В этом году 12 ноября отмечается 16-ая годовщина Конституции России. О том, с чем подходит к этой дате Конституционный суд Российской Федерации, и какие проблемы имеет главный нормативный акт страны, рассказал председатель Конституционного суда России Валерий Зорькин в своей статье, опубликованной в «Российской газете».
Я, конечно, мог бы рассмотреть проблему российской Конституции, вообще никак не реагируя на те страсти, которые с недавних пор кипят вокруг Конституционного Суда.
Но, во-первых, есть разница между академическим ученым и лицом, ответственным за деятельность КС. Паралич КС или даже дезорганизация его деятельности неминуемо окажут — и это все понимают — крайне негативное влияние на российскую государственность.
А во-вторых, любые абстрактные рассуждения, приуроченные к юбилейной дате, неимоверно скучны. Как для рассуждающего, так и для читающего. В отличие от многих я убежден, что российская смута — родная дочь этой самой скуки. Разве не об этом говорит опыт распада СССР? Сначала застойная скука, а потом перестроечная смута. Нужно быть очень нечутким человеком для того, чтобы не понять, как именно одно переходит в другое.
Но в чем альтернатива юбилейной академической скуке? Казалось бы, очевидно. В острых ответах на задаваемые острые вопросы.
Так-то оно так… Но одно дело, когда остро ставятся вопросы больные и глубокие. Те самые, которые поэт когда-то назвал «проклятыми», потребовав, чтобы на них давались «прямые ответы».
И совсем другое дело, когда остро ставятся вопросы, сами по себе «не стоящие выеденного яйца».
Вопросы, используемые для того, чтобы развернуть против того или иного объекта полноценную войну, как минимум информационную. А как максимум — и организационную, и политическую.
Из собственного горького опыта (он же — пресловутая перестройка) мы знаем, что в отличие от войн обычных объектами политических войн являются те ключевые ведомства, без адекватной деятельности которых не может быть обеспечена стабильность государства и общества.
Объявлена ли такая война Конституционному Суду? Или же я превратно истолковываю адресованную ему здоровую критику?
Тем, кто хочет получить серьезный ответ на столь непростой вопрос, предлагаю сравнить происходящее вокруг Конституционного Суда со всем, что происходило и происходит вокруг министерства внутренних дел.
Конечно, наивный человек может упорно настаивать на том, что и критика в адрес КС, и критика в адрес МВД обусловлена только недостатками в деятельности данных узловых систем российской государственности.
Предоставив наивным людям возможность вновь и вновь обольщаться, хотел бы что-то обсудить с людьми ненаивными. Напомнив им о том, что в конце 80-х годов ХХ века были два борца с коррупцией — Тельман Гдлян и Николай Иванов. Боролись они с этой коррупцией повсюду. Особенно же — в Средней Азии. И были одним из звеньев перестроечного проекта.
Стала ли меньше коррупция после того, как данный проект был реализован? Если бы стала, то Гдлян и Иванов оказались бы героями, победившими страшнейшее зло. А если все произошло наоборот? И в результате осуществления проекта, в котором эти люди участвовали, коррупция увеличилась безумным, сногсшибательным образом? Таким, что все тогдашние среднеазиатские сюжеты вызывают сегодня только улыбку? Как тогда относиться к этим уже почти забытым героям?
Это не значит, что в каждом правдолюбце и критике надо видеть потенциального разрушителя. Подобный подход породил бы пресловутую неприкасаемость ведомств. И все, что вытекает из этой неприкасаемости. Чиновное чванство, сонное безразличие к собственной деятельности, цинизм.
Но как отличить подлинное правдолюбие от подделки?
Готовых рецептов нет и не может быть. Но доза здорового скептицизма все же необходима. Не надо, столкнувшись с чем-то, напоминающим вышеописанное перестроечное действо, восклицать: «Это заказ!» Но приглядываться надо повнимательнее: к тому, кем, что, как, где и когда сказано по тому или иному конкретному поводу.
Начну с «кем»
В МВД соискателем на роль, подобную роли Гдляна и Иванова, оказался некий майор Дымовский. Оставляю каждому возможность оценить эту личность сообразно своему профессиональному опыту. Мой опыт говорит о том, что сомнительные моральные качества майора Дымовского написаны крупными буквами на его челе. И что стереть этот текст с чела не могла даже блистательная пиар-команда, приставленная кем-то к раскручиваемому зачем-то майору. То, что команда была приставлена, — достаточно очевидно. Главное — кем приставлена и зачем?
Не хочу вдаваться в подробности «антимилицейской кампании». Тут важно лишь то, что речь идет о кампании. Никоим образом не собираюсь утверждать, что используемые в кампании негативные факты высосаны из пальца. В конце концов деятельность Гдляна и Иванова тоже разворачивалась не на фоне, лишенном самых разных черных пятен, свойственных тому времени. А вот то, что «черные пятна» в деятельности нынешнего МВД интересуют сегодняшних архитекторов «антимилицейской кампании» ничуть не больше, нежели архитекторов перестройки — уменьшение коррупции в СССР… Неужели это не очевидно?
Основное отличие между КС и МВД в том, что МВД является предельно разветвленной системой, в деятельности которой участвует огромное количество людей. Среди них просто не может не быть и героев, и «оборотней». А как иначе? Огромное количество милиционеров работает в непосредственном соприкосновении с преступностью, погружено в нашу весьма небезусловную действительность, заражено тем, что ей свойственно.
Найти в такой системе темные пятна не составляет никакого труда. Достаточно вывести за скобки героев, зафиксировать внимание общества на «оборотнях» (которые и впрямь ужасны и отвратительны) — и дело сделано. Кампания входит в правильную колею.
Конституционный Суд — крайне неразветвленная система. В ее ядре (вряд ли кого-то интересует аппарат КС) — девятнадцать человек. «Нарыть» тут какой-то объективный негативный материал очень трудно. Поэтому нужно проводить кампанию не с опорой на хоть какую-то «достоверность», а с опорой на абсолютную голословность. Место вчерашних Гдляна и Иванова предложено занять двум конституционным судьям — Владимиру Ярославцеву и Анатолию Кононову. Оба они, заявляя, что Конституционный Суд действует по указке Кремля, принципиально и не случайно воздерживаются от каких-либо доказательств.
Ведь одно дело, если обнаруженная скверна носит доказательный, а значит, конкретный и относительный характер. Такой-то конституционный судья плох тем-то. Путь к исправлению ситуации понятен.
Другое дело, если скверна носит характер бездоказательный, абстрактный и абсолютный. Плохи все судьи, за исключением критиков. Чем плохи? Тем, что Кремль ими руководит. Как это исправить? А никак! Даже если заменить этих судей другими — Кремль и выдвинет кого надо, и руководить будет своими выдвиженцами как надо. Суд неисправим! А что делают с неисправимыми — понятно.
В конце концов Дымовский, использованный в «антимилицейской кампании», всего лишь майор. Но в кампании против КС задействованы не майоры, а, так сказать, «маршалы». Сначала — Владимир Ярославцев, выступивший в испанской El Pais, затем — Анатолий Кононов, поддержавший коллегу в «Собеседнике».
Тем, кто все еще не уловил аналогии между двумя пиар-кампаниями, напоминаю, что сразу же после раскрутки Дымовского с оригинальным предложением выступил Андрей Макаров. Депутат Госдумы от партии «Единая Россия», то есть, так сказать, вовсе не майор, а как минимум политический генерал. Предложение состояло в том, чтобы… ликвидировать МВД. А поскольку все понимают, что просто так взять и ликвидировать МВД невозможно, то реальным содержанием проекта является, так сказать, «зачумление» ведомства. В конце 80-х годов такой проект очень активно осуществлялся по отношению к армии.
А теперь ставлю вопрос ребром: сколько ключевых звеньев в системе государственного управления надо подобным образом вывести за все возможные скобки, чтобы система в одночасье развалилась? При том, что ни о каких революционных очищениях речь, как мы понимаем, не идет. Нет ни революционной атмосферы, ни революционных кадров.
Но, может быть, Конституционный Суд и впрямь так погряз в сервильности, что он сам себя вывел за скобки, став придатком к кремлевской администрации, стремящейся перевести страну на рельсы политической деспотии?
Чем необходимое обсуждение такого вопроса отличается от грязного бездоказательного пиара, то бишь информационной войны? Известно, чем! Тот, кто всерьез обсуждает вопрос, не может игнорировать факты. А тот, кто ведет информационную войну, может.
19 ноября 2009 года Конституционный Суд Российской Федерации принял решение, согласно которому смертная казнь в России отменена. Это — непопулярное решение, которое Конституционный Суд совершенно не обязан был принимать в том виде, в каком оно было принято. Ему гораздо легче было переложить ответственность на законодательную власть. Но КС поступил иначе.
Итак, КС принял решение, во-первых, очевидным образом либеральное. И, во-вторых, столь же очевидным образом непопулярное. А ведь именно в неспособности КС принимать такие решения — суть демаршей Ярославцева и Кононова: «Мы-де, мол, либеральные люди! Люди просвещенные! Мы — настоящие западники! А наши коллеги настроены антилиберально, антизападно. Так же, как и руководящий их деятельностью Кремль! Стремящийся к установлению в стране политической деспотии».
Казалось бы, данное решение КС не оставляет камня на камне от таких рассуждений! В самом деле, если Конституционным Судом командует Кремль, стремящийся осуществлять антидемократическую внеправовую деспотию, то зачем этому Кремлю требовать от Конституционного Суда принятия решения, резко ограничивающего возможности деспотии?
Если бы речь шла о полноценном обсуждении изъянов в работе КС или даже неисправимой порочности Суда, то все было бы сконцентрировано вокруг ответа на сформулированный мною очевидный вопрос. А поскольку никто не только не сконцентрирован на обсуждении этого вопроса, но и не рассматривает его вообще, то речь однозначно идет о пиар-акции, участники которой убеждены в беспроигрышности используемой тактики: «Если вы нас тронете, то мы — гонимые жертвы. А если вы нас не тронете, то мы камня на камне не оставим от вашей репутации. Выбирайте!»
Что ж, коль скоро наше общество является «обществом спектакля», то такой номер проходит. Но «общество спектакля» — это прямая противоположность тому гражданскому обществу, за которое якобы ратуют Ярославцев и Кононов. Главное действующее лицо «общества спектакля» — зевака, жаждущий предъявления любой грязи. Главное действующее лицо гражданского общества — скептический, ответственный человек, которого тошнит от красивых, но бездоказательных слов.
Дискуссия — это прямая противоположность пиару. В основе дискуссии — вера в разум, в логику, в доказательность, аргументированность. В основе пиара — дешевая, крикливая ложь.
Так какое общество мы строим? И строим ли? Или же хотим повторить то свое прискорбное прошлое, в котором спектакль возобладал над гражданственностью? Но, повторив его, мы окончательн&