Крупным планом

Дмитрий Медведев обсудил с представителями некоммерческих организаций (НКО) — операторами и получателями финансовых средств, выделяемых на реализацию социально-значимых проектов, вопросы эффективного расходования денежных средств некоммерческими организациями, а также развитие законодательства, касающегося деятельности НКО.

Д.МЕДВЕДЕВ: Добрый день, уважаемые коллеги!

Уже более пяти лет на государственном уровне выделяются деньги на значимые проекты некоммерческих организаций. Я вас позвал для того, чтобы понять, куда они тратятся, насколько эффективно, на ваш взгляд; поговорить о развитии законодательства, касающегося самих некоммерческих организаций, которые выполняют важные социальные функции; подумать о том, что можно было бы сделать для совершенствования законодательства, а стало быть, для улучшения возможностей некоммерческим организациям оказывать поддержку всем, кто в ней нуждается.

В этом году в соответствии с моим распоряжением некоммерческие организации получат из федерального бюджета более миллиарда рублей. Деньги немаленькие, хотя и не фантастические. Понятно, что всегда, когда деньги выделяются из государственного бюджета, мы рассчитываем на то, что частичное финансирование придёт за счёт внебюджетных источников.

Кроме того, впервые выделяются государственные средства для организаций, получивших статус социально ориентированных некоммерческих организаций, в размере 900 миллионов рублей.

Здесь есть приоритеты, которые, думаю, и вам понятны, и которые я всё равно должен назвать, потому что это действительно важнейшая составляющая работы большого количества неправительственных организаций.

Первая тема, о которой говорят много, кричащая тема, — защита детей от насилия. Это тема помощи детям в целом, сиротам, детям из неблагополучных семей и тема медицинского обслуживания тяжелобольных детей.

Вторая тема касается поддержки талантливой молодёжи, поддержки тех, кто занимается творческим трудом: молодых изобретателей, учёных, художников, предпринимателей, — всех, кто пытается создавать что-то новое.

Ещё один очень важный для нашей страны вопрос — это гармонизация межнациональных отношений и программы, направленные на урегулирование межэтнических и межконфессиональных конфликтов, то есть вопрос поддержки гражданского мира.

Конечно, сфера активности неправительственных организаций существенно шире, нежели те направления, о которых я только что сказал. Вы сами этим занимаетесь, вы сами отлично об этом знаете.

Тем не менее считаю, что есть приоритеты, на которые государство просто обязано обращать своё внимание. Ещё раз хотел бы подчеркнуть одну совершенно тривиальную мысль, которая очевидна для всех, кто работает в этой сфере: одними государственными инвестициями всех проблем здесь не решить.

Во всём мире такая деятельность построена на вспомоществовании, на добровольных отчислениях, на чувстве моральной ответственности, сопричастности тем проблемам, которые существуют в любом обществе, даже в самом развитом. Поэтому поговорим и о поддержке благотворительности тоже.

Уважаемые коллеги, надеюсь, что вы в своих выступлениях обратите прежде всего внимание на то, что мы ещё не сделали и что можно было бы сделать с учётом тех возможностей, которые сегодня есть у государства, и тех законодательных инициатив, с которыми должен выступать Президент Российской Федерации.

Официальный сайт Президента России

Выступление руководителя Межкомиссионной рабочей группы по проблемам детства и молодежной политике Общественной палаты Российской Федерации Ольги Костиной 7 апреля 2011 года на пленарном заседании «Стратегия детской и молодежной политики России. XXI век»

Уважаемые Коллеги!

Тезис о том, что «всякая социальная доктрина, пытающаяся разрушить семью, негодна и, кроме того, неприменима», выдвинутый ещё Виктором Гюго, по-прежнему бесспорен и актуален. Возьму на себя смелость дополнить великого классика — отсутствие в государстве социальной политики, направленной на сохранение и успешное функционирование семьи, является прямым путем к разрушению страны и вырождению нации.

На протяжении нескольких последних десятилетий в нашей стране отсутствует четкая и, самое главное, единая и согласованная семейная политика, а попытки ее выстраивания носят случайный, спорадический характер. Первая попытка принятия закона СССР о государственной молодежной политике была предпринята в 1986 году, но реализации этой программы помешали коренные преобразования в стране. В 2006 году распоряжением Правительства Российской Федерации была утверждена Стратегия государственной молодежной политики. Однако создание документа не поставило точку в поиске оптимального направления развития. В настоящее время в Государственной Думе находится проект федерального закона «О государственной молодежной политике в РФ», внесенный еще 8 мая 2007 года, который пока не прошел даже процедуру первого чтения.

Президент Российской Федерации Д. А. Медведев неоднократно уделял внимание необходимости скорейшего решения различных проблем детства и молодежи. К числу таких инициатив относится введение «материнского капитала», поручение разработать порядок предоставления на безвозмездной основе земельных участков под строительство для многодетных семей, блок поправок в уголовное законодательство, ужесточающих наказание за преступления против детей. Однако, по мнению авторитетных экспертов и общественных деятелей предпринятых действий пока явно недостаточно. Сегодня Российской Федерации не достает четко выраженной долгосрочной стратегии в области семейной политики.

При определении основных стратегических направлений развития страны и общества, государство должно исходить из особого общественного значения каждой личности, необходимости создания условий для ее максимального развития и раскрытия. Личность человека, иерархическая система ценностей и модель его будущей жизни — всё это формируется в семье и во многом определяется её атмосферой и успешностью. Семья как важнейший институт социализации ребенка это и первый контакт с внешним миром, и первая встреча с властью, и первый политический опыт. Только последовательное укрепление авторитета института семьи, поддержание семейных традиций и пропаганда семейных ценностей могут оказать существенное влияние на формирование будущего населения России и стать залогом успешного будущего всей страны. Общества и государства, имеющие перспективу развития, всегда стремились укрепить институт семьи, используя для этого как методы духовно-нравственного воспитания, так и методы морального, правового и экономического регулирования.

Пропаганда семейных ценностей и укрепление престижа семьи и её роли в современном обществе должны стать основой государственной политики Российской Федерации. В качестве одного из основных способов оказания направленного воздействия на общественное мнение целесообразно использовать средства массовой информации. Российские СМИ сегодня — это пропаганда свободного образа жизни, в котором под «свободой» понимается или неограниченный доступ к деньгам и власти, или разгульный образ жизни и презрение к закону. Отсутствие государственной политики в сфере массовой информации и «рейтинговая» ориентация газет, телеканалов и радиостанций не только не способствуют формированию позитивной социальной ситуации, но неотвратимо приводят к постепенному разрушению моделей семейной жизни.

Государство наконец-то должно сформировать социальный заказ на кинофильмы, телесериалы, шоу-программы, статьи и радиопередачи, где будут пропагандироваться  семейные ценности.

РЕФОРМИРОВАНИЕ ПОДХОДА К ОПЕКЕ И ПОПЕЧИТЕЛЬСТВУ

В Российской Федерации проживают около 28 миллионов детей, из них более 700 тысяч — беспризорные дети, около 2 миллионов — неграмотные подростки, более 6 миллионов — несовершеннолетние, находящиеся в социально неблагоприятных условиях. В России ежегодно выявляется более 100 тысяч новых детей, оставшихся без попечения родителей. Более 400 тысяч детей находятся на полном государственном обеспечении в интернатных учреждениях разного типа; из них 25% — сироты, а 75% отправляются в учреждения по заявлению родителей — из-за ограниченных возможностей здоровья ребенка, неблагоприятных социально-экономических условий в семье и т.п. В 2010 году под надзором в организациях для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, находилось около 110 тыс. воспитанников.

При этом суммы, выделяемые на содержание детей в подобных учреждениях, ежегодно составляют десятки миллиардов рублей. Эти деньги на практике в основной своей массе идут на содержание не детей, а самих приютов (обслуживание зданий, заработная плата персоналу и т.д.) В то же время средства, выделенные государством на профилактику сиротства и на поддержку семей, принимающих на себя обязанности по воспитанию сирот, в разы меньше.

Например, только в Москве на содержание одного воспитанника в государственных образовательных учреждениях для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей  отпускается 623 тыс 453 рубля.

Также финансируется проживание и воспитание: в санаторных детских домах — 727 516 руб., специальных (коррекционных) детских домах — 717 022 руб.,

Надо отметить, что на фоне этих астрономических сумм мы констатируем зачастую во всех смыслах критический уровень условий, в которых проживают дети в подобных учреждениях. И отсутствие финансирования профессиональных институтов поддержки семьи.  То есть российское государство предпочитает пополнять детские дома за счет бюджета, вместо того, чтобы помогать семье преодолеть сложную социально-экономическую ситуацию.

Ведомственные и прокурорские проверки, данные федеральных и региональных уполномоченных по правам человека и по правам ребенка, сообщения СМИ и общественных организаций свидетельствуют о наличии массовых и системных нарушений прав воспитанников организаций для детей-сирот. Поэтому доработка, внесение и скорейшее принятие законопроекта «Об Общественных наблюдательных комиссиях является насущной необходимостью, поскольку он предполагает не только наблюдение и контроль за ситуацией, но и помощь в разрешении проблем.

Однако важнейшим инструментом обеспечения замещающего семейного воспитания, является институт подготовленных, прошедших необходимое обучение резервных патронатных воспитателей, готовых в любой момент принять ребенка, оставшегося без попечения родителей.

Необходимо также внести изменения в Федеральный закон «Об опеке и попечительстве», Семейный и Трудовой Кодексы РФ, устанавливающие понятие «сопровождение семьи или ребенка» (психолого-педагогическое, медико-социальное и правовое) и определяющие понятие патроната как формы семейного воспитания.

Целесообразно также разработать программу разукрупнения организаций интернатного типа, включая разработку методической базы, проектов подзаконных актов, регламентирующих функционирование малокомплектных «мини-интернатов», «семейных воспитательных групп», «патронатных семей», их профессиональное сопровождение и обучение. Кроме того, разработать и утвердить новое типовое положение об организациях для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, где в число основных видов деятельности организации включить профилактические услуги и услуги по подбору и подготовке замещающих семей и их последующему сопровождению.

Ключевое слово, описывающее сегодня  быт многих российских семей — это бедность. Истоки бедности — социальное неблагополучие, отсутствие работы, маргинализация семей, высокие цены, тарифы на ЖКХ и так далее всем хорошо известны.
Сейчас надо говорить о срочных мерах по преодолению этой бедности для спасения института российской семьи и у нас есть резервы, которые пока не используются.

Огромные средства, направляемые на воспитание ребенка в государственных учреждениях, могут и должны быть переадресованы на помощь тем семьям, которые, быть может, временно потеряли работу или стали жертвами обстоятельств, но, выбиваясь из сил, воспитывают своих детей. Этим семьям необходима не только финансовая, но и социальная поддержка.

Эту важнейшую функцию должны осуществлять органы опеки и попечительства, названию которых необходимо вернуть первоначальный смысл: то есть сопровождения, помощи, заботы и контроля. Эта структура должна быть правоохранительной службой не в полицейском смысле этого слова, не инструментом уголовной политики, изымающим детей из семьи, а службой, главная цель которой сохранение семьи и максимальное содействие ей в преодолении трудностей.
 
Необходимо внести изменения в Федеральный закон «Об основах социального обслуживания населения в Российской Федерации», устанавливающие приоритетность деятельности социальных служб на оказание услуг по месту жительства, стандарты и порядок предоставления соответствующих услуг. Важнейшим направлением работы этих организаций должна стать срочная и плановая помощь и социально-восстановительная работа с детьми и семьями, находящимися трудной жизненной ситуации.

Необходимы изменения в Семейный кодекс РФ, с целью установления обязательности индивидуальной профилактической работы с неблагополучными семьями и детьми. В настоящее время процедуры ограничения и лишения родительских прав не увязаны с необходимостью проведения подобной работы; необходимо конкретизировать основания для вмешательства органов опеки и попечительства в жизнедеятельность семьи.

Кроме того, крайне необходима конкретизация диспозиции статьи 156 УК РФ, которая предусматривает уголовную ответственность за неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего, отделение ее состава от других преступлений в целях более эффективного правоприменения.

Органы опеки и попечительства не должны отчитываться количеством изъятых из семьи детей, необходимо изменить сам подход к их отчетности в работе. Результат их деятельности — решение проблем конкретных семей, разумеется, не любой ценой.

Как можно шире можно использовать уже имеющийся опыт развития сети института семейных инспекторов, в чьи обязанности входят профилактика домашнего насилия, семейного пьянства, защита детей от побоев и издевательств родителей (в настоящее время такие программы апробируются Ставропольском крае, Кемеровской, Мурманской, Ростовской и Сахалинской областях);

Также необходимо с&#1090

7 апреля в Общественной палате РФ прошло пленарное заседание, посвященное стратегии детской и молодежной политики в России. Широким общественным слушаниям предшествовала целая серия мероприятий, в рамках которых обсуждались новые подходы к развитию образовательных технологий, обеспечению безопасности подрастающего поколения, улучшению социального положения, воспитанию и культурному просвещению молодежи. Исследования, проведенные Общественной палатой РФ, показывают, что российская молодежь с каждым годом все более активно участвует в общественных, политических, социально-экономических процессах. В то же время, молодежи необходима государственная поддержка и защита, которые сегодня, к сожалению, носят фрагментарный характер.

«Разработка стратегии детской и молодежной политики в России — одна из главных задач гражданского общества, — открывая пленарное заседание, заявил Секретарь Общественной палаты РФ Евгений Велихов. — Нам удалось наладить тесное сотрудничество с общественными организациями и государственными ведомствами. Решение этой задачи в наших силах».

И, действительно, последний год тема молодежной политики в России получила активное развитие. Тон общественным инициативам задал Президент РФ Дмитрий Медведев, фактически посвятив свое ежегодное послание Федеральному Собранию теме детства. Диалог продолжился во время встречи Президента с членами Совета по развитию гражданского общества и правам человека. Отдельные заседания по вопросам безопасности детей провели «силовые» министерства и ведомства. Следственный Комитет РФ при поддержке Общественной палаты и Уполномоченного по правам ребенка выступил с инициативой по созданию в России Центра по поиску пропавших и пострадавших детей. Госдума приняла ряд законодательных положений по защите детей от негативной информации.

Процесс модернизации молодежной политики идет весьма интенсивно. Вот только носит он избирательный характер.

Для разработки молодежной политики необходимо знать с какими проблемами предстоит бороться и, что из себя представляет современная молодежь. Комиссии Общественной палаты РФ по социальным вопросам и демографической политике провела исследование и подготовила аналитический отчет «Социальный портрет молодежи Российской Федерации». В рамках исследования была предпринята попытка создать социальный портрет молодого поколения, описать его социально-демографические, социально-психологические, социально-информационные характеристики. Комиссия организовала проведение собственного анализа, в котором приняли участие 1500 студентов, для того, чтобы более детально уточнить вопросы, связанные с социальным положением молодежи.

По данным Росстата на 1 января 2010 года в России проживает 29,8 млн. детей и молодежи (возраст до 20 лет). Это 21 % населения страны. 15% — дети до 14 лет. «Социально благоприятный тип поведения демонстрирует 82,7% молодых людей от 14 до 17 лет и 91,6% в возрасте от 18 до 20 лет, — привела данные исследования Председатель комиссии Елена Николаева. — 71% молодых людей считают, что главное в жизни — это семья, 45% — работа, образование —  44%, достаток — 38%. Наши предположения о том, что у российской молодежи не развиты семейные ценности были преждевременны».

И, действительно, российская молодежь пытается найти опору и поддержку в семье и обществе. Вера в семейные ценности, несмотря на появление новых материальных соблазнов, остается основным жизненным ориентиром. К сожалению, ни семья, ни общество, не говоря уже о государстве, не способно оградить подрастающее поколение от социальных болезней, которые могут стать неизлечимыми.

80% подростков в России употребляет алкоголь, 65% — курит, количество употребляющих наркотики по официальным данным достигло 4 млн. учащихся, по неофициальным — 6 млн. Подростки предпочитают смотреть кино, слушать музыку, общаться в Интернете, значительно реже — читать книги и заниматься спортом.

По мнению заместителя Министра спорта, туризма и молодежной политики России Олега Рожнова, для решения проблем необходим целый комплекс мер.

«Во-первых, необходим базовый федеральный закон, — считает Олег Рожнов. — У нас нет понятийного аппарата. Мы выходим с инициативами, которые из-за отсутствия определений не могут быть приняты ни законодателями, ни исполнителями. Во-вторых, сложно решаются вопросы с финансированием,  потому что патриотизм сложно измерить. В-третьих, в регионах есть значительные проблемы с инфраструктурным обеспечением и кадровым составом. Местные органы, занимающиеся молодежной политикой, постоянно меняют свои названия и функции».

Обеспокоенность чиновников понятна. Дело в том, что на протяжении десятилетий в России отсутствовала четкая единая согласованная семейная политика. По мнению Руководителя Межкомиссионной рабочей группы по проблемам детства и молодежной политике ОПРФ Ольги Костиной, государство сегодня предпринимает  усилия для ее реформирования.

«Мы видим серьезные коррекции уголовного законодательства, реформирование системы опеки и попечительства, — отметила Ольга Костина. — Мы по-разному можем подходить к работе комитетов и ведомств, которые занимаются молодежью. Но я настаиваю на том, что только семейная политика государства может изменить ситуацию с обеспечением интересов молодежи — выстроенная, продуманная, в которой участвует все общество и все государство. Основой такой политики должны стать укрепление и пропаганда семейных ценностей и престижа семьи и её роли в современном обществе… Государство наконец-то должно сформировать социальный заказ на кинофильмы, телесериалы, шоу-программы, статьи и радиопередачи, где будут пропагандироваться  семейные ценности… Необходимо реформировать подходы к опеке и попечительству, внести изменения в Федеральный закон «Об основах социального обслуживания населения в Российской Федерации», устанавливающие приоритетность деятельности социальных служб на оказание услуг по месту жительства, стандарты и порядок предоставления соответствующих услуг».

В конце выступления Ольга Костина обратила внимание участников пленарного заседания на необходимость консолидации усилий всех органов власти и институтов гражданского общества для разработки по настоящему конструктивной и долгосрочной семейной, молодежной и детской политики.

Тюремное ведомство вынесло на общественное обсуждение проект регламента, как общаться с гражданами, решившими обратиться в ведомство.

Прийти в тюрьму с заявлением сможет практически любой человек, и его там обязаны выслушать. Собственно, как и в любом другом госучреждении. Естественно, отвечать граждане начальники будут только в меру своей компетенции. Согласно регламенту, встречать граждан надо в комфортных приемных, оборудованных системой охраны и видеонаблюдением.

Направить заявление можно письменно, по факсу или даже по электронной почте. Все примут и зарегистрируют. Но если человек сам пришел на личный прием, то не должен ждать более часа. А записаться на общение с гражданином начальником можно и по телефону. Например, телефон центральной приемной Федеральной службы исполнения наказаний — (495) 972-51-14. а расположена она по адресу г. Москва, ул. Садовая-Сухаревская, д.11.

Письма на имя директора ФСИН от депутатов, уполномоченных по правам человека, от журналистов берутся на особый контроль. Ответы будет подписывать директор ведомства. Он же станет отвечать и в том случае, если кто-то жаловался на руководителей территориальных органов тюремного ведомства.

А гражданин начальник в любом случае обязан быть вежливым при общении с заявителем — как по телефону, так и на личном приеме. Сотрудник должен назвать свою фамилию, имя, отчество, должность.

«В вежливой форме, корректно, без длительных пауз, с использованием официально-делового стиля речи проинформировать гражданина о порядке исполнения государственной функции, — говорится в проекте документа. — При этом время ожидания гражданином при индивидуальном устном информировании не может превышать тридцати минут».

В нерабочее время, по праздникам и выходным общаться с гражданами должны представители дежурной службы.

В целом тюремное ведомство становится более открытым для гражданского контроля. Совет Федерации уже одобрил закон, значительно расширивший список лиц, кто вправе без спецразрешения посещать сизо.

В список прямого доступа вошли уполномоченные по правам человека в регионах и члены общественных наблюдательных комиссий. Порядок посещения мест лишения свободы будет дополнительно регламентироваться инструкциями, однако уже сейчас поправки можно назвать революционными. Даже в острых ситуациях официальные правозащитники смогут беспрепятственно посещать тюрьму.

Как пояснил начальник правового управления ФСИН Юрий Тимофеев, ранее таким правом обладали только представители общественно-наблюдательных комиссий, сформировавшихся в Общественной палате РФ. Впрочем, эксперты напоминают, что такой порядок также введен недавно. Теперь же список тех, кому тюрьме открывает двери для контроля, стал еще больше.

Юрий Тимофеев заявил, что закон не устанавливает временных ограничений для посещений СИЗО. Аналогичный перечень уже действует и для посещения с контрольными проверками и колоний.

Часто именно независимый взгляд помогает снять проблему: остановить произвол, если он есть. Или показать, что администрация права, но кто-то пытается создать очаг напряжения за решеткой. В жизни бывает всякое, а секретность часто только усугубляет ситуацию.

Также посещать подозреваемых и обвиняемых могут представители международных, межгосударственных или межправительственных организаций.

В целом, сейчас готовятся глобальные изменения в Уголовно-исполнительный кодекс. По словам Юрия Тимофеева, в разрабатываемый документ войдет «ряд вопросов, которые волнуют сейчас общество, в том числе вопросы соблюдения прав человека».

— Фактически изменения предлагаются в каждую статью кодекса, — сказал начальник управления ФСИН. — Законопроект будет широко обсуждаться в Интернете, как это было с законопроектом «О полиции».

Кроме того, сейчас разрабатывается законопроект, совершенствующий применение домашнего ареста. Также проходит согласование законопроект, предлагающий дать возможность осужденному, не имеющему средств на лицевых счетах, направлять в официальные инстанции свои жалобы, заявления и предложения за счет средств федерального бюджета.

Владислав Куликов, «Российская газета» — Федеральный выпуск №5447 (71)

В настоящее время Россия взяла курс на модернизацию, которая невозможна без упорядочения существующих экономических отношений, особенно в сфере привлечения и размещения частного капитала. На фоне этого особую озабоченность в последние годы вызывает стремительный рост преступлений, совершаемых в интересах или с использованием юридических лиц.

Масштаб данного явления в настоящее время позволяет говорить о том, что в России сформировался качественно новый вид преступности — преступность юридических лиц (зарубежный аналог данного термина «преступность корпораций» или «корпоративная преступность»).

Этот вид преступности представляет реальную угрозу экономической безопасности государства, а также интересам добросовестных участников экономического оборота. В частности, он оказывает негативное влияние на инвестиционную привлекательность России (существенно повышает инвестиционные риски, связанные с незащищенностью российских финансовых инструментов от преступных посягательств), что обуславливает отток из страны капитала. Преступность юридических лиц дестабилизирует и фундаментальные факторы экономики, что опосредованно способствует спаду основных экономических показателей, в том числе росту инфляции, снижению производства, перемещению капитала в теневой сектор экономики. Наблюдающейся в стране стремительный рост цен на основные товары потребления связан не только с конъюнктурой мировых цен и иными экономическими факторами, но и во многом обусловлен спекулятивными сделками и манипулированием ценами на рынке товаров и услуг, а также монополистическими сговорами недобросовестных компаний, которые за счет расшатывания основ экономической стабильности государства получают сверхприбыль.

Наконец, преступность юридических лиц способствует повышению степени криминогенности общества в целом, в частности порождает или создает условия для развития таких опасных социальных явлений, как коррупция (особый ее вид — корпоративная коррупция), экологическая преступность, финансирование терроризма и организованной преступности.

Хотелось бы отметить, что процесс формирования и развития этого вида преступности в том или ином виде характерен для любой национальной рыночной экономики. Он возникает на определенном этапе ее развития и рассматривается как побочный, однако объективно неизбежный фактор.

Многими странами мира накоплен обширный опыт эффективного противодействия этому негативному явлению, сформированы стандарты и критерии, которые нашли отражение в международных нормативных правовых актах. Одним из таких стандартов является требование ввести в национальное законодательство уголовную ответственность юридических лиц за причастность к наиболее опасным видам преступлений.

Так, статья 10 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности, а также дополняющие ее Протокол против незаконного ввоза мигрантов по суше, морю и воздуху и Протокол о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее обязывают ввести уголовную ответственность юридических лиц за причастность к организации преступного сообщества, к отмыванию имущества и доходов, полученных преступным путем, к коррупции, к преступлениям против правосудия, к организации незаконной миграции и к торговле людьми.  

Статья 26 Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции устанавливает обязанность ввести уголовную ответственность юридических лиц за причастность к преступлениям коррупционной направленности, относя к категории коррупционных преступлений в том числе подкуп должностных лиц иностранного государства и корпоративную коррупцию в коммерческих организациях.

Статья 18 Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию предусматривает обязательность введения уголовной ответственности юридических лиц за преступления коррупционной направленности, также включая в эту категорию преступлений корпоративную коррупцию и устанавливая правило, согласно которому юридическое лицо должно нести уголовную ответственность в том числе и за ненадлежащую организацию внутреннего корпоративного контроля за деятельностью лиц, занимающих должности в органах его управления, что повлекло возможность совершения преступления коррупционной направленности.

Хотелось бы отметить, что в мировой практике правового регулирования института уголовной ответственности юридических лиц сложилось три базовые модели.

Первая модель основывается на традиционной конструкции уголовной ответственности юридических лиц, при которой юридическое лицо наряду с физическим лицом рассматривается в качестве самостоятельного субъекта преступления.

Эта модель характерна как для правовых систем стран общего права (Англия, Шотландия, Ирландия, США, Канада, Австралия, государства — бывшие английские колонии), так и для стран, принадлежащих к романо-германской семье права (Австрия, Бельгия, Голландия, Люксембург, Португалия, Франция, страны — бывшие французские колонии, Финляндия и др.). Институт уголовной ответственности в традиционном виде инкорпорирован и в  правовые системы бывших республик СССР (Грузия, Литва, Молдова, Эстония).

Для компании в этом случае могут действовать как некоторые или все уголовно-правовые запреты, предусмотренные для физических лиц, так и специальные нормы, предусматривающие уголовную ответственность исключительно для юридических лиц. 

Так, в 1978 г. в штате Индиана (США) обвинение в убийстве трех человек, сгоревших заживо в автомобилях марки «Пинта», было предъявлено корпорации «Форд», руководство которой допустило выпуск автомобиля этой марки в продажу, зная, что его бензобак расположен в опасном месте и может взорваться при столкновении.

Следует отметить, что в американской судебной практике случаи назначения корпорациям уголовного наказания не получили широкого распространения в связи с тем, что корпорации всегда стремятся заключить сделку о признании вины, как это было, например, в случае с концерном «Даймлер», заплатившим в рамках такой сделки 185 миллионов долларов США штрафа. Компания обвинялась в даче взяток государственным служащим в более чем в 20 странах мира за  победу в конкурсе на поставку произведенных ею автомобилей для государственных нужд.

Корпорации могут нести уголовную ответственность как наряду с физическими лицами, так и самостоятельно. При этом в зависимости от роли возможны различные формы соучастия юридического лица с другими организациями и(или) физическими лицами. В Англии, например, корпорация привлекается к уголовной ответственности в качестве исполнителя преступления за деяния, совершаемые от ее имени в пределах своей компетенции должностным лицом органа управления. Однако в зависимости от обстоятельств дела она может быть привлечена к ответственности в качестве пособника и даже организатора преступления.

Недостаток рассматриваемой модели заключается в том, что признание юридического лица субъектом преступления не вполне соответствует традиционной уголовно-правовой доктрине виновной ответственности, которая заключается в целенаправленно осознанном субъективном (психическом) отношении субъекта к деянию и его последствию. Только при наличии вины содеянное приобретает реальную общественную опасность. Объективное вменение в соответствии с законодательством большинства стран запрещено.

Организация, будучи некоей юридической фикцией, то есть искусственной конструкцией, не обладает психикой. Этот вывод некоторым ученым   даже дал основание утверждать что юридическое лицо вообще не может нести какую-либо публично-правовую ответственность. Однако эта позиция не получила широкого распространения.

В связи с этим хотелось бы отметить следующее.

Пожалуй, трудно не согласиться с тем, что юридическое лицо, как и любое другое объединение людей на основе общности определенного интереса, имеет некую волю, стремится к достижению определенной цели. В некотором смысле единую волю можно усмотреть даже у неконтролируемой толпы. В отличие от неконтролируемой толпы деятельность людей, объединенных в организации, носит упорядоченный системный характер, потому и воля юридического лица, как правило, имеет четкую и однозначную форму выражения.

Также сложно поспорить и с тем, что, вступая в гражданский оборот и в иные общественные отношения, юридическое лицо действует не хаотично, а осознанно и упорядоченно.

Таким образом, юридическое лицо как целостное образование  обладает сознанием и волей, которые представляют собой консолидированные определенным образом сознание и волю его участников.

Исходя из этого во многих отраслях права, в том числе и публичных, признается отличная от учредителей (участников) правоспособность, а из нее — и деликтоспособность юридических лиц.

В этом смысле определенный интерес представляет зародившаяся в США доктрина, называемая alter ego (в переводе с английского «второе «я»), которая в буквальном смысле рассматривает корпорацию как «продолжение личности» ее участников. 

Вторая модель уголовной ответственности юридических лиц в большей мере учитывает принцип виновной ответственности лица за совершения преступления, и основывается на признании физического лица единственно возможным субъектом преступления. В случае же участия юридического лица в преступлении, совершаемом физическим лицом в его интересах, юридическое лицо наряду с физическим лицом подвергается  уголовно-правовому воздействию.

В настоящее время эта модель введена в уголовное законодательство таких стран, как Австрия, Албания, Испания, Латвия, Мексика, Перу, Турция, Швейцария. Как представляется, для российской правовой системы наиболее предпочтительна именно эта модель, так как она позволяет эффективно бороться с преступностью юридических лиц без изменения действующей доктрины уголовного права России, которое в большей степени чем другие мировые уголовно-правовые системы проникнута принципом личной виновной ответственности. 

С учетом того что юридическое лицо не рассматривается в качестве субъекта преступления, как правило, неблагоприятные уголовно-правовые последствия участия в преступлении относятся не к институту уголовно-правового наказания (которое несет только физическое лицо), а к иным мерам уголовно-правового воздействия.  

Третья модель предполагает административную ответственность юридических лиц за причастность к преступлению. Отнести эту модель к уголовной институту уголовной ответственности юридических лиц можно лишь с определенной долей условности. Некоторыми учеными эта модель называется «квазиуголовная ответственность юридических лиц». Она характерна для стран, занимающих умеренную позицию относительно мер воздействия в отношении юридических лиц. Данная модель в настоящее время существует в Германии, Италии, Швеции. На ней основано и законодательство России. В Уголовном кодексе Российской Федерации отсут&#108

Судебные приставы могут получить новые полномочия, позволяющие отслеживать буквально каждый шаг должников. Такие возможности заложены в новой программе развития службы. Например, предлагается прописать процедуру розыска по исполнительным производствам и составить полное электронное досье на должников.

Обсуждаются идеи устанавливать алименты в жесткой сумме, а должников могут обязать под страхом уголовной ответственности раскрывать перед судебным исполнителем информацию о своих богатствах. Подробности готовящихся перемен сообщил в эксклюзивном интервью «РГ» директор Федеральной службы судебных приставов Артур Парфенчиков.

Российская газета: Минюст опубликовал программу повышения эффективности исполнения судебных решений, рассчитанную на десять лет. Она вызвала немало опасений среди правозащитников.

Артур Парфенчиков: Уточню: речь идет о проекте документа, который пока только обсуждается.

РГ: Тем не менее зачем вашему ведомству столько новых полномочий, прописанных там? Например, должника хотят обязать подавать приставам декларацию об имуществе.

Парфенчиков: Институт имущественной декларации в исполнительном производстве предусмотрен в законодательстве ряда стран Европы. Это вполне нормальная практика, которая хорошо себя зарекомендовала.

РГ: При детальном рассмотрении она выглядит устрашающе. За уклонение от подачи декларации или искажение данных, согласно проекту, будет грозить уголовная статья.

Парфенчиков: Человек должен понимать свою ответственность в случае лжи.

РГ: Еще один настораживающий пункт: судя по всему, опять реанимировано предложение, чтобы наделить приставов правом на оперативную разработку.

Парфенчиков: Давайте не будем путать оперативно-розыскную деятельность и розыскные мероприятия.

РГ: Вряд ли обычный человек почувствует разницу. А разница есть?

Парфенчиков: Оперативно-розыскная деятельность отличается тем, что может проводиться негласно, зашифрованно. Она включает различные оперативные мероприятия, эксперименты, внедрения. Так вот, ничего этого у нас не будет и не предполагается.

РГ: Ни слежки, ни прослушивания переговоров должников?

Парфенчиков: Ничего из вышеперечисленного.

РГ: А что же тогда может быть?

Парфенчиков: Розыскные мероприятия. Судебные исполнители и сегодня занимаются розыском в рамках исполнительного производства.

Розыск обойдется без жучков

РГ: Опять же непосвященный гражданин может задать вопрос: разве реально проводить что-то подобное, не выставляя наружное наблюдение и без «жучков»?

Парфенчиков: Безусловно, можно. Пристав опрашивает различных людей, рассылает запросы. Только делает это гласно. Все знают, кто, что и для чего собирает информацию. Это в корне отличается от оперативно-розыскной деятельности. Поэтому мне больше нравится термин исполнительно-процессуальный розыск. Но, как особый вид розыска, он должен быть детально регламентирован в законе.

РГ: Недавно сообщалось, что теперь судебные исполнители будут искать не только имущество, как было раньше, но и самих должников. Ждать поправок о розыске не будете?

Парфенчиков: Согласно Закону «Об исполнительном производстве» судебный пристав-исполнитель вправе самостоятельно производить розыск должника, его имущества и розыск ребенка. При этом нормативно не урегулировано также взаимодействие в сфере розыска между службой судебных приставов и правоохранительными органами, в первую очередь, конечно, органами внутренних дел. Необходимо регламентировать наше взаимодействие на подзаконном уровне.

Личные тайны на особом экране

РГ: Неужели «сыщикам»-розыскникам из службы судебных приставов больше ничего не нужно: ни новых полномочий, ни дополнительных возможностей?

Парфенчиков: Для исполнительно-процессуального розыска должников необходимо наладить взаимодействие с правоохранительными органами в части доступа судебных приставов к данным оперативно-справочного, розыскного и иных видов учета.

РГ: Имеется в виду работа в режиме «вопрос-ответ», или приставы могут получить прямой доступ в секретные базы?

Парфенчиков: В определенной части должен быть прямой доступ. Но какие-то базы правоохранительных органов, и особенно спецслужб, конечно, останутся закрытыми для нас. В законе необходимо четко прописать, какая именно информация может быть доступна приставам в режиме реального времени.

РГ: Доступ, видимо, планируется удаленный — по электронным каналам. Надо ли это уточнять, или оно само собой разумеется?

Парфенчиков: Необходимо именно электронное взаимодействие по обмену информацией о лицах и имуществе, находящихся в розыске по исполнительному производству, о задержаниях транспортных средств должников. И так далее. Возьмем самый простой пример: человек, который находится в розыске, взял билеты и сел в поезд. Судебный пристав должен оперативно получать информацию о таких передвижениях должника. Тогда найти и встретить его будет уже делом техники. Конкретный порядок взаимодействия между правоохранительными органами и ФССП России должен регулироваться совместным актом этого правоохранительного органа и Минюста России на основании положений федерального закона.

РГ: Чтобы отслеживать поездки должников, наверное, логичней связаться с транспортными компаниями, а не милицией. Или мы, обычные граждане, чего-то не знаем о потоках информации?

Парфенчиков: Давайте оставим вопрос без комментариев. К слову, часто приходится искать не только неплательщиков. Некоторые люди просто не знают о долге. Скажем, человек давно не живет по месту регистрации, и по старым контактам найти его невозможно. Злого умысла у него нет, так сложились обстоятельства. Как только пристав находит человека, тот добровольно расплачивается.

РГ: Тех, кто избегает встреч с приставами, тоже немало.

Парфенчиков: Поэтому и нужны новые схемы работы, которые позволяли бы проводить розыск по всей стране. Представьте, алиментщика из Москвы объявили в розыск. Даже во Владивостоке должны знать, что его ищут.

Или другой пример: ищут ребенка, которого один из родителей прячет от другого после развода. Допустим, ребенка задержали с бабушкой на другом конце страны. Должен быть проработан механизм: как изъять ребенка, куда его поместить, как максимально быстро доставить к матери или отцу, тому из них, кто по судебному решению имеет право получить ребенка.

Кстати, сегодня в Законе «Об оперативно-розыскной деятельности» не записано очень важной, очевидной задачи ОРД: возмещение ущерба, причиненного преступлениями. Это пробел, который нужно обязательно восполнять.

Преступнику долги не простят

РГ: Что конкретно имеется в виду? Если человек принципиально не платит алименты, это в принципе тоже преступление.

Парфенчиков: В первую очередь подразумеваются дела, когда человек был осужден за уголовное преступление, скажем, кражу, убийство, мошенничество, и по приговору должен возместить ущерб. Возьмем, например, дело Сергея Мавроди, которого осудили за мошенничество…

РГ: Спасибо, что вы первый заговорили о нем: пример громкий.

Парфенчиков: Суд признал, что своими действиями Мавроди причинил ущерб гражданам, который должен возместить. Однако взыскать сумму не удается, потому что ни счетов, ни имущества, которое можно было бы арестовать, у Сергея Мавроди не обнаружено. Сейчас розыск его имущества в рамках оперативно-розыскной деятельности прекращен. С точки зрения права, это абсолютно законно. Но правильно ли это с человеческой точки зрения?

РГ: Постойте, это, похоже, сенсация: вы прекратили искать имущество Мавроди?

Парфенчиков: Мы как раз продолжаем искать — в рамках исполнительно процессуального розыска. Но у нас полномочия заведомо ниже, чем у правоохранительных ведомств, обладающих правом оперативно-розыскной деятельности. Между тем такие органы перестали искать имущество Мавроди.

РГ: А почему: нет желания, или у него действительно ничего нет?

Парфенчиков: Проблема в том, что оперативно-розыскная деятельность заканчивается после вынесения приговора. Закон должен предусматривать алгоритм продолжения оперативной работы, чтобы возместить ущерб от преступления.

РГ: Опять-таки вы намекаете на свою службу: кто же еще заинтересован в такой работе?

Парфенчиков: Логичней было бы, чтобы этим занималось то ведомство, которое и вело оперативное сопровождение того или иного дела. Первое, чем должны заниматься оперативные работники еще при возбуждении дела, искать, куда ушли средства.

РГ: Разве оперативники, в каком бы ведомстве они ни служили, сегодня этим не занимаются?

Парфенчиков: Для них это попутная задача, чтобы собрать доказательства для обвинения. Четкой цели вернуть украденные средства у оперативных подразделений нет. Получится — хорошо. Не получится — ничего страшного. Главное, чтобы вина обвиняемого была доказана в суде.

Когда же уголовное дело раскрыто и направлено в суд, считается, что задачи выполнены, оперативно-розыскная деятельность прекращается. А имущество, которое добыто преступным путем, приходится искать только в рамках исполнительно-процессуального розыска. Это дает ограниченные возможности: мы можем только рассылать запросы, проверять официальную информацию и тому подобное. Поэтому и нужны изменения, о которых мы сейчас говорили.

К слову, в таких случаях, когда надо искать имущество, нажитое преступным путем, могла бы помочь и процедура имущественной декларации, о которой мы говорили в начале беседы.

РГ: Вы, случайно, не на Мавроди намекаете?

Парфенчиков: В том числе и на его дело. В его случае имущественная декларация также могла бы сыграть свою роль. Представьте, мы бы вызвали его и предложили бы отчитаться об имуществе — под угрозой уголовной ответственности.

РГ: Допустим, он напишет, что у него ничего нет. Он всегда так говорит.

Парфенчиков: Но потом мы находим у него какое-нибудь имущество, допустим, дом в Подмосковье или что-то еще. И тогда он рискует вновь получить реальный срок, на этот раз за обман в декларации. Безусловно, он будет понимать ответственность и связанный с этим риск. Интересно, каким будет в этом случае его отчет под присягой? Однако пока мы можем говорить об этом лишь гипотетически.

Ищите деньги за границей

РГ: Состоятельные должники нередко предпочитают прятать свои накопления за границей. Вы можете обнаружить иностранные счета или заграничное имущество неплательщика?

Парфенчиков: Да.

РГ: А блокировать?

Парфенчиков: К сожалению, сегодня — нет. Судебный пристав при наличии международного договора о правовой помощи с той или иной страной вправе направить туда запрос. Компетентные органы иностранного государства помогут установить имущество или счета должника и предоставят нам информацию. Однако международные договоры о правовой помощи, которые заключила наша страна, не предусматривают возможность наложения ареста на счета.

РГ: Получается самый обидный вариант: знаешь, и ничего не поделать. Остается кусать локти?

Парфенчиков: В этом с&#10

Обозреватель Радио Свобода попросил советника Конституционного суда Владимира Овчинского прокомментировать президентские поправки в Уголовный кодекс, которые, как было объявлено, приведут к его либераизации. Однако выяснилось, что позиция генерал-майора милиции в отставке, доктора юридических наук Овчинского по этому вопросу привела к его отставке с должности советника КС. Интервью с бывшим советником Конституционного суда Владимиром Овчинским публикует сайт радиостанции.

— Вы больше не  советник Конституционного суда Российской Федерации. Почему, что произошло?

— Я послал заявление Валерию Дмитриевичу Зорькину, в котором попросил, чтобы меня уволили по собственному желанию с занимаемой должности в связи с рядом последних событий.

— Что за события?

— Это связано с той критикой, которую я позволили себе в том числе  в отношении поправок в Уголовный кодекс, о которых вы со мной хотели поговорить,  В связи с этим возник и более общий вопрос  — о рамках возможной критики законопроектов, нормативных актов, решений руководства страны, руководства ведомств, правительственных решений, решений законодательных органов, Госдумы со стороны лиц, которые находятся на государственной службе.

—  Ваше экспертное заключение кому-то не понравилось?

— Не просто не понравилось…  Но для начала скажу, что до сих пор в мои функции входило постоянное участие в различного рода обсуждениях, круглых столах, парламентских слушаниях,  экспертных дискуссиях по оценке законопроектов, проектов решений правительства, проектов ведомственных решений. В последнее время я как советник КС был приписан к представительству Конституционного суда в Москве. И если раньше я принимал активное участие в подготовке проектов решений самого суда, то в последнее время функции изменились, и большую часть времени я занимался  именно тем, что изучал ситуацию вокруг подготовки законодательных актов. И в этом был смысл договоренностей между мною и председателем  Конституционного суда Валерием Дмитриевичем Зорькиным, таковы были его пожелания.

— То есть, это входило в круг ваших должностных обязанностей?

— Да. Хотя, конечно, нет такой инструкции, где бы все это было прописано, нет  четкого регламента, чем я должен или не должен заниматься.  Была такая установка, и  она мною четко выполнялась. И я довольно жестко критиковал некоторые вещи, гораздо более жестко, чем в той ситуации, на которой мы сейчас остановимся более подробно.

— Свидетелями того, что вы жестко критиковали некоторые законотворческие новации, были не только  слушатели Радио Свобода, но и несколько десятков миллионов телезрителей. Ваши выступления в эфире федеральных телеканалов давно стали регулярными.

— Я критиковал не только законодательные, но и организационные решения. Особенно жесткой критике я подвергал организационные решения в ходе так называемой реформы МВД.

— Что же случилось на этот раз?

— Ко мне обратились, как это часто бывает, представители Общественной палаты с просьбой выступить экспертом по законопроекту, связанному с либерализацией Уголовного кодекса. Тем более что я раньше по этой теме не раз выступал. Напомню, что такие проекты циркулировали в течение ряда последних лет, они выходили из недр Министерства юстиции и Госдумы, Главного правового управления президента. И это все довольно активно обсуждалось, в том числе и с моим участием.

И вот появился очередной проект…

Скажу сразу, что я не противник самой идеи гуманизации УК.
Я не придерживаюсь жесткой линии, я никогда не говорил, что всех надо сажать и всё ужесточать… Но у меня уже давно вызвал удивление ряд позиций, причем основополагающих., которые были в последнее время внесены в УК.

— О чем речь?

— Первое, что вызывает протест: теперь человек, совершивший преступление средней тяжести или даже тяжелое, может получить условно-досрочное освобождение. Такого нет нигде в мире!

Второе. По 68 составам преступлений минимальный срок снижен до 2 месяцев лишения свободы. Я был бы не против, если бы речь шла о  малозначительных преступлениях. Но это не так! В число преступлений, по которым срок снижен, вошли такие, как нанесение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть. Но во всем мире это называется убийством. Это часто хуже, чем убийство. Убийство может быть спонтанным: возникла драка, полуаффективное состояние, конфликт, ударил табуреткой — смерть. Но умышленные тяжкие телесные повреждения, тяжкий вред здоровью, повлекший смерть, всегда считались более изощренным преступлением. Предствьте, бандиты поймали человека, отрезали ему пальцы, нос, уши, вспороли живот и оставить его умирать. А пртом заявили: «Мы просто хотели попугать, мы не хотели его смерти». Теперь таких лиц можно фактически освобождать от реального срока, они могут получать до 2 месяцев лишения свободы. Такое могли написать только правовые дегенераты!

До двух месяцев лишения свободы теперь могут получать и лица, совершившие разбой, даже групповой, а таккже квалифицированные кражи. То есть фактически создается рай для уголовного элемента.

Ответсвенность за это несет Госдума и  те, кто разрабатывал эти законопроекты — Министерство юстиции, ГПУ президента. Все, кто создает предпосылки для новой криминальной революции. Это вызвает протест. И не только у меня. Еще десятки  ученых, юристов, эксперты Общественной палаты, эксперты Государственной Думы, Правовое управление Думы, Комитет по Конституционному законодательству, Правовое управление Совета Федерации, — все вынесли категорически отрицательные заключения по этому законопроекту. Но эти заключения были выброшены  в мусорное ведро, законопроекты протащили через Совет Думы, проштамповали, проголосовали, как обычно… Но на этом «либерализация» УК не закончилась. Как мне стало известно от представителей Общественной палаты, готовится очередная серия поправок. Суть новаций — декриминализация товарной контрабанды.

— Что это означает на практике?

— Это означает, к примеру, что эшелоны с китайским контрабандным ширпотребом, поставка паленой водки или фальсифицированных лекарств — больше не преступления, а административные правонарушения. Кто это может лоббировать? Во всем мире товарная контрабанда, а не только контрабанда оружия или наркотиков, является тяжким преступлением. Она входит в разряд деяний, которые относятся к организованной преступности. Эта категория прсуплений подпадает под Конвенцию ООН против организованной преступности, которую Россия, кстати, ратифицировала.

Лоббисты, которые пробивают это, думаю, заинтересованы в том, чтобы были закрыты дела, которые до сих пор ведутся в Следственном комитете, в Следственном управлении ФСБ, в подразделениях дознания Федеральной таможенной службы, в Следственном департаменте Министерства внутренних дел. Это дела на многомиллиардные суммы. Как только это будут приняты эти поправки, все будет закрыто. Поэтому — уверен — с этим надо разбираться всерьез. Считал бы даже, что нужно проводить расследование в рамках уголовного дела, чтобы выяснить, кто включил такие поправки в законопроект по гуманизации УК.

Так вот, я выступил против этих нововведений. По просьбе главного редактора журнала «Однако»  я написал на основании экспертных заключений статью, где сформулировал свою позицию. Вышла публикация в журнале, позже на ту же тему я дал интервью сайту «Свободная пресса».

— Кому-то это не понравилось? Кому именно?

— Мне позвонил Валерий Дмитриевич Зорькин и сказал, что моими оценками крайне недовольна госпожа Брычева, руководитель Государственного правового управления президента. Причем ее претензии заключались в том, что мне в принципе стало известно о готовящихся поправках. Я, якобы, чуть ли не нарушил какое-то секретное делопроизводство. Это же бред сумасшедшего! Какой может быть режим конфиденциальности относительно законодательных актов? Закон о полиции, никому, в принципе, не нужный, который ни на что не влияет, мы год обсуждали всенародно, а поправки в Уголовный кодекс, от которых зависят судьбы миллионов людей, никем не обсуждаются…

— Брычева потребовала вашего увольнения?

— После того, как Валерий Дмитриевич поговорил с Брычевой,  был звонок от главы президентской администрации Сергея Нарышкина (это я говорю со слов Зорькина), который сказал, что я нарушил  Федеральный закон о государственной гражданской службе в Российской Федерации. В нем — сказал Нарышкин — есть статья 17-я, которая называется «Запреты, связанные с гражданской службой», и пункт, который звучит следующим образом: «Запрещено государственному служащему допускать публичные высказывания, суждения и оценки, в том числе, о деятельности государственных органов, их руководителей, включая решения вышестоящего государственного органа либо государственного органа, в котором гражданский служащий замещает должность гражданской службы, если это не входит в его должностные обязанности». Если ты это положение нарушил, то ты должен быть уволен. Сама формулировка этого закона, на мой взгляд, ужасающая. Запрещено, допустим, говорить: «Как я счастлив, что вышел такой закон, который расширяет мои права!» А уж если ты сказал «хотелось бы, чтобы этот закон был пожестче», тебя вообще надо увольнять. Это что такое?  Для кого такой закон о государственной гражданской службе — для современного общества или для покорного стада?

— И именно на основании этой нормы Сергей Нарышкин потребовал вашего увольнения?

— Он, как я понимаю, ничего не требовал, просто сказал, что я нарушил закон. И Валерий Дмитриевич передал мне суть их беседы. Я никогда бы не предавал огласке частный разговор с председателем КС. Но в данном случае — убежден — речь идет об общественной проблеме. Я спросил у Зорькина: «А что, вы считаете, это не входит в мои должностные обязанности?» В ответ на это я услышал, что вызываю недовольство не только Нарышкина, но и  целого ряда судей Конституционного суда! Им тоже не нравится, что советник Конституционного суда посмел критиковать некий законопроект.

Я не стал ждать момента, когда мне впрямую скажут: «Мы вас должны уволить». Я сказал, что в этой ситуации подаю заявление и ухожу по собственному желанию. Потому что в такой обстановке я работать не хочу. Я не хочу работать с такими судьями, я не хочу работать с таким председателем Конституционного суда, который не мог ответить господину Нарышкину, что в мои функциональные обязанности критика законопроектов входит.

— Ваш случай похож на увольнение судьи Конституционного суда Кононова?

— Это разные истории. Я не судья Конституционного суда. В своих интервью господин Кононов подверг сомнениям принятые решения Конституционного суда. Он в недопустимой форме высказался в отношении руководителей страны. И ему его коллеги-судьи на пленуме Конституционного суда выразили недоверие.

Нельзя сравнивать меня, юриста-эксперта, и конституционного судью. В Конституционном суде работают советники совершенно разных убеждений, разных правовых позиций. Допустим, с Тамарой Георгиевной Морщаковой мы придерживаемся несхожих  идеологических взглядов, у нас несовпадающие  концептуальные подходы, но я всегда &#10

Владимир Семенович Овчинский — генерал-майор милиции в отставке, доктор юридических наук, криминолог, начальник Российского бюро Интерпола (1997-1999)  уволен 11 марта с должности советника Председателя Конституционного суда РФ. Поводом для освобождения Владимира Овчинского от должности стала жесткая последовательная позиция в отношении проводимой реформы либерализации наказания. 9 марта в журнале «Однако» он опубликовал статью «Уголовное цунами», в которой профессионально обосновал все недостатки проводимой реформы. После выхода статьи Владимир Семенович был уволен.

«Сопротивление» публикует полный текст сатьи Владимира Овчинского.

Уголовное цунами

Госдума приняла поправки в Уголовный кодекс, в соответствии с которыми упраздняется нижний предел санкций в виде лишения свободы по 68 составам преступлений, в том числе по тяжким и особо тяжким преступлениям. Проект закона «О внесении поправок в Уголовный кодекс РФ» не был вынесен на всенародное обсуждение, хотя его последствия могут затронуть всех и каждого.

Модернизация уголовной политики в России — широко разрекламированный, едва ли не главный проект Дмитрия Медведева. Изначально этот проект назывался «гуманизацией» и предполагал смягчение санкций и более широкое применение альтернативных видов наказания, особенно по тем статьям, которые называются экономическими. Планировалось смягчение ответственности за ряд незначительных преступлений, а также перевод некоторых преступлений из уголовных в разряд административных правонарушений. Одна из главных целей реформы уголовно-исполнительной системы — сокращение общей численности осужденных.

Общество отнеслось с пониманием к этим инициативам. Все знают, что у нас много заказных дел и наказание за преступления, которые не связаны с причинением ущерба здоровью или жизни, часто бывает неадекватным. Все знают, что наши тюрьмы переполнены, что условия в них близки к садистским, что в них нередко оказываются совершенно не те люди, которые должен там сидеть. Однако на стадии реализации проекта начали возникать довольно странные метаморфозы.

Во-первых, Министерство юстиции открыто объявило о том, что их задача — именно разгрузка тюрем. Они хотят выпустить как можно больше народу, чтобы оставшимся было комфортно отбывать срок. То есть в тюрьмах должно остаться определенное, по их мнению, адекватное количество заключенных, которым в таком случае можно будет обеспечить человеческие условия существования.

Дальше происходит следующее: от имени президента Российской Федерации поступает блок поправок. Как правило, когда поправки исходят от первого лица, они не подвергаются анализу. Но никакого публичного или экспертного обсуждения этих поправок до того, как они поступили к Дмитрию Анатольевичу, не было. То есть граждане страны просто были поставлены перед фактом, что документ уже принят в первом чтении и что это серьезный шаг вперед на пути к либерализации уголовного законодательства в области экономических преступлений.

При внимательном чтении документа вместо экономических преступлений там обнаружились статьи, связанные с нанесением тяжких телесных повреждений, грабежом, разбоем, нанесением побоев, повлекших смерть, и даже с укрывательством информации о преступлениях. На практике это означает, могут не подвергнуться лишению свободы лица, осужденные за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, угрозу убийством, изъятие органов или тканей человека, находящегося в беспомощном состоянии, незаконное помещение в психиатрический стационар и т.п. В этом же списке снижение ответственности за укрывательство преступлений. Получается, что опасные и особо опасные преступники и рецидивисты будут находиться на свободе, подвергаясь абсолютному минимуму наказаний.

Решать задачи минимизации числа осужденных посредством элементарного сокращения санкций по меньшей мере наивно, поскольку размер того или иного наказания на число осужденных не влияет. Сокращение численности «тюремного населения» возможно лишь при оптимизации криминальной обстановки и сокращении объемов фактической преступности и никак иначе.

Авторы законопроекта «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации» пишут, что за основу для «модернизации» взяты самые массовые статьи — те, по которым проходит большинство граждан, попадающих за решетку. Но это явно не экономические статьи. Статистика Верховного суда показывает, что с 2004 по 2009 год ничтожное количество людей получило серьезные сроки за тяжелейшие преступления — разбой, совершенный группой лиц, телесные повреждения, повлекшие смерть.

Мы написали массу писем во все фракции, руководителям обеих палат и в профильные комитеты. Правовое направление Госдумы тоже было в ужасе оттого, что вместо экономических в документах оказались «убойные» статьи. Никто не выступает против оптимизации уголовной политики. Но почему коррекции подвергаются статьи, касающиеся преступлений против личности?!

Надо сказать, что первую попытку отменить верхний предел по тяжким преступлениям Минюст предпринял еще два года назад. Теперь решили отменить нижний. Следующим шагом Минюста, по всей видимости, станет перелопачивание всего УК и УПК. У нас есть данные, что в недрах министерства готовятся документы, цель которых выпустить на свободу как можно больше заключенных и, желательно, не посадить новых.

Проект также допускает возможность сохранения условной меры наказания при совершении условно осужденным в течение испытательного срока нового умышленного преступления средней тяжести, к числу которых относятся кражи, мошенничества, умышленные причинения средней тяжести вреда здоровью, грабежи, вымогательства, угоны транспортных средств и другие наиболее распространенные преступления. Это значит, что если человек, совершивший преступление и получивший за это условный срок (домашний арест, подписка о не выезде), снова идет на преступление, тюрьма ему все равно не грозит. У него что, три попытки? Во всем мире, если ты нарушаешь правила домашнего ареста, ты наказываешься по своей статье еще более жестко.

Более того, сейчас стоит задача облегчить условно-досрочное освобождение.

Во всем мире разговор об УДО начинается с вопроса о том, компенсировал ли заключенный нанесенный им ущерб. Сделал ли он такую попытку или хотя бы стремится загладить свою вину. У нас заключенные освобождены от необходимости возмещать ущерб. Они кушают, играют в пинг-понг, ставят спектакли — все за счет государства. Если они и выплачивают компенсацию, то сначала должны отдать все в счет государства за свое содержание, и потом, если что-то останется, заплатить тому, кого они изуродовали.

Попытка общественности внести поправки, учитывающие права жертвы преступления, провалилась. Какова реакция на поручение президента, которое он дал по этому поводу 8 мая 2009 года, неизвестно. Но по реакции Минюста понятно, что чиновники ведомства не считают, что у потерпевших есть какие-то права и что их надо каким-то образом соблюдать. Объясняя свою позицию по проблемам жертв преступлений, чиновники выдвигают два невежественных, если не сказать ложных, тезиса. Первый — о том, что обеспечение конституционных прав потерпевших — это ужесточение наказания и увеличение количества тюремного населения, о размере которого они так пекутся. Второй тезис — что мировая практика компенсаций жертвам тяжких преступлений приведет к разорению бюджета страны.

В прошлом году я разговаривала по поводу законопроекта с министром юстиции г-ном Коноваловым и задала вопрос: считает ли он адекватным правосудие, которое работает в системе «государство — преступник», не учитывая того, что оно должно обслуживать в первую очередь заявителя. Система современного международного правосудия считает своей главной задачей не столько наказание преступника, сколько восстановление прав жертвы. Это позволяет снижать социальное напряжение в обществе, демонстрировать заботу государства о законопослушном гражданине. Я получила от министра гневную отповедь: наша главная задача — разгрузить тюрьмы.

Законы о том, чтобы быстро вытряхнуть заключенных из тюрем, принимаются непродуманно, галопом. Понятно, что поручения президента надо исполнять. Но есть два документа, которые должны быть приняты до того, как кого-то выпускать из тюрьмы. Это программы ресоциализации и надзора за освободившимися осужденными. Почему освобожденные часто совершают повторные преступления? Потому что у них нет ни кола, ни двора, ни денег, ни работы. Они обречены на то, чтобы через полгода снова оказаться в тюрьме. Но эти полгода — это наша жизнь, наше здоровье, до которых господам гуманизаторам нет никакого дела.

Получить УДО и сейчас легче легкого. Есть три критерия выхода по УДО. Первое — надо отсидеть половину срока. Второе — изобразить раскаяние. И третье — не иметь нареканий со стороны тюремного начальства. И все. Ни социальная опасность, ни компенсация нанесенного ущерба не оценивается. Заключенный отсидел полсрока за счет государства, пустил слезу… и его выпустили. Но Федеральная служба исполнения наказаний дошла до такого извращения, степень изощренности которого нам еще предстоит оценить.

Недавно на РЕН ТВ стартовала удивительная программа «Приговор», заявленная как совместный проект с ФСИН. У нас много на телевидении программ, имитирующих суд — «Суд идет», «Федеральный судья» и пр. Профессиональные судьи говорят, что такие передачи формируют у граждан ложное представление о правосудии, что эти программы вредны. Но то, что выпустил ФСИН совместно с РЕН ТВ — просто шедевр.

В студии двенадцать присяжных — «Большое жюри» — пересматривают уголовные дела, по которым отбывают наказание осужденные. Ведущий программы беседует в колонии с заключенными, у которых есть право подать прошение об УДО. Затем в студии присяжные, из которых шестеро — слесари и сантехники, а еще шестеро — режиссеры и дирижеры, известные журналисты, пытаются понять, раскаялся ли осужденный, не опасен ли он больше для общества и достоин ли УДО. Перед съемкой присяжным дают справочку, листа на три, о материалах дела. Дальше они с этой справочкой, за 45 минут, принимают решение. В первой передаче они рассматривали дело товарища, который убил своего годовалого ребенка.

Что тут сказать? Во-первых, это девальвация суда присяжных. Работа присяжных — тяжелый многомесячный труд. Человек, прежде чем проголосовать, месяцами ежедневно изучает дело, слушает, смотрит, сомневается, обсуждает. Это никак не делается за 45 минут по справке из трех листов. Я говорила с коллегой, которая принимала участие в этой передаче.

Программа записывается вперед на несколько эфиров. Она записывалась в восьмой передаче, все семь предыдущих приговоров были оправдательными. Каких же осужденных ФСИН предлагает в эту передачу? Там нет несчастных женщин, которые зарезали мужа ножом, за то, что он ее истязал или бил ее ребенка. Там наркокурьеры, убийцы детей… А решение программы «Приговор» будет направленно в суд в порядке поддержки просьбы о выходе на условно-досрочное освобождение. Учитывая, что эту программу соорудил ФСИН, это будет весомое мнение, едва ли не решающее.

Это приговор всем нам. Нас ждет не просто холодное лето 53-го года, а, может быть, даже что-нибудь и почище.

Многие эксперты подтвердят, что любые социальные волнения революционного толка на 90% осуществляют профессиональные криминальные круги.

Единственная задача, которую ставит перед собой эта публика, — массовый выход на свободу под видом гуманизации правосудия уголовников по средним и тяжким статьям. Грядет криминальная революция.

Уголовное законодательство Российской Федерации должно развиваться в рамках либерализации, считает глава комитета Госдумы по конституционному законодательству Владимир Плигин. «Двигаясь в этом направлении, мы не должны игнорировать вопросы жизни и здоровья людей, вопросы преступности, связанной с физическим насилием против граждан, — уверен депутат. — Нужно прежде всего помнить о защите общества от преступных посягательств!»

Владимир Плигин, председатель комитета Госдумы по конституционному законодательству:

Уголовное законодательство Российской Федерации должно развиваться в рамках либерализации. На это направлена инициатива президента. Изменения предполагают уменьшение нижних пределов санкций по отдельным уголовным статьям. Я полагаю, что Уголовный кодекс Российской Федерации нужно проанализировать и соотнести с Кодексом РФ об административных правонарушениях. Целый ряд статей, которые в настоящее время определяются как уголовные и влекут уголовное наказание, могут быть включены при определенных условиях в Кодекс РФ об административных правонарушениях и подразумевать соответствующие санкции. Это становится возможно в связи с тем, что штрафы, которые назначаются в рамках Кодекса РФ об административных правонарушениях, являются существенными и в целом ряде случаев превышают штрафы, которые назначаются в соответствии со статьями Уголовного кодекса.

Вместе с тем, я полагаю, что, двигаясь в этом направлении, мы не должны игнорировать вопросы жизни и здоровья людей, вопросы преступности, связанной с физическим насилием против граждан. Мы должны крайне осторожно подходить к корректировке санкций по преступлениям, связанным с физическим насилием, включая, например, разбой, грабеж и пр. Более того, я полагаю, что в целом ряде случаев необходимо тщательно проанализировать складывающуюся в настоящее время практику и, возможно, скорректировать законодательство применительно к статьям, связанным с физическим насилием. Особенно это касается убийств с отягчающими обстоятельствами. Вполне возможно, стоит выделить отдельные дополнительные составы преступления и следить, чтобы наказание было адекватно тяжести данных составов.

Нам необходимо внимательно изучить, какие наказания получают люди, которые совершили повторные насильственные действия, повлекшие вред здоровью или потерю жизни. Мировая практика в таких случаях предусматривает применение жестких мер. В большинстве стран лица, совершающие повторные деяния в столь чувствительной области как защита жизни и здоровья людей, получают крайне длительные сроки лишения свободы, которые исчисляются десятками лет, или даже пожизненное наказание. Я думаю, мы такую работу проделаем вместе с представителями Общественной палаты, с представителями общественности и посмотрим, какие предложения в этой области могут быть сделаны.

Перед нами не стоит задача разгрузки тюрем. В данной ситуации нужно прежде всего помнить о защите общества от преступных посягательств. В то же время мы должны исходить из того, что в целом ряде случаев, как говорят специалисты, большой круг лиц отбывают наказание за преступления малой тяжести или не тяжкие преступления. По оценкам специалистов, число таких заключенных достигло 300 тыс. человек.

Что касается облегчения условно-досрочного освобождения, то все дело в том, что каждый раз применительно к каждому составу преступления это должен быть отдельный разговор. И очень важно учитывать все особенности личности, в отношении которой применяются данные меры. Мы должны добиться того, чтобы во всех этих случаях, освобождались лица, наказанные за преступления, которые не представляют значительной общественной опасности. А ведь часто наказания назначаются формально с учетом требований Уголовного кодекса. Поэтому и возникла инициатива уменьшения нижних пределов наказания. В этих случаях действительно возможно ставить вопрос об освобождении данных лиц от реального лишения свободы.

Вне зависимости от оценки общественной опасности и необходимости защиты интересов общества разгрузку тюрем вряд ли стоит рассматривать как самостоятельную задачу — вне проблемы общественной безопасности. Можно, не пренебрегая интересами общества, сделать так, чтобы лица, которые могут быть исправлены без назначения реального наказания, его не отбывали. А число такого рода лиц, по оценкам специалистов, очень велико.

журнал «Однако»