Слова страшнее убийства: кого и за что сегодня в России сажают надолго



alttext

Тюрьма

О суровых приговорах убийцам, насильникам и рецидивистам мы слышим все меньше. Эксперты бьют тревогу – опасные преступники находятся под домашним арестом и получают условные сроки, а за публично высказанную неугодную позицию, репост в соцсетях или «неправильную» публикацию люди попадают в тюрьму на долгие годы.

Российский суд – самый гуманный суд в мире. Такое впечатление может сложиться после прочтения свежих новостей. Глава Верховного суда РФ Вячеслав Лебедев заявил, что число арестов за последние 20 лет сократилось в 4 раза. А Минюст предложил запретить аресты предпринимателей по экономическим преступлениям небольшой тяжести и сократить сроки предварительного следствия по экономическим преступлениям в отношении предпринимателей. Но в России далеко не все бизнесмены, и шансы оказаться за решёткой с каждым днем растут. Разбираемся, за какие деяния в стране сегодня людям грозит самое жесткое наказание.

Журналист и учёный – первые кандидаты в сидельцы

Самые большие сроки (до 20 лет, если не рассматривается совокупность преступлений), согласно УК РФ, полагаются за убийство, изнасилование несовершеннолетних, причинение тяжкого вреда здоровью. Это де юре, а де факто у российского правосудия сейчас, похоже, иные взгляды на тяжесть совершённого преступления. Самые громкие дела этого лета – это череда задержаний журналистов и учёных. Началось с того, что были арестованы и отправлены в СИЗО заведующий лабораторией квантовых оптических технологий НГУ Дмитрий Колкер (он находился в больнице с 4-й стадией рака, через несколько дней после перевода в СИЗО он умер), главный научный сотрудник Института теоретической и прикладной механики Сибирского отделения РАН 75-летний Анатолий Маслов и директор ИТПМ Сибирского отделения РАН Анатолий Шиплюк. По этому делу обыски проходили даже у тех, кто проходит по делу как свидетели.

Позже силовики переключились на журналистов. Под стражей в начале августа оказались сотрудники «Народных новостей» и администраторы телеграм-канала Владислав Малушенко, Алексей Слободенюк и Евгений Москвин. Спустя несколько дней за ними последовали медиатехнолог Ольга Архарова, специалист по PR Инна Чурилова и журналист Александра Баязитова (ей грозит до 15 лет тюрьмы). На допросы пришлось ходить и журналисту-расследователю «Московского Комсомольца» Льву Сперанскому.

В регионах тоже немало подобных случаев. В Екатеринбурге недавно арестовали журналистку «Новой газеты» Елену Шукаеву за репост пятилетней давности фильма «Он вам не Димон». А Советский районный суд Орла отправил в СИЗО администратора сайта Артёма Прохорова и журналиста Владимира Панфилова, подозреваемых в вымогательстве 100 тыс. рублей у бизнесмена Владимира Тильмана. В Калуге задержали журналиста Дениса Старостина после того, как его коллега Тимофей Радзиховский оставил нелицеприятный комментарий под постом Дмитрия Медведева в VK. В Казани недавно прошли обыски у семи журналистов по делу об оправдании терроризма и оскорблении представителя власти. Очень нежные представители власти обиделись на Искандера Ясавеева и Марину Юдкевич из «Idel.Реалии» (признано иноагентом), сотрудницу портала «Татполит» и четырёх журналистов-фрилансеров, которые сотрудничают с «Радио Свобода» (признано иноагентом) и изданием «Новая газета. Европа». Загреметь за решётку можно даже включив украинскую песню по заказу посетителей в кафе.

Пока обвиняемые в ненасильственных преступлениях сидят за решёткой в СИЗО (из-за строгого режима и тяжёлых условий день в СИЗО приравнивается к 1,5 дням в колонии общего режима), «скопинского маньяка» Виктора Мохова отправили под домашний арест по делу об укрывательстве убийства (отсидевший 17 лет за похищение двух несовершеннолетних девушек, которых держал в подвале 4 года, бил, насиловал и пытал, преступник помог соседу спрятать тело его жертвы). В июне прошлого года в Свердловской области был другой случай – в убийстве девушки признался рецидивист, дважды отсидевший по 8 лет за разбой, изнасилование, хранение наркотиков и оружия. В ходе расследования по делу о насильственных действиях сексуального характера в отношении несовершеннолетнего его не стали отправлять в СИЗО, ограничившись домашним арестом. Из дома он сбежал, жил в лесу, встретил туристку из Перми и убил её. А Миллиардер и экс-депутат заксобрания Камчатского края Игорь Редькин за непреднамеренное убийство местного жителя получил всего лишь 9 месяцев лишения свободы.

Приоритеты у силовиков этим летом явно сместились. Маньяки и убийцы ходят на свободе, а журналисты, проявившие инакомыслие, и учёные живут и умирают за решёткой. Самый страшные преступления согласно уголовному кодексу и самые страшные преступления согласно представлениям силовиков – совершенно разные вещи.

Отправить за решетку… на всякий случай

Журналистка и правозащитница Ева Меркачёва поясняет, что выбор меры пресечения (в СИЗО отправляют, чтобы подозреваемый не сбежал и не оказывал давление на следствие) зачастую слабо согласуется с реальностью.

– Риск того, что подозреваемый сбежит, становится минимальным, если у человека нет загранпаспорта, обычно – это стандартная процедура – загранпаспорт сразу же изымается следствием, нет недвижимости и вообще средств для того, чтобы пересечь границу. Но даже и в этом случае побег куда-то в сегодняшних условиях весьма сложен. Побег обвиняемых в ненасильственных преступлениях – это редчайшие случаи. Если смотреть статистику, за один из последних годов, кажется, это был один из 5 случаев по всей стране. Очень мало. Чтобы оказывать давление на следствие – таких случаев я даже и не припомню. Более того, была грустная и смешная история, когда обвиняемому (правда, в насильственных преступлениях) предъявили, что он якобы оказывал давление на ход следствия, на потерпевших, что с его телефона якобы была отправлена угроза. Выяснилось, что все эти угрозы отправляли сотрудники спецслужб. Телефон у него изъяли, и они от его имени, используя его фотографию, рассылали, а потом пытались это подать, что якобы это он сделал. Но доказали, что он не смог это сделать даже физически (кстати, он потом был уже под арестом). Так что никаких рисков для следствия нет, кроме одного – что человек мало испугается, не будет в состоянии паники и сильного стресса. У следствия есть только один риск – что, если человек не в СИЗО, они не смогут надавить на него.

Также Ева Меркачёва поясняет, что арест сегодня – это инструмент ведения следствия. Так силовикам проще:

– Наши органы следствия работать иными путями, кроме как давлением на обвиняемого, не могут – просто собрать доказательства, сделать это культурно, так, чтобы не нарушать ничьи права, они не способны. В то время как весь мир идет по пути, когда отказываются уже от формы жесткого допроса, например, я разговаривала с норвежскими полицейскими, которые уходят от допроса и переходят к форме следственного интервью, чтобы человека максимально не травмировать. И они рассчитывают объективно на доказательства, которые собраны. А наше следствие возвращается в древние времена, когда единственная царица доказательств – это признание, о чем Вышинский говорил. Еще чуть-чуть, мы будем сбрасывать в пропасть – кто выжил, значит был невиновен, кто не выжил, тот виновен. Будут, наверное, действовать по такому принципу, потому что работать, собирая доказательства, они не хотят или не могут.

Отправлять людей за решетку легко, просто и удобно.

Судейская вольница

Дело Баязитовой привлекло большое внимание к вопросу необходимости содержания в СИЗО и за решёткой в зале суда подозреваемых в совершении ненасильственных преступлений. Против содержания в СИЗО выступили депутат Госдумы Евгений Попов, член Совета по правам человека (СПЧ) при президенте РФ Кирилл Кабанов и глава СПЧ Валерий Фадеев, председатель комитета Совфеда по конституционному законодательству Андрей Клишас выступил против клеток в зале суда. Ранее Владимир Путин несколько раз призывал проявлять гуманизм по отношению к людям, совершившим экономические преступления, а глава Верховного суда РФ Вячеслав Лебедев просил судей не пренебрегать возможностью смягчения мер пресечения совсем недавно – в мае 2022 года.

Некоторое проявление гуманизма заметил председатель СПЧ Валерий Фадеев: «По свежим данным ФСИН, в последнее время суды стали чаще отправлять граждан под домашний арест: только за первые три месяца этого года таких случаев больше, чем за весь 2021 год». Ведущий юрист Фонда поддержки пострадавших от преступлений Александр Кошкин тоже видит гуманизацию законодательства. Правда в довольно специфическом варианте:

– Наше законодательство в последнее время здорово трансформировалось в плане гуманизации уголовного наказания – это делается для того, чтобы разгрузить тюрьмы и СИЗО. Но при этом наш законодатель забивает тюрьмы и СИЗО людьми, которые не опасны для общества. Гуманизация есть в общих чертах. Например, увеличиваются объемы причиненного ущерба по мошенничеству – казалось бы, достаточно серьезная статья. Есть и более серьезные преступления, которые несут больший вред – по ним происходит гуманизация. Но если речь идет о журналистах, которые высказали свою точку зрения, какой смысл забивать этими людьми СИЗО? Это даже с точки зрения экономики невыгодно. Идет гуманизация УК такого рода, что уголовный кодекс становится более удобным для преступников, чем для потерпевших. Я считаю, что он меньше защищает потерпевшего и больше заботится о правах преступника. Законодательство облегчает ответственность преступника, УК становится для них мягче. А потерпевшему, естественно, становится сложнее добиться справедливости

В любом случае домашний арест, который становится популярнее по некоторым статьям УК РФ – это тоже лишение свободы. А ведь суд ещё может отпустить человека под залог. Ева Меркачёва указывает на то, что такая мера пресечения в России крайне непопулярна:

– Ощущение, что все эти призывы не работают, а силовики сейчас, что называется, правят бал, следствие управляет всеми системами. У меня лично складывается такое ощущение, потому что у меня нет понимания, почему, например, не отпускают под залог. В Москве в прошлом году под залог не было выпущено ни одного человека! То же самое в Московской области. Хотя, казалось бы, что теряет государство – государство, наоборот, приобретает. Ведь если эти люди сбегут, деньги поступят в бюджет. И все равно же всех поймают, нет таких случаев, чтобы не поймали, за исключением, когда человек скрылся за границей и попросил политического убежища. Люди чувствуют ответственность, когда за них выплачивают залог. У меня есть огромное количество историй, когда люди могли бы помогать своим близким (больным детям или родителям, например), будучи отпущенными под залог или под домашний арест, но все это не работает. Под домашний арест стали вроде бы выпускать, но это очень незначительная цифра, под подписку о невыезде – тоже изредка. Что касается подписки о невыезде, эту меру избирает не суд, а следователь – он мог бы избирать эту меру так часто, как только хочется. Но он этого не делает.

Как отмечает эксперт Фонда защиты прав заключенных Петр Курьянов, по таким статьям как убийство не только проще дожидаться приговора на свободе, но и больше шансов получить оправдание, чем по ненасильственным статьям.

– По моим наблюдениям, по статье 105 (убийство) даже проще получить оправдание. Тут можно прийти к выводам – либо это по неосторожности, либо это результат провокации действиями самого потерпевшего, либо это вообще не доказано, что именно он убил. Я давно заметил, что по 105 статье проще получить небольшой срок или оправдательный приговор, нежели по массе других статей. Практика применения закона нашими судами, а сейчас, при отсутствии в РФ юрисдикции Европейского суда, мягко говоря, сильно хромает. Поэтому понятно, что перед судом по мере пресечения прокурор заходит и дает понять, что этого человека надо посадить. На самом деле если по конструкции, везде разные обстоятельства. Надо максимально оградить обвиняемого от возможного контакта с возможными сообщниками, которые находятся на свободе. Если предположить, что это действительно преступник и мы действительно хотим расследовать все это, чтобы ограничить возможность сговора с другими сообщниками и прочее. Это все в теории, а не в плане произвола, который сейчас заполонил и следствие, и суды. На моей памяти, по насильственным преступлениям чаще дают такую меру пресечения, как домашний арест или подписка о невыезде – за убийства, изнасилования – нежели по преступлениям средней тяжести, по преступлениям ненасильственного характера.

Александр Кошкин ссылается на статистику – она тоже показывает обострённое внимание силовиков к журналистам:

– Исходя из открытых источников, количество доследственных проверок в отношении журналистов, я считаю, увеличилось.

Ева Меркачёва видит причину участившихся случаев преследования журналистов в новом законодательстве и новых статьях УК РФ:

– Что изменилось в 2022 году – ответ очевиден, потому что до этого года у нас не было статьи о фейках. На сайте «ОВД-инфо» (признан иноагентом) есть информация об уголовных делах по этой статье, и ведь практически все они заканчивались избранием жесткой меры пресечения – заключением под стражу. Это то, чего раньше никогда не было, поэтому 2022 год в этом смысле стал показательным.

«Посадили уже всех, кого можно было посадить»

Похоже, что в 2022 году самым страшным преступлением стало инакомыслие и распространение нежелательной информации. Этот факт подтверждает проведение судебных заседаний в преимущественно закрытом формате – отмечает Петр Курьянов:

– Например, по делу Овсянниковой закрыли судебное заседание. И вот эта тенденция закрытия судебных заседаний может легко и непринужденно распространиться на все суды в этой стране. И в других городах будут также рассуждать – зачем нам нужны здесь посторонние, давайте и мы тоже закроем суды по делам о дискредитации армии. Представляете, к чему это приведет? Закрытые суды.

Так и до судебных троек НКВД недалеко… Гайки закручиваются – в «новой нормальности» слова страшнее ножа и пистолета. Пока народ, в целом, воспринимает такой подход нормально. Но долго ли продлится ужесточение и тотальный контроль общественного мнения? Ева Меркачёва считает, что силовикам рано или поздно всё же придётся немного ослабить хватку:

– Думаю, что практика ужесточения наказания за ненасильственные преступления – все-таки временное явление. Рано или поздно власти придется обращать внимание на то, как народ на это реагирует. А народ очень жестко сейчас стал реагировать на огромные сроки за наркотики. Потому что молодые парни и девушки попадаются, студенты. Вместо того чтобы бороться с распространителями реально, с наркомафией, которая крышуется, естественно, правоохранительными органами. Именно благодаря им завозятся наркотики в страну, а вместо того, чтобы бороться с ними, борются с этими парнями и девчонками, работающими закладчиками. И эти парни и девчонки по суду получают просто фантастические сроки. Что касается ужесточение наказания за инакомыслие, я не представляю, куда еще жестче – вот депутату Горинову 7 лет дали. Даже силовики мне говорят, что это слишком. Посадили уже всех, кого можно посадить.

Но пока практика не меняется: мнение, отличное от официального, страшное преступление. И когда произойдёт откат – не известно. Поэтому со словами сейчас стоит быть вдвойне аккуратным.

Виктория Павлова, Новые Известия