Ольга Костина, председатель Совета Фонда поддержки пострадавших от преступлений

Председатель Совета Фонда поддержки пострадавших от преступлений, член Правительственной комиссии по профилактике правонарушений Ольга Костина выступила с инициативами по созданию госструктуры по защите прав потерпевших и специализированной службы по реабилитации и оказанию помощи жертвам преступлений и всем гражданам, чье здоровье требует психосоциальной помощи. Эти шаги, по мнению, общественного деятеля, продиктованы возрастающими угрозами безопасности, жизни и здоровью россиян.

28 июня Фонд поддержки пострадавших от преступлений опубликовал обращения Ольги Костиной в Совет безопасности РФ и в Министерство здравоохранения РФ. В письмах подробно изложены предложения, реализация которых позволит оказывать гражданам, пострадавшим от преступлений, системную помощь. Ольга Костина рассчитывает, что инициативы Фонда будут рассмотрены и получат оценку, как общественных экспертов, так и руководства ведомств.

О состоянии системы защиты прав потерпевших, о том, как лучше настроить работу профильных правоохранительных структур, о том, как бороться с растущим числом психосоциальных заболеваний и расстройств, а так же о текущей работе и инициативах Фонда Ольга Костина рассказала в большом интервью.

– Ольга Николаевна, в июне 2021 года Фонд поддержки пострадавших от преступлений отмечает 5-летие деятельности в качестве Фонда. В 2005 году было создано правозащитное движение «Сопротивление», которое на протяжении многих лет успешно защищало права жертв преступлений. Почему организация стала Фондом?

Ольга Костина: Дело в том, что за долгий срок работы, напор с каким создавалось «Сопротивление», мы исчерпали. Нашей первоочередной задачей было изменение отношения государства и общества к проблемам потерпевших. Нам удалось это сделать. Государство приняло целый ряд законов, которые укрепили статус потерпевшего. Свою роль сыграли прямые «горячии линии» с потерпевшими, в которых участвовали представители МВД, Генеральной прокуратуры, Следственного комитета. Отношение изменилось и в обществе, которое стало думать не только о том, как живется тому, кто совершил преступление, но и тому, кто попал в беду. Мы оказывали и продолжаем оказывать непосредственную помощь гражданам, сотрудничаем с нашими давними коллегами и партнерами, а так же выстраиваем новые отношения. У нас возникло желание, и мы его эффективно реализуем – заниматься исследовательской, просветительской и профилактической работой. Мы готовим методические пособия. Ранее одну из наших работ – методическое пособие для следователей по расследованию преступлений в отношении детей, мы разработали совместно со Следственным комитетом. Наша программа профилактической помощи пожилым людям в защите от мошеннических преступлений востребована в Европе. Коллеги из Европейской Ассоциации организаций по поддержке потерпевших (VSE) признают, что страны Евросоюза столкнулись с такой же проблемой.

Пройдя этот путь, мы нашли много соратников. Необходимо помнить, что решающий шаг, который способствовал в 2013 году единогласному голосованию в Госдуме за законопроект, укрепляющий процессуальные права потерпевших, была поддержка Президента Российской Федерации. Нам удалось донести до главы государства необходимость системной работы в этом направлении не только в области законодательства. Президент неоднократно поддерживал идеи защиты прав потерпевших. Нас с первых дней поддерживала и Татьяна Москалькова – ныне Уполномоченный по правам человека в РФ.

– Если процессуальный статус потерпевшего заметно укрепился, то порядок возмещение морального и материального вреда жертвам преступлений по-прежнему не поддается логическому анализу ни простых граждан, ни специалистов…

Ольга Костина: Действительно. В нашей стране не существует обоснованной узаконенной шкалы расчета нанесенного ущерба. Как правило, это не имеет ничего общего со справедливостью и необходимой помощью пострадавшему. Кому-то во время громких преступлений выплачивают деньги, а кому-то ничего. Отмечу, что во многих странах, таких как Азербайджан, Молдова и в ряде других государств постсоветского пространства, такие программы действуют, не говоря уже о Европе и США. Фонд уже давно прорабатывает с разными ведомствами и общественными структурами необходимость создания законодательно утвержденной шкалы расчета компенсации за совершенное преступление. Пока у нас нет никакой шкалы, хотя Министерство юстиции приступало к такой работе. Хочу сказать, что речь идет только о тяжких и особо тяжких преступлениях, потому что в иных случаях что-то покрывается страховкой, иной помощью. Так же это случаи, когда преступник не найден, когда потерпевший тяжело ранен.

Но, на самом деле, вопрос стоит шире. У нас нет и закона о медиации – не существует системы примирения сторон и, соответственно, нет возможности компенсаций между сторонами по тяжким, особо тяжким преступлениям, хотя такой способ во многих ситуациях адекватен и для потерпевшего, и для нарушителя.

Нам хотелось бы, чтобы Министерство юстиции занялось такой работой.

– К сожалению, в последнее время целый ряд примеров демонстрируют недостаточную защищенность прав потерпевших. Один из них – ажиотаж вокруг «маньяка» Мохова, за которым государство и общество забыло о его жертвах.

Ольга Костина: Мы даже не представляем, что пережили эти девочки, в каком страхе они жили во время суда, какую боль испытывали после того, как его посадили. Во всем мире снимают материалы про маньяков, пишут, что «фильм снят по реальным событиям, фамилии, имена изменены», чтобы не травмировать людей, которые пострадали от этих жестоких преступлений. Но вся наша общественность была прикована к тому, как он вышел, что делал, куда поехал. Никто даже не обратил внимания на то, что преступник начал откровенно глумиться над своими жертвами. Почему простым вопросом – как эти девочки жили все эти годы? – не задаются представители прессы? Если мы одного престарелого педофила не можем удержать в рамках действующего административного законодательства, значит потерпевший в нашей стране по-прежнему пустое место. Мы добились того, чтобы потерпевших информировали об освобождении преступника из мест лишения свободы, но дальше, что делать? Переезжать в другое место, нанимать охрану, не выходить на улицу? Почему в нашей стране нет механизма, который бы позволил этим девушкам законно оформить необходимые меры, чтобы этот насильник к ним больше не подходил?

Ещё одно событие – чудовищное преступление 11 мая в школе в городе Казани. Прошло полтора месяца. Что изменилось за это время? Что было сделано? Что выявило освидетельствование этого человека, что сказали медики, какие выводы сделали следователи? Все уже забыто.

В одной из статей я узнала, что ребят, которые были в школе, перевели в разряд свидетелей. Понятно, что дети находились в здании и могли видеть и слышать, что происходило. Но вопрос-то в-другом. Статус потерпевшего дает право иметь доступ к материалам дела, запрашивать информацию о ходе расследования. Сейчас эти дети и их родители этого лишены, в том числе, права на компенсацию. Но ведь они, действительно, пострадавшие. Кто будет ими заниматься? Психологи МЧС выезжают на экстренные случаи –помогают пережить первые минуты ужаса. Но потом люди на годы остаются один на один со своей трагедией. Уверены ли мы, что и родители, и дети с этим справятся? Мы ничего не знаем о современной психологической помощи, кроме ассоциации с советской психиатрией и постановкой учет. Но людям нужен не учет, а простая и понятная помощь. О том, что психологическая помощь пострадавшим людям, да и всем гражданам, может быть дружественной, нам сегодня ничего не известно. И никто не собирается менять эту ситуацию.

– В настоящее время Фонд выдвинул несколько инициатив, предложений, которые способны качественно изменить правовое положение потерпевших, а, главное, лучше настроить работу профильных ведомств. О чем идет речь?

Ольга Костина: Мы подготовили и направили два обращения. Первое – в Совет безопасности РФ о необходимости создания в России государственной структуры в сфере защиты прав пострадавших от преступлений. В свое время при поддержке Совета безопасности мы реализовали целый ряд предложений по защите жертв. Мы искренне благодарны всем членам Совбеза. Мы полагаем, что подобную структуру можно было бы создать при Министерстве юстиции РФ – там находятся ФСИН, ФССП. Сейчас, нам кажется, настало время создать рабочую группу и увязать – скоординировать деятельность этих органов с учетом прав потерпевших, создать регламенты взаимодействия этих и иных ведомств с потерпевшим. Ведь где-то такая работа требует простого регламента, которого на данный момент нет.

Система правосудия должна быть логичной и последовательной. Поэтому мы считаем, что отсутствие государственной структуры, которая бы занималась темой защиты прав потерпевших, создает сильные проблемы в нашем социуме, которые не видны так очевидно, но когда происходят трагедии – никто не понимает, что с ними делать. Главное, к чему они приводят – это колоссальное недоверие граждан государству.

Второе, не менее важное обращение – в адрес Министерства здравоохранения. В России целесообразно создать специализированную госструктуру, которая бы занялась вопросами реабилитации и оказания помощи жертвам преступлений, а так же всем гражданам, чье здоровье требует психосоциальной помощи, поддержки и коррекции с помощью программ прохождения добровольных курсов управления гневом, конфликтами и стрессом.

Жертвами тяжких и особо тяжких преступлений в 2020 году стали более 100 тысяч наших граждан. Большинство из них не обращается к врачу. Где его взять? К тому же над каждым пострадавшим давлеет страх того, что, если ты обратился к врачу – значит ты больной. Нам представляется, что и ситуация в Казани, и целый ряд других, показывают, что психологическое состояние и психическое здоровье населения России запущено. Нам нужна повсеместная психотерапевтическая помощь, к которой надо приучать, так же как к вакцинации, обследованиям, заботе о своем здоровье. В России есть специалисты, способные вести такую работу, но эта помощь должна прийти к людям. Мы прекрасно понимаем, что системная помощь жертвам преступлений, которая может помочь предотвратить следующее преступление, должна основываться на взаимопомощи государства.

Мы предлагаем заинтересованным ведомствам подумать над этими предложениями и начать работу. Наш опыт меня убеждает, что государственные и общественные структуры могут и должны этим заниматься. Мы, безусловно, будем обращаться и к Президенту, думаю, осенью, а за это время узнаем мнение наших коллег.

– Относительно недавно, общественные организации, криминологи, правительственная Комиссия по профилактике правонарушений полностью поддержали и одобрили проведение широкого виктимологического исследования в России, согласованного с ВЦИОМ. Почему оно не реализовано?

Ольга Костина: Действительно, на уже согласованное в большинстве аспектов с ВЦИОМ виктимологическое исследование, не удается найти финансовые средства. У нас программа профилактики правонарушений, которая подписывается правительством, содержит в себе просто колоссальные деньги. При этом абсолютно не понятно на основании чего она формируется, если мы не исследуем эту среду, не знаем латентность. Мы не понимаем, что происходит с нашими гражданами, что за механизм воздействует на людей, попадающих в криминальные ситуации.

Все это комплексно упирается в то, что у нас нет структур, которые бы постоянно занимались такими исследованиями. Знание того, почему человек не обращается в органы правопорядка, не доверяет государству, имеет первостепенное значение – это помогает разогнать сумрак, в котором мы ничего не видим и не слышим. При этом, нужно сказать, что необходимость таких исследований была полностью поддержана Правительственной комиссией по профилактике правонарушений и министром внутренних дел РФ Владимиром Колокольцевым. Что мешает нам вернуться к первостепенным вопросам безопасности граждан?

В настоящее время специалисты Фонда работают над идеей проведения виктимологического исследования в рамках государственной грантовой программы. Все ведомства – МВД, Минздрав и иные уже приняли участие в разработке опросного листа.

– Подобное широкое исследование зависит не только от финансирования, но и от хорошо подготовленной команды…

Ольга Костина: Действительно. Нам кажется, очень важно привлечь к нему волонтерское движение. Помощь и контроль со стороны общественности очень важны. Мы хотели бы включить волонтеров в группы, которые пойдут по всей стране с исследованием. Это важно еще и с другой точки зрения. Прежде, чем им доверить такую работу, с ними будет необходимо провести работу психологам, криминалистам, а это колоссальное самообразование для молодых ребят, понимание безопасности и важности правового воспитания в целом. Молодые люди получат и теоретические знания и практические. То, что сегодня делают волонтеры очень важно для всей страны и правовая работа прекрасно дополнит широкий список дел, которыми они заняты. Мы всегда видели, насколько отзывчивы молодые люди, когда им предлагают волонтерскую работу. Она дает им понимание, сочувствие, а общественная солидарность в борьбе с преступностью имеет не меньшее значение, чем профессиональная работа.

– Защита пострадавших граждан далеко не всем кажется насущной, первостепенной задачей государства, особенно, в период пандемии и ограничений. Это дополнительные финансовые расходы, перестройка системы управления и другие важные изменения. Как вы прокомментируете такое мнение, которое порой звучит даже из высоких кабинетов.

Ольга Костина: Хотелось бы, чтобы мы понимали, что раскачка ситуации внутри страны всегда начинается с болевых точек. Не надо быть наивными и полагать, что такие болевые точки это исключительно цены в магазинах или противопоставление богатых и бедных. Любая вопиющая несправедливость может стать триггером для беспорядков.

Когда же нас хоть чему-то научат трагедии в «Хромой лошади», «Зимней вишне», в Казани, в Керчи? Самое страшное, что когда наше государство в таких страшных ЧП делает выводы, то они всегда одни и те же. Например: «керченский стрелок» – давайте усилим охрану в школах, «казанский стрелок» – давайте усилим охрану в школах, не будем продавать оружие. А давайте уже разберемся в психике людей! Почему такой вопрос ни у кого не возникает? Просто потому, что потом после нескольких недель громких ток-шоу и публикаций все уляжется и все всё забудут? Мы все за усиление безопасности, но все знают и видят, что только это не помогает. Почему никому не придет в голову задать вопрос – что с психическим здоровьем наших граждан? Одно из самых страшных заболеваний – посттравматическое стрессовое расстройство может развиваться от депрессии до самоубийства. А у нас ежегодно становятся жертвами преступлений несколько миллионов граждан. Это не значит, что все будут маньяками, убийцами, займутся самосудом или будут страдать психическими заболеваниями. Это совершенно другой разговор. Но почему мы этим людям, фактически самим себе, не оказываем помощь?

Сегодня во всем мире много известных людей занимают активную позицию. Вот, например, популярный Илон Маск, говорит о том, что он болен – у него психиатрический диагноз – синдром Аспергера — общее нарушение психического развития. Они пытаются призвать людей, которые замечают за собой симптомы, не боятся обращаться к врачам. Своим примером лечения, успехами в работе, карьере они показывают, что болезни можно победить. И, кстати, во всем мире лечение психиатрической болезни не имеет никакого отношения к «стоянию на учете». Посмотрите, каким стал мир в эпоху пандемии – колоссальный рост стрессовых расстройств, нарушений сна. Почему же в России никто ничего не предпринимает, чтобы защитить население? И жертвы преступлений в этой ситуации первые в зоне риска.

Эти проблемы требуют самого пристального внимания. В настоящее время законодательный статус потерпевшего серьезен. Но нам необходимы государственные рычаги, которые бы этот статус укрепляли, структура, которая бы координировала эту работу. Нам необходимо создавать и разворачивать реабилитационные программы для жертв и создавать программы для эффективной заботы о психическом здоровье граждан. Разработка вакцины от коронавируса, доступная каждому вакцинация, грамотные специалисты, показали, что у нас хорошая медицина и мы способны, если поставим такую задачу, добиться улучшения психологического настроя населения.

Подытоживая, хочу сказать, что мы вступаем в новый этап на пути к справедливости и состраданию. Как всегда, надеемся на поддержку общества и государства и верим в лучшие времена.

ФПП