В тюрьму — по льготе
Министерство юстиции разрабатывает законопроект, который уже стал настоящей сенсацией в местах не столь отдаленных: один день, проведенный в следственном изоляторе, предлагается приравнять к двум суткам колонии. Такой коэффициент будет действовать при зачете срока наказания. (Фото: Аркадий Колыбалов, «РГ»)
А неопасным подсудимым предложат до приговора посидеть хоть и дома, но в неволе. Сейчас как раз разрабатывается механизм домашнего ареста. Подробности новых законодательных инициатив сообщил корреспонденту «РГ» начальник правового управления Федеральной службы исполнения наказаний РФ Олег Филимонов.
Российская газета: Предложение ввести «льготную выслугу» для сидельцев сизо уже вызвало широкий резонанс в зонах. Люди даже в газету звонят, волнуются: когда норма будет принята?
Олег Филимонов: Соответствующий законопроект уже практически разработан в министерстве юстиции. После необходимых согласований он должен быть направлен в правительство.
РГ: Это реалистичная новация или благие пожелания?
Филимонов: Речь идет о разработке новых правовых норм — серьезной работе на очень высоком уровне. Мы приступили к ней после обращения в правительство РФ Уполномоченного по правам человека в РФ Владимира Лукина. Было поручение правительства — подготовить законопроект. Мы его выполнили.
РГ: Почему срок предварительного заключения предложено рассчитывать по «льготному тарифу»?
Филимонов: Согласно решению Европейского суда по правам человека, условия содержания подследственных не должны быть хуже, чем осужденных. У нас же получается, наоборот, в сизо находиться намного тяжелее, чем в колониях. Заключенные находятся в камерах и более изолированы от внешнего мира — в изоляторах свидания даются только с разрешения следователей и судей. В сизо прогулки строго по расписанию, да и бытовые условия в колонии гораздо лучше.
РГ: А как будет рассчитываться срок домашнего ареста?
Филимонов: Никаких подобных коэффициентов для домашнего ареста мы не планируем. Проблема в другом: сейчас нет механизма, как обеспечить применение этой меры. Доходит до курьезов. В одном регионе суд отпустил обвиняемого под домашний арест и возложил контроль на местный отдел внутренних дел. Так они поставили милиционера возле двери арестованного.
РГ: На всех «домашних» заключенных часовых хватит?
Филимонов: Не хватит. К тому же в таком случае охрана по сути не имеет никаких прав. Она может только следить, чтобы человек не убежал. Поэтому президент России поручил разработать законопроект о домашнем аресте.
РГ: В чем будет ограничен человек, арестованный в собственной квартире?
Филимонов: По закону суд, назначая домашний арест, выносит ряд ограничений, например, запрет пользоваться средствами связи, общаться с определенными лицами, посещать некоторые места, если человека не обяжут постоянно сидеть дома. Но как проконтролировать, скажем, запрет на связь? Представьте, у человека дома интернет, сотовые телефоны у родственников. Мы не можем отключить всю связь, потому что члены семьи не арестованы. Поэтому предлагается ввести выборочные проверки, а также использовать иные методы. К тому же домашний арест должен применяться для обвиняемых в незначительных преступлениях средней и небольшой тяжести.
РГ: А как отнесутся другие обитатели квартиры к таким проверкам и ограничениям? Их мнение будут учитывать?
Филимонов: Обязательно. Такой арест применят только с письменного согласия родных.
РГ: Не думаете взять на вооружение европейский опыт с их просторными тюрьмами?
Филимонов: Европейская система, как и наша, имеет свои достоинства и недостатки.
РГ: Зато там не посылают в Сибирь.
Филимонов: У них другие проблемы. Исторически сложилось, что европейский заключенный располагается в одноместной камере. Но в последнее время в странах Евросоюза стало расти число арестантов, и мест уже не хватает. Поэтому камеры при тех же размерах делают двухместными. А Совет Европы уменьшил нормы до 4 квадратных метров на арестанта в многоместной камере.
РГ: Теперь это и российский метраж для арестанта?
Филимонов: Да, эта норма стала обязательной и для российских следственных изоляторов. Но осужденные у нас отбывают срок в колониях, в совершенно других условиях. А для особо опасных преступников осталось только семь тюрем. Туда могут перевести из колонии за плохое поведение, но не больше чем на три года.
Или, по решению суда, на пять лет, а оставшийся срок арестант будет отбывать уже в колонии.
РГ: Какие-то послабления для женщин на зоне предусмотрены?
Филимонов: У нас более гуманное законодательство в отношении осужденных женщин. Например, нельзя приговорить женщину к пожизненному заключению. В Европе можно. У нас запрещено содержать женщин в колониях строгого и особого режимов. Кстати, беременные и матери малолетних детей имеют право на отсрочку наказания. Как правило, если мать ведет себя хорошо, не совершает новых преступлений, она так и остается на свободе.
РГ: Сейчас звучат обвинения в адрес тюремной медицины. Правозащитники предлагают скопировать западный опыт.
Филимонов: В европейских тюремных системах вообще отсутствует ведомственная медицина. Но в результате врачи в Европе приходят в тюрьму раз в неделю и не успевают принять всех к ним записавшихся. Что, впрочем, мало волнует тюремную администрацию, потому что они, в отличие от наших, за смерть арестантов от болезней ответственности не несут. То же по оперативно-розыскной деятельности.
Администрация в европейских тюрьмах не контролирует, что творится в арестантских коллективах. Главное, чтобы не выходили за периметр, а как арестанты между собой живут, охрана не вникает. Самый страшный бич — наркомания. Как мне рассказывали сотрудники одной из европейских тюрем, «мы обнаруживаем наркотики, когда заключенный их уже употребил». Наши же оперативно-розыскные подразделения предотвращают и побеги, и другие преступления в колонии, а также раскрывают преступления прошлых лет.
РГ: Кто из заключенных и на каких условиях сможет отправиться в отпуск из колонии?
Филимонов: У нас разрешены отпуска. У работающего осужденного есть трудовой отпуск — 14 суток, обычно арестанты проводят его в колонии. Но начальник колонии имеет право при хорошем поведении заключенного отпускать его на это время домой. Предусмотрены отпуска по личным обстоятельствам, до пяти суток. В Европе отпуска практикуются далеко не везде. Как и к нашей практике разрешений на длительное — до трех суток — свидание заключенного с близкими. Делается это для того, чтобы человек не терял связи с семьей. На несколько дней могут приехать и родители, братья, дети. Поэтому наши помещения для свиданий — это мини-гостиницы. Нигде в мире этого нет. У них есть свидания наедине, но не больше трех часов. Я видел такую комнату в одной из европейских тюрем: маленькая клетушка и разложенный диван. Другой наш опыт — дома ребенка для родившихся за решеткой — сейчас пытаются внедрить у себя и другие страны. Но у них идет пока тяжело.
При этом я не говорю, что у нас все идеально. Чему-то мы учимся у европейцев, чему-то — они у нас. У каждой системы есть свои достоинства и недостатки, мы стараемся перенимать лучшее друг у друга.
Владислав Куликов, «Российская газета» — Федеральный выпуск №4599 от 28 февраля 2008 г.
— Совсем нелегко. Причем не только в прошлом, но и сегодня. Мы еще не прошли этот путь. Проблемы, о которых говорили российские специалисты, о том, что жертвы стесняются и бояться говорить и поэтому не идут в полицию, о том, что соседи не хотят вмешиваться в семейные проблемы, это все было и до сих пор остается в Германии. Представительница Америки отметила, что такие же проблемы характерны для Штатов Мы, конечно же, можем сказать, что добились определенного прогресса, но до решения проблемы еще очень-очень далеко.
— В Германии с 1976 года действует закон о выплате государственной компенсации пострадавшим от преступлений. За эти годы в закон неоднократно вносились поправки. Принцип такой. Если совершается преднамеренное преступление, вследствие которого причиняется вред здоровью, тяжкие телесные травмы, государство выплачивает пострадавшему определенную компенсацию. В получении компенсации есть сложности. Тем не менее, действует принцип, в соответствии с которым, если человек становится жертвой преступления и получает тяжкий вред здоровью, то компенсация выплачивается в обязательном порядке. Государственные органы определяют размер вреда и денежных сумм. Такая компенсация в Германии ежегодно выплачивается в среднем 22 тыс. людей. Общая сумма составляет несколько миллионов евро. В других западноевропейских странах есть схожие законы. В 2004 году была принята директива Европейского Союза, которая обязывает страны-члены Евросоюза принять такие законы. Эта директива обязывает выплачивать компенсации, в том числе, в случаях трансграничных преступлений.
— На меня произвело большое впечатление, что представители самых разных организаций — государственных, общественных, а так же иностранные гости были едины в мнении о том, что домашнее, сексуальное насилие — это огромная проблема, причем во всех странах. Эта проблема заслуживает самого пристального внимания и глубоких системных действий.
Замечательно, что нам удалось организовать показ выставки «Жертвы», направленной на поддержку жертв насилия. В Германии тысячи человек в сотне городов видели эту выставку. Мы будем продолжать ее показывать. Великолепно, что министр внутренних дел России Рашид Нургалиев разрешил провести показ выставки в здании МВД. Это говорит об открытости вашей полиции. Мне так же показалось, что министр внутренних дел готов к сотрудничеству с российскими общественными организациями. Это очень положительный фактор для защиты потерпевших.
— Мы считаем, что «Сопротивление» проводит прекрасную активную работу. Мы восхищаемся проделанным вами. «Сопротивление» знает российскую ситуацию, российские реалии намного лучше «Белого кольца». В европейских странах наши партнерские организации и мы поняли, что в эту работу нужно вовлечь как можно больше людей. Мы это осуществляем через членство в нашей организации. У нас 60 тыс. членов в Германии. Я думаю, вам так же необходимо уделить этому пристальное внимание. Очень полезным было бы сотрудничество с известными людьми. Хочу отметить, что то уважение и симпатии, которые выразил министр внутренних дел Нургалиев «Сопротивлению» просто невозможно переоценить.
— Я считаю, что было бы просто замечательно, если бы мы сотрудничали не только в двустороннем формате, но и в рамках Европейского форума поддержки жертв. «Сопротивление» уже установило обширные международные связи. Было бы замечательно, если бы мы регулярно встречались и обменивались опытом в рамках Европейского форума. В рамках такого сотрудничества пользу получают все участники. Тот энтузиазм, тот задор, с которым эту работу ведет «Сопротивление» и г-жа Костина нас вдохновляет.
— Еще задолго до того, как я начал сотрудничать с «Белым кольцом», когда работал в Мюнхенском университете, где работаю и сейчас, и руководил отделом уголовного права в Баварском министерстве юстиции, я заметил, что все наше уголовное законодательство, судебная система сконцентрирована на преступнике. Я писал об этом статьи и выступал. Уже тогда я выступал за то, чтобы в рамках уголовных процессов больше места уделялось защите жертв преступлений. Для меня было естественным и логичным согласиться на сделанное мне предложение возглавить «Белое кольцо». Организации был нужен новый председатель. Мне предложили им стать. Я согласился. Избрание председателя — это серьезный процесс. Проводится конференция, на которой собираются более 200 делегатов организации со всей Германии. Они проголосовали и избрали меня председателем.