. Особенно остро это ощущалось при реализации программы доступного жилья. Местные власти наплодили таких бюрократических рогаток, что получить ссуду на строительство дома стало просто нереально. А там, где выделяются деньги, — не дают землю. Заявления же от граждан не рассматривались месяцами.
РГ: Может быть, чиновники на местах опасались, что средства начнут расходовать не по назначению, вот и изобрели дополнительные барьеры?
Буксман: Да, были ситуации, когда жулики влезали в льготные программы. Кредиты получали, например, на развитие сельского хозяйства, а тратили на дорогие джипы. Но для этого существуют правоохранительные органы. Они обязаны бороться с теми, кто нарушает закон. Задача же чиновников сделать так, чтобы приоритетные национальные проекты работали, а не буксовали из-за бюрократических проволочек.
РГ: Какой вывод сделала Генеральная прокуратура по итогам этой проверки?
Буксман: Необходимо ввести обязательную экспертизу всех законов и нормативно-правовых актов на коррупциогенность. Сейчас такая работа проводится не везде. Из всех регионов, которые мы проверили, экспертизы делают лишь в 18. Причем в основном по инициативе местных прокуроров, которые пролоббировали на региональном уровне принятие законов об обязательной проверке документов на взяткоемкость.
РГ: Может, проще принять такой закон на федеральном уровне?
Буксман: Еще в 2006 году Генеральный прокурор предлагал ввести обязательную проверку документов на коррупционность. Был даже подготовлен проект закона. Но он, к сожалению, так и не внесен в Госдуму. В результате на региональном уровне создают массу бюрократических рогаток, которые не только ущемляют права людей и мешают развитию предпринимательства, но служат питательной средой для коррупции. Речь идет не только о каких-либо дополнительных требованиях к предпринимателям или искусственных ограничениях. Один из самых распространенных коррупциогенных приемов — отсутствие четко прописанных процедур принятия решений. Там, где есть вилка в вариантах поведения чиновника, рано или поздно появится соблазн получить мзду за принятие «нужного» решения.
РГ: Как прокуратура собирается решать эти проблемы?
Буксман: Как известно при президенте страны создан Совет по борьбе с коррупцией. Генеральный прокурор входит в состав президиума совета, три его заместителя — в рабочие группы. Лично я вхожу в рабочую группу по борьбе с коррупцией и предотвращению коррупционности в работе правоохранительных органов. Задача групп — разрабатывать конкретные предложения и механизмы, которые заставят эффективно работать антикоррупционные законы.
РГ: Какие, если не секрет?
Буксман: Например, закон о гражданской службе. В нем прописана норма, которая должна исключить конфликт интересов. Это когда, скажем, чиновник отвечает за развитие транспорта в регионе и он же владеет компанией по строительству дорог или перевозке грузов. Но подзаконного акта, который бы четко определял, как действовать в таких случаях, нет. Предполагалось, что при поступлении на госслужбу гражданин будет передавать принадлежащие ему акции или доли в предприятиях в государственную управляющую компанию. Но такой компании нет. В результате вчерашние бизнесмены переписывают активы на своих родственников, как правило, детей, которые порой еще вчера сидели за школьной партой. А реально, занимая ответственные посты на госслужбе, продолжают управлять и собственным бизнесом.
Есть немало конкретных предложений по изменению законодательства. В частности, рассматривается возможность более широкого применения конфискации в отношении продажных чиновников. Также предлагается перенести бремя доказывания законности приобретения имущества на его владельца, если есть достаточные основания полагать, что оно было куплено на средства, полученные в результате коррупционных преступлений. Кстати, в некоторых странах такой механизм действует. Сразу же хочу оговориться, что пока все это лишь темы, которые обсуждаются в рабочих группах.
РГ: В последнее время разгорелась дискуссия по поводу того, стоит ли возвращать прокуратуре надзор за следствием в прежнем объеме.
Буксман: Действительно, такие предложения есть. Причем исходят они не столько от нас, сколько от общественности, бизнес-сообщества и политиков. В Совете Федерации на эту тему даже прошли парламентские слушания.
В свое время прокуратуру справедливо критиковали за то, что она сама возбуждает уголовные дела, сама их расследует, надзирает за ними, сама арестовывает, поддерживает обвинение и пишет протесты. Мы ушли от этого, но в результате получили другую крайность, когда следствие фактически оказалось вне рычагов прокурорского надзора. Поймите, дело не в том, кто главнее. Сегодня фактически нарушен баланс сил. В результате страдают простые люди, чьи права нарушаются в процессе расследования уголовных дел.
Мы не первые, кому пришло в голову выделить следствие в отдельную структуру. В свое время подобный следственный комитет был создан в Казахстане. В результате получилось практически бесконтрольное суперведомство, где в массовом порядке нарушались права человека. Все кончилось тем, что комитет ликвидировали.
РГ: Вы возглавляете Межведомственную рабочую группу по обеспечению безопасности Олимпиады 2014 года. Удалось ли разрешить конфликты из-за земельных участков, на которых планируется строить олимпийские объекты?
Буксман: На самом деле вокруг этой темы гораздо больше спекуляций, нежели реальных проблем. Мы уже столкнулись с тем, что в Сочи и окрестностях появились мошенники, которые звонят и говорят: ваш дом попадает под снос, но мы можем решить эту проблему за деньги. Под эгидой оргкомитета в Сочи открыта прямая телефонная линия, в работе которой участвуют и сотрудники прокуратуры. Любой гражданин, чьи права затрагивает Олимпиада, может позвонить по телефону и получить объективную информацию из первых уст.
Андрей Царев, «Российская газета» — Федеральный выпуск №4691 от 25 июня 2008 г.
Проблема создания специального ведомства, которое могло бы заниматься исключительно подростковой преступностью и наркоманией, детским неблагополучием и защитой прав детей, обсуждается уже несколько лет. Изменение тематического законодательства по части ювенальной юстиции – правовой основы социальной политики в отношении несовершеннолетних – представляется совершенно очевидным и необходимым. Но, к сожалению, соответствующий законопроект до сих пор не был принят. Поэтому тема реформирования законов в данной сфере была основополагающей темой прошедшей дискуссии. Ведущий конференции Анатолий Кучерена с самых первых слов задал предстоящему обсуждению необходимое напряжение: «Вопросы такого рода всегда актуальны, потому что касаются детей. Мы все родители. И мы все понимаем, насколько это важно».
«Мы должны признать, что еще не сумели пока достаточно проанализировать систему работы с детьми в Российской Федерации, — заявил Плигин. – Мы не знаем точно, как расходуются средства, выделенные на такие нужды, скольким детям это действительно помогло вернуться в нормальную жизнь. Но при этом решение вопроса всегда сводится к одной и той же теме – выделению в судебной системе специальных ювенальных судов. я считаю, что эта тема гораздо шире, уходит в систему исполнения наказаний и требует более широкого подхода. Нужно конкретно подумать, каким же образом мы сможем обеспечить ювенальное правосудие на всей территории РФ в случае принятия соответствующего закона. Я уверен, что мы не сможем это осуществить чисто технологически, поэтому и законом, и всеми нами будет создаваться иллюзия действия, а в этой тематике такого допустить никак нельзя». Отстаивая свою позицию, депутат предложил не делать поспешных опрометчивых шагов, а для начала провести полноценные исследования. Плигин также отметил, что закон пока совсем недоработан, он только обозначает и называет тему, но не дает конкретных способов действия. Поэтому, прежде, чем его принять, нужно создать конкретную концепцию и доработать все пункты закона в соответствии с ней.
«Я не знаю ни одного человека, который был бы против создания института ювенальной юстиции в Российской Федерации. Но проблема в том, что не все понимают, что медлить и раскачиваться нам сегодня уже просто нельзя, — уверен Зыков. – Общество не стало дожидаться государственных инициатив, оно видит реальную проблему и старается решить ее своими собственными силами. Без соответствующего закона ювенальные суды уже появились во многих регионах страны. Они успешно функционируют в Ростовской, Липецкой, Владимирской областях, в Камчатском крае и во многих других субъектах. Правительству остается только поддержать и узаконить эту инициативу, давая ей больший простор для эффективной деятельности».
Наглядным примером, подтверждающим слова Олега Зыкова, стал опыт ростовских судов, о котором рассказали их представители. Надо отметить, что ростовский опыт стал в своем роде пилотным в России. Так, первый российский ювенальный суд был открыт в Таганроге еще в марте 2004 года. Владимир Золотых, заместитель председателя Ростовского областного суда, отметил, что обычно судьи уделяют делам, участниками которых являются дети и подростки, только 1/10 часть своего времени. А этого, очевидно, совершенно недостаточно. Кроме того, по мнению зампреда, ни в коем случае нельзя приравнивать несовершеннолетних преступников к взрослым, нельзя судить их одинаково. Надо позаботиться о поддержке и реабилитации таких детей, чтобы избежать рецидивов и вернуть обществу максимальное количество полноценных и добропорядочных граждан. В ювенальных судах даже сами залы и процессы судебного заседания существенно отличаются залов и процессов в судах общей юрисдикции. В них нет клеток для подсудимых, судья ведет процесс без традиционной черной мантии. Присутствуют психологи и социальные работники. В таких судах главная задача не карать, а воспитывать подростка. «Нельзя ограничиваться простой переподготовкой судий, — отметил Золотых. – Нужно выделить ювенальные суды, нужно располагать их в отдельных помещениях, потому что в них в принципе другая система судопроизводства. А в рамках сегодняшнего законодательства это делать очень сложно».
Тему общественных инициатив поддержала и Елена Дозорцева, руководитель лаборатории психологии детского и подросткового возраста Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского, и декан факультета юридической психологии МГППУ. Она рассказала о своем факультете юридической психологии, созданном четыре года назад, выпускники которого будут работать в том числе и с «тяжелыми» детьми и подростками, вовлеченными в преступную сферу. Мало того, в будущем году на факультете открывается кафедра ювенального права, выпускники которой будут заниматься исключительно несовершеннолетними правонарушителями.